Михаил Чулаки - У Пяти углов Страница 4

— Да-да, сейчас нужно обеспечить двойное обеспечение! Перед Кубком. Шишкин совсем скис.

Вольт хотел было высказаться профессионально, но Надя опередила:

— Наверное, перенапряг. То есть, по-вашему, по-спортивному — перетренировка.

Надя любит показать, что все понимает в спорте, потому что у себя в цирке «прошла через суперспорт в квадрате!». Вольт находит, что вполне достаточно суперспорта — возводить в квадрат уже излишество. Да и вообще не в перетренировке дело, напрасно Надя говорит, чего не понимает.

Поэтому он высказался с некоторой досадой:

Нет, тут чистая психология. На тренировках плывет как дельфин или как твой любимый морской лев, а на соревнованиях не лев, а какой-нибудь дюгонь. Ладно, займусь с ним персонально. Сейчас только сам проплыву для бодрости.

В раздевалке расположилась группа с кондитерской фабрики. Значит, надо было торопиться плавать, пока кондитеры займутся разминкой — специальными облегченными упражнениями, прозванными здешними тренерами «гимнастикой для толстых». Торопиться плавать, потому что когда кондитеры дорвутся до воды, нормально не поплаваешь. Зато в предыдущей группе народу всегда мало, с ними плавать хорошо.

Вольт прыгнул с тумбочки в прекрасную голубую воду, какой нет ни в одном море, прыгнул с затяжкой, как профессионал, и, как всегда в первые минуты, испытал удивительное восторженное состояние — ощущение, близкое к полету! Когда же первый восторг притупился — восторги всегда кратки, таково уж их неизбежное свойство, — ценной стала монотонность плаванья: туда и назад, туда и назад, двадцать пять метров от стенки до стенки — и так все сорок минут без единой остановки; плыл своим неизменным кролем, плыл на чистом автоматизме, и ничто не мешало ему думать. На соседней дорожке мелькал голубой купальник Нади, но это нисколько Вольта не отвлекало: в бассейне надо получать нагрузку и думать, а не флиртовать с собственной женой.

После первых ста или ста пятидесяти метров Вольт почувствовал несильную, но настырную боль в сердце. Это бывало с ним и раньше — вдруг заболит при нагрузке или если очень перенервничает. Боль в сердце настолько не укладывалась в идеальную схему: живи здоровой жизнью и будешь здоров, что Вольт чувствовал себя опозоренным и никогда никому о ней не рассказывал. И не только от стыда — он вообще считает, что нельзя жаловаться на боли и слабости, нужно всегда выглядеть бодрым и сильным. Не любит, когда ноют окружающие, и никогда не жалуется сам. Сердце болело, но он нисколько не сбавлял скорость. Поболит — и перестанет! Надо только думать о чем-нибудь интересном и важном. Поболит — и перестанет, а он все равно доживет до ста пятидесяти лет и даже дольше!

И действительно — перестало.

Купальник Нади по-прежнему мелькал на соседней дорожке. Ничего не заметила. И слава богу!

Сначала мельтешили мысли случайные, как недавно в машине: про того же Родиона Ивановича Груздя, которому нужно непременно позвонить, ободрить, если тот не отобрался в городской финал — а вряд ли он отобрался при имеющейся конкуренции; и про то, что дозваниваться до Груздя всегда трудно — вечно в его огромной квартире кто-то висит на телефоне… Телефон… Когда телефон вечно занят, то сводятся на нет все его преимущества. Например, когда пожар и нужно срочно вызывать — телефон не должен быть занят. Поэтому у пожарных своя автономная сеть: они не могут зависеть от перегруженного городского телефона… Но ведь нервная система чем-то похожа на телефонную сеть — недаром и Павлов любил сравнивать. В организме бывают свои экстренные случаи, они как пожар. А что, если существует особая нервная сеть для экстренных случаев?! Особые нервные волокна, по которым сигнал, во-первых, проходит быстрее, а во-вторых, вызывает реакцию чрезвычайную: например, одновременное включение всех мышечных волокон, невозможное при нормальном усилии, — и в результате женщина приподнимает автобус, под которым ее ребенок, а раб, спасаясь от погони, перепрыгивает десятиметровый ров!.. А если этим овладеть? Научиться пользоваться сознательно? Это же будет… это же будет — ну все равно что переход к прямохождению, никак не меньше! Потому что не только мышцы, не в мышцах дело в наш машинный век, — главное, научиться полностью включать мозг! Сейчас у нас работает только малая часть клеток мозга, с этим согласны все физиологи, — и вот вам путь! Что же это будут за люди, которые научатся полностью использовать собственный мозг?! Каким станет человечество?! Известны, например, случаи чрезвычайной памяти — наверное, счастливцы, которые ею обладают, бессознательно умеют включать обычно неработающие зоны. А нужно, чтобы сознательно, чтобы это было доступно каждому, кто захочет!

Экстренная система… Тревожная… Тревога по-английски: аларм. Аларм-система!.. Да, когда люди научатся включать ее сознательно… Научатся — надо сначала доказать, что она существует!. Выделить из нервных стволов, из тысяч переплетенных волокон те, которые принадлежат аларм-системе. Задача! Но внятная гипотеза — уже колоссальный шаг. Знать, что искать, а не тыкаться наудачу во все стороны. Теперь ясно: заниматься антропомаксимологией — значит отыскивать аларм-систему!..

Раз-два-три-четыре — руки Вольта исправно обработали чью-то спину. Нет. сначала голову, потом спину. Он так увлекся, что вперед почти не смотрел. Но плыл-то правильно: по правой стороне дорожки вдоль самого разграничителя. Кто-то получил! Потому что в кроле руки работают как бесконечно догоняющие друг друга серпы. Ну и поделом: нечего залезать на встречную полосу. Пустили, значит, уже кондитерскую группу — от нее всегда беспорядок.

Но пострадал от столкновения в конце концов не неизвестный кондитер, а сам Вольт: в результате сбились мысли, а это куда хуже, чем пара синяков. Сбились мысли, и привести их в порядок не было никакой надежды: бассейн заполнился, из-за множества нарушителей правил водного движения приходилось то резко ускоряться, то тормозить — при таком рваном ритме думать о чем-нибудь невозможно. Черт бы побрал эту купающуюся публику! Потому что ни себе, ни людям: весь смысл бассейна — получить нагрузку, а какая нагрузка от такого купания? Особенно нелепа была жирная дама, оказавшаяся посреди дорожки: она не лежала на воде, а сидела, делая мелкие движения коротенькими ножками — точь-в-точь кустодиевская купчиха, пьющая чай, но не на веранде, а по грудь в воде. Вольт вылез, недоплавав. Пошел в душ, не оглядываясь, но точно зная, что Надя тоже вышла из воды и идет следом.

Она догнала его перед самой душевой.

— Ты чего рано сегодня? Устал? Предположение, что он может устать, было оскорбительно.

— Да ну, невозможно: какой-то суп с клецками! И хлорки сегодня слишком.

Он только сейчас заметил, что пощипывает глаза. Не очень сильно, бывает гораздо хуже — но ест.

Хлорка его злила в принципе: ведь существует прекрасный способ — серебрить воду! И не щиплет глаза, и воздух в бассейне чистый, а ведь сейчас, если тренер целый день на бортике, — это химическая вредность, ему надо давать молоко, как в гальваническом цехе! Так почему до сих пор хлорируют?! Вольта удивляет — даже сильней, чем злит! — всякое старье, которое почему-то продолжает существовать, когда уже изобретена этому старью прогрессивная замена. Вот хотя бы Стефа — доказывает же, что можно ездить на паровиках, а не отравлять воздух бензином! Так почему продолжают гнать с конвейеров устарелые бензинки?! Или электронные часы — точность хода, цифровой индикатор, совсем другое восприятие времени. Надев электронику, Вольт уже смотреть не мог на нелепые стрелки, почти что перестал их понимать. Прогрессировать, непрерывно прогрессировать! Ничего другого так не хотелось Вольту, как того, чтобы жизнь вокруг непрерывно менялась, чтобы все прогрессировало на глазах! Он старается заниматься своим делом и реже вспоминать про хлорку в бассейне и прочие устарелые нелепости — ив общем это удается, иначе бы вместо работы силы растрачивались на пустое раздражение, но поневоле вспомнишь, когда эта самая хлорка ест тебе глаза!

— Плыл бы брассом. Вот я плыву брассом, держу голову наверху, мне и не ест!

— Пенсионерский стиль.

Надя не говорила вслух, но подразумевала, что, держа голову наверху, можно разговаривать, и так бы хорошо они плыли рядом, переговариваясь! А Вольта как раз и злило, когда бассейн превращается в купальню. В бассейне надо получить нагрузку.

— Так я и есть пенсионерка. Слышишь, да? Я старая пенсионерка!

Опять то же самое! Какая-то мания себя уничижать. Вольт молча пожал плечами и скрылся в мужской душевой.

Грибков и любых других зараз Вольт не боялся, а потому едва сполоснулся: он уже забыл, что недоплавал, нетерпение гнало его к следующим делам!

Психологическим обеспечением здесь, в бассейне, Вольт занимается в небольшом холле перед массажной. Недавно тут же рядом выкроили место для крошечной сауны — назвали все это восстановительным центром, но главным образом сауна была рассчитана для приемов всевозможного начальства; впрочем, и к услугам Вольта она была бы в любой момент, если бы он пожелал, но Вольт презирает всякую моду, й потому нынешнее паломничество по саунам считает пошлостью. С появлением сауны холл преобразился: в нем появился холодильник, из директорского кабинета перекочевали кресла. Кресла Вольту пригодились, а холодильник он игнорировал.