Дмитрий Дмитрий - Петербургские хроники. Роман-дневник 1983-2010 Страница 4

— Ни хрена у них с карпом не выйдет, — убежденно доказывал нам дед. — Карп тепло любит. А в нашем озере вода родниковая, ледяная. Да разве Бубнову про то известно? Он наше озеро небось только на карте и видел. Так вы это, хлопцы… Подсобите старику… Загубит Бубнов озеро.

Узнав, что дальше сельсовета дед со своей бедой не обращался, Крикушин умылся и тут же написал возмущенное письмо в газету, весьма художественно изобразив борьбу истинного защитника природы с головотяпами от науки. В письме делался намек, что административное рвение некоторых граждан уместно использовать при рытье канав и котлованов, но никак не в деликатном деле преобразования природы.

— Я этому Бубнову! Сушить его, колотить!.. — радостно блестел глазами старик, убирая письмо в шапку. — А вы, хлопцы, осенью приезжайте. За грибками сведу, порыбачим…

После его ухода мы обнаружили под столом холщовый мешок с маленькими пупырчатыми огурцами и еще одну четвертинку».

23 мая 1983 г.

Ходил сдавать бутылки, чтобы купить пластинку Давида Тухманова «НЛО».

Занял очередь и помчался за бутылками, толкая коляску с Максимом. Пока мы ездили, очередь прошла.

Но пластинку купил. Замечательная музыка.

Сюжет. В одной организации ЭВМ дала рекомендацию включить в штатное расписание шута. Ей поставили задачу оценить психологический климат в коллективе, и железная мозга, собранная на военном заводе, в присутствии высокого начальства и журналистов порекомендовала шута. Включили. Шут подсмеивался над нелепостями, резал правду-матку в глаза и всех издергал. Потом выяснилось, что программисты ошиблись, неправильно расшифровали рекомендации машины. Шута и программиста уволили.

«Шут»?

25 мая 1983 г. На Васильевском.

Обошел квартиру, прибрался маленько. И вместо того, чтобы, как подобает начинающему писателю, наброситься на чистую бумагу, сел читать сборник «Русский фельетон». Забавная книжка — в ней собраны наши классики от А. Сумарокова до Д. Бедного. Есть Крылов, Пушкин, Некрасов, Герцен, и даже Достоевский.

Зачитался.

«История скажет вам, что славнейшие народы, когда у них не было соперников, не было деятельности гражданской извне и снутри, слабели, ржавели, вырождались или дряхлели и разрушались. Вспомните персов, греков, римлян» (Н. А. Полевой).

…………………………

К «Феномену Крикушина»:

«…Развитие нашей деятельности не ускользнуло от недремлющего ока участкового Гриши. Он вновь пришел к нам. На этот раз он был хмур.

Меркурий усадил его на скамейку в тени деревьев и повел задушевную беседу, начав с погоды. Вскоре он совершенно бескорыстно пообещал устроить Гришу на юридический факультет для продолжения успешно начатой карьеры. Некоторое время Гриша сидел, зачумленный радужными перспективами, которые рисовал ему Меркурий. Тот сыпал на участкового фамилии декана, профессоров и просто почетных работников юстиции, с которыми, как выяснилось, он был на совершенно короткой ноге. Всё это сулило Грише небывалый успех на почве сыскного дела. Но вскоре Гриша очухался и вспомнил о цели своего визита.

— Тут какую-то ерунду про вас говорят, — смущенно улыбнулся он. — Что ваш друг пишет рассказы, которые потом сбываются. Это правда?..

Ненатурально рассмеявшись, Меркурий позвал меня.

— Ты только послушай, что про нас болтают. И это в наш век твердых материалистических позиций!

Он тут же объяснил Грише, что людям свойственна тяга ко всякого рода волшебству и они выдают желаемое за действительное. В принципе, настоящая литература всегда реалистична. Даже когда она относится к фантастическому жанру. Взять, к примеру, «Золотой ключик». Все понимают, что деревянного мальчика Буратино быть не может, но он с детства живет в нашем сознании. Что это такое? Фантастический реализм! Или «Отцы и дети» писателя Тургенева. Живого человека Базарова не было, а в школе его изучают. Опять же «Му-му» вышеупомянутого автора. Или Катерина — луч света в темном царстве. Живой трагический образ. Многие плачут. А над чем, спрашивается?..

— Скажу тебе по секрету, — понизил голос Меркурий, — люди просто хотят попасть в герои литературного произведения. Хотят, чтобы их заметили и написали про них. Описали их нелегкие судьбы. Понимаешь?.. А всё остальное — выбрось из головы. Стой на твердых позициях материализма. Тебе в университет поступать.

На прощание Крикушин подарил Грише новогоднюю открытку со своим автографом. «Волга впадает в Черное море. Ура!» — написал он и расписался. Гриша прочитал и задумался.

— Частично, конечно, — пояснил Крикушин. — Через канал Волго-Дон. А так, вообще, в Каспийское…

Гриша обрадованно закивал и попросил дописать про канал.

На этот раз Степка вел себя смирно».

26 мая 1983 г. Ленинград, дома.

Ночью писал. Проснулся поздно. Сделал пробежку по Смоленскому кладбищу. Прочитал рассказик У. Сарояна «Иностранец» в журнале «Ровесник». Стало завидно. Полежал, покурил, полистал другие журналы и перечитал рассказ снова. Чувствую, что еще не раз вернусь к нему. Дивные пропорции. Всего в меру.

Приятно покупать новые записные книжки. Смутные надежды, связанные с покупкой — то ли жизнь пойдет другая, то ли напишется многое…

27 мая 1983 г. Ленинград, дома, на кухне, 4 часа ночи.

Прочитал сборник Константина Воробьева «Тетка Егориха» (1967 г.). Хорошо!

Говорят, Воробьев умер. Жаль…

Там есть стихи Наума Коржавина о писательстве:

Ни трудом и не доблестьюНе дорос я до всех.Я работал в той области,Где успех — не успех.Где тоскуют неделями,Коль теряется нить,Где труды от безделияНелегко отличить…Ну, куда же я сунулся?Оглядеться пора!Я в годах, а как в юностиНи кола, ни двора…

В самую точку. Это и про меня тоже.

И что делать?

Ложусь спать.

31 мая 1983 г. Зеленогорск.

Сегодня тесть перевез нас в Зеленогорск. На багажнике автомобиля ехала двуспальная кровать, которую нам отдали. Ольга говорит, что помнит эту крепкую прибалтийскую кровать с раннего детства — прыгала на ней, кувыркалась, устраивала домики для себя и кукол, играла в пароход.

Завтра у Ольги начинается отпуск. У меня от отпуска осталось семнадцать дней. И много, и мало.

Хочу заняться баней, огородом, благоустройством территории, выбраться на рыбалку, погулять с сыном, поднять спортивную форму — продолжить бег по утрам. И самое главное: дописать повесть! А также подчистить и переделать заготовки рассказиков, сделать их рассказами.

Понятно, что на всё времени не хватит, но так жадно я устроен.

«Начиная новую вещь, надо содрать с себя старые обои».

В этой связи не понимаю Жорж Санд, которая ночью, закончив роман, выпила чашечку чая и начала новую повесть. Скорее всего, я ее читал — была у меня на книжном стеллаже ее книга, но ни хрена не помню.

1 июня 1983 г. Дома.

Между письмом почитываю Вениамина Каверина — «Скандалист или Вечера на Васильевском острове», 1928 года сочинение. Есть стилистически интересные места. Такое, например, пульсирующее начало: «Едва начался доклад, как все уже спали. Все!»

Прозу Каверина, как и коньяк, надо потреблять маленькими глотками.

Каверин: «Он уже ходил по комнате и трогал вещи».

«Сущевский, беллетрист, байбак и пьяница, негромко бил в барабан, забытый музыкантами в артистической комнате Капеллы».

«Но он не растерялся, напротив того — действовал уверенно и, главное, с легкостью, с легкостью необычайной».

Хорошая ритмическая проза. Завидую.

Когда я начинаю замечать окружающие вещи — пепельницу, чашку с чаем, часы и т. п., то понимаю, что проку не будет, и встаю из-за стола.

Сегодня писал двенадцать часов с небольшим перерывом на обед. Написал пять страниц от руки. Мало!

7 июня 1983 г. Зеленогорск, 2 часа ночи.

Вчера, ускользнув от литературных занятий, поправил печку в бане, переложил камни, прочистил дымоход, намыл пол, стены, полки. А сегодня протопил жарко и парился. Окатывался холодной водой, пил квас из банки, покуривал в предбаннике, отворив окошко. Веники нарезал с берез и своего дубка.

И взгрустнулось, чуть не до слез. Вспомнил, как парились с Володей и Скворцовым. Весело было.

Сижу в предбаннике и вижу Володю. Прямо передо мною стоит. «Писать надо, а не пописывать, — говорит с хитроватой ухмылкой. — Бери пример со старшего брата. Когда мне надо было книжку в издательство сдать, я послал всё на хрен, и засел на месяц в Публичке. Книга — это поступок».

Почему-то вспомнилось: Володя пришел к генеральному директору своего института в день приема по личным вопросам и завел разговор о работе.