Артемий Ульянов - Новые записки санитара морга Страница 4

— У меня?

— У наших на чемпионате. Сделают финнов?

— Сложно сказать. Тут дело в силе духа. Жажда к победе, я так считаю.

— Да, пожалуй. Думаете, у наших больше жажды этой?

— Надеюсь. Скоро увидим, — ответил я, немного удивленный поворотом разговора.

— Ау вас… как с этим дело обстоит? — неожиданно сменил курс водочник.

— Знаете, это довольно абстрактный вопрос, — уклончиво протянул я.

— Да, абстрактный, но очень важный. Знаете, самые важные вопросы в этой жизни — в основном абстрактные. Хотите, честно вам скажу? — доверительно понизил он голос, подавшись вперед. — Из всех кандидатов на место пиарщика, которых я видел, а их немного, с фактической точки зрения — вы самый слабый. Без опыта в отрасли, без громких дипломов.

— А зачем я здесь тогда?

— Из-за хоккея, — предельно серьезно сказал Дмитрий Сергеевич.

— Шутите?

— Нисколько. Продвижение алкоголя — это поле нестандартных решений, ведь куда ни плюнь — все нельзя. А кадровика нашего вы этим хоккеем зацепили. Значит, можете цеплять. Мне не нужен пиарщик, который будет бегать по избитым маршрутам, рядом с толпой таких же, как он. Кроме того, я не сомневаюсь в уровне вашего профессионализма.

— Почему?

— Видел вашу пиар-программу на сайте «Альфа Эксперт». Ну, и навел кое-какие справки. Но. я вам так скажу. Сейчас для вас стать директором по связям с общественностью третьего водочного бренда в стране — это не вопрос профессионализма. Жажда нужна, понимаете?

— Да, понимаю, — кивнул я, смакуя самое необычное собеседование в моей жизни.

— И вот я смотрю на вас и думаю. Сделаем финнов-то?

— Постараемся. — начал было я. Но он оборвал меня:

— Стараться не надо, надо сделать. И это будет тяжело.

— Значит, будет тяжело, — кивнул я.

— Берите документы и ступайте в отдел кадров, Артём. И постарайтесь там быстрее управиться с формальностями. А то ваш рабочий день начался уже три часа назад, — сказал он, вставая и протягивая мне руку.

Буквально через полчаса водочный бизнес накрыл Антонова с головой. Исконный русский напиток, традиционный антидепрессант и участник каждого праздничного стола, надолго стал для меня делом жизни. Я жадно вцепился в работу. И она была не просто добыванием зарплаты. Добиться внушительных результатов под скептические взгляды опытных водочников — это был очередной серьезный вызов, чем-то сродни дуэли.

В первые месяцы нагрузки были нешуточными. Иногда казалось, что все против меня. Громоздкий административный аппарат крупной компании, несговорчивые журналисты, бюджетные битвы в кабинетах учредителей, финансовые проволочки, бесконечные мелкие накладки. Приходя на работу раньше положенного, я с тревогой открывал ежедневник, напоминавший записки сумасшедшего, и просто не знал, за что хвататься.

Положение осложнялось тем, что громкий пост директора по связям с общественностью не подразумевал дирекции. Я был главой направления без единого подчиненного. Владелец компании, солидный степенный дядька с добрыми глазами и непростым нравом, впервые увидев меня, спросил:

— Так вы наш главный пиарщик?

— Единственный, — уточнил я.

— Единственный, а потому главный, — значительно заметил он. И это была официальная позиция.

В какой-то момент я попал в заложники собственных инициатив, утвержденных на самом верху административной лестницы. Времени на личную жизнь, не связанную с водкой, практически не было. Водка стала моей личной жизнью, словно требовательная властная жена, плотно прижавшая законного супруга каблуком. Я быстро приобрел два верных признака настоящего загруженного пиарщика. Хронический дефицит сна, заставляющий отрубаться в любой удобный момент. И однообразная одежда в виде классических костюмов, ведь другую носить было некогда. Заходя в продуктовый магазин за жратвой, первым делом шел в ликеро-водочный отдел, хоть и не собирался ничего покупать. Но посмотреть, как стоит «кормилица» и ее конкуренты, атои поговорить с продавцом под видом покупателя, был просто обязан.

Офисный цейтнот чередовался с плотным графиком командировок. Кое-как победив самые срочные дела к обеду, я уже видел на рабочем столе авиабилеты, принесенные заботливым координатором маркетингового отдела. Вскоре сотрудники аэропорта «Внуково» стали узнавать меня, участливо спрашивая, куда собрался на этот раз. Кухонный холодильник стремительно покрывался сувенирными магнитами, которые я по традиции привозил из разных точек необъятной державы.

Кроме того, эти вояжи сопровождались немалой химической нагрузкой. Если бы я продвигал детское питание, ну, или кефир — это одно. Но водочника, приехавшего говорить о делах, без продукта люди просто не воспринимали. И продукт обязательно проходил дегустацию, благо был весьма достойного качества. Употребление алкоголя, причем исключительно своего производства, было неотъемлемой и тяжелой частью моей работы. В зависимости от обстоятельств я выпивал, пил, чуть прикладывался или крепко принимал на грудь во всех часовых поясах моей Родины. Однажды, когда добирался до далекого Иркутска бизнес-классом, заботливая стюардесса спросила, не желаю ли я чего-нибудь выпить. «Ни за что на свете!» — испуганно пролепетал я, поморщившись.

Особенно горячей порой были новогодние праздники и Масленица. Обеспечивая информационное сопровождение масленичной недели в регионах, я мог бы составить блинный рейтинг основных крупных городов России.

Видел я и другую сторону употребления горячительного, ведь все крупные водочные производители по мере сил старались бороться с самопальной отравой. И мне приходилось регулярно сиживать за богатым столом конференц-зала в центре столицы, обсуждая «меры по борьбе».

Но все эти важные долгие разговоры о катастрофической ситуации и массовых отравлениях не производят должного впечатления. По-настоящему ужаснулся лишь тогда, когда один из наших сибирских дистрибьютеров отвез меня поутру в неприметный городской двор. Между пятиэтажек, чуть сбоку от детской площадки, расположился кургузый кирпичный сарайчик, покрытый облупившейся желтой краской, с узенькой дверцей и маленьким зарешеченным окошечком. Убогая вывескауверяла, что это хозяйственный магазин. Открывался он в девять часов утра. И вполне можно было подумать, что мужчины из окрестных дворов очень хозяйственные люди. Ведь без пятнадцати девять перед входом уже стояла внушительная очередь. Вполне нормально одетые, они терпеливо перетаптывались на морозе в ожидании открытия. Что же собрало их здесь в будний день? Что за хозяйственные нужды? Ответ прост. «Бодрячок». Так называется хвойный экстракт для ванн. К хвойным ванным очередь равнодушна. Не равнодушна она к этиловому спирту, который входит в состав этого копеечного косметического средства. «Хозяйственный» откроется ровно в девять. И через двадцать минут «бодрячка» в нем уже не останется. Пустые пузатые флакончики будут валяться на снегу, прямо рядом с крыльцом. И речи о пьянстве здесь неуместны. Это этиловая наркомания, возведенная в степень низким жизненным уровнем.

Шли годы работы в водочной индустрии. Сменив несколько компаний, будучи мужчиной за тридцать, я нередко вспоминал свое экстремальное ритуальное ремесло. Несмотря на покров времени, отчетливо, до самых мелких нюансов, помнил себя, стоящем по пояс в Стиксе, в хирургической пижаме и в клеенчатом переднике, у секционного стола. Та тяжелая суровая мужская работа, которую знал с ранней юности, все никак не отпускала бывшего санитара Антонова. Хотя мы с ней не были связаны каждодневными узами, она продолжала оставаться яркой частью моей жизни.

Изредка созваниваясь с бывшими коллегами, которые продолжали хоронить в одной из московских клиник, я отчего-то чувствовал себя частью команды, а ведь поводов для этого не было. Как-то раз, выкроив свободную субботу, даже наведался к ним в гости. Добравшись до морга знакомым ностальгическим маршрутом, я зашел во двор патологоанатомического отделения. Надавив на звонок служебного входа, прислушался, готовясь вновь попасть в объятия того Царства мертвых, которое оставило такой глубокий след в моей жизни. Дверь открыл Вовка. Я знал, что это будет именно так. Вовка, и никто другой. И дело не в интуиции. Это мог быть только Вовка, ведь так звали обоих дневных санитаров, работающих в отделении. Бумажкин и Старостин. В ту субботу передо мной стоял Старостин. За те несколько лет, что мы не виделись, он изрядно изменился. Молоденького парня, что старался казаться взрослым серьезным мужиком, сменил взрослый серьезный мужик, который был бы вполне не прочь сойти за парня. Обритая наголо голова, короткая рыжая борода, крепкая массивная мускулатура. И глаза взрослого человека, успевшие повидать немало поворотов своей жизни и жизни тех, кто рядом. Такая знакомая, родная хирургическая пижама была на пару-тройку размеров больше, словно выросла и возмужала вместе с ним.