Джон Кракауэр - В диких условиях Страница 4

На следующее утро, в половине девятого, около автобуса в шумном вихре из пыли и осиновых листьев приземлился полицейский вертолет. Представители полиции штата наскоро проверили автобус и ближайшие окрестности на предмет чего-нибудь подозрительного и улетели, забрав с собой останки Маккэндлесса, его камеру с пятью отснятыми пленками, записку с мольбой о помощи и дневник, описывающий последние недели его жизни – 113 загадочных, лаконичных записей, сделанных на двух последних страницах справочника по съедобным растениям.

Тело доставили в Криминалистическую лабораторию Анкориджа, где было произведено вскрытие. Тело так сильно разложилось, что даже точную дату смерти Маккэндлесса установить не было никакой возможности. Тем не менее, коронер не нашел никаких переломов или признаков серьезных повреждений внутренних органов. В теле практически отсутствовал подкожный жировой слой, а мышцы серьезно усохли еще в последние дни или недели жизни. В момент вскрытия в останках Маккэндлесса было всего килограммов тридцать весу. Патологоанатомы постановили, что, вероятнее всего, молодой человек погиб от голода.

Под запиской стояла подпись Маккэндлесса, а на пленках, проявленных в полицейской фотолаборатории, обнаружились его многочисленные автопортреты. Однако при нем не было никаких документов, и по этой причине полицейские не могли установить, кто он такой, откуда взялся и что делал там, где его нашли.

Глава третья. Властелин собственной судьбы

Мне хотелось движения, а не спокойного течения жизни. Мне хотелось волнений, опасностей и самопожертвования для испытания новых ощущений. Во мне был избыток силы, не находивший места в нашей тихой жизни.

СТРОКИ, ПОДЧЕРКНУТЫЕ В ОДНОЙ ИЗ НАЙДЕННЫХ РЯДОМ С ТЕЛОМ КРИСА МАККЭНДЛЕССА КНИГ

Не стоит отрицать… что возможность вольно бродить по свету всегда окрыляла. Она ассоциировалась у нас с побегом от своей биографии, притеснений, законов и докучливых обязательств, с абсолютной свободой, и все дороги, конечно, вели на Запад.

Расположенный в Южной Дакоте городок Картаге с населением в 274 души представляет собой небольшое сонное скопление обшитых вагонкой домиков с аккуратными палисадниками, и кирпичных магазинных фасадов, робко возвышающихся над бескрайними просторами дрейфующих по течению времени северных равнин. Строгие ряды стройных тополей укрывают тенью сеть улиц, тишину которых изредка нарушают проезжающие автомобили. В городке всего один продуктовый магазинчик, один банк, одна бензоколонка и один-единственный бар с названием «Кабаре», в котором, потягивая коктейль и пожевывая сладкую сигару, Уэйн Уэстерберг и поделился со мной своими воспоминаниями о странноватом молодом человеке, известном ему под именем Алекс.

Фанерованные стены «Кабаре» увешаны оленьими рогами, рекламными постерами пива «Old Milwakee» и аляповатыми картинами с охотничьими сценками. От групп по-шахтерски чумазых фермеров, одетых в рабочие комбинезоны и сетчатые бейсболки, к потолку бара поднимаются струйки сигаретного дыма. Перекидываясь короткими, сухими фразами, они жалуются друг другу на переменчивую погоду и беспокоятся, что на подсолнуховых полях еще слишком сыро, чтобы начинать уборку, а в телевизоре над их головами беззвучно мелькают образы глумливо усмехающегося кандидата в президенты Росса Перо. Через восемь дней страна выберет своим президентом Билла Клинтона. С момента обнаружения тела Криса Маккэндлесса на Аляске минуло уже почти два месяца.

«Точно такую выпивку Алекс всегда и брал, – хмуро произносит Уэстерберг, раскручивая лед в своем стакане с коктейлем «Белый русский». – Садился тут, у края стойки, и рассказывал всякие чудеса о своих путешествиях. Говорить мог часами. Многие тут в городе к старине Алексу крепко привязались. А вообще странно, что с ним такое приключилось».

Уэстерберг оказался энергичным и подвижным мужчиной с широченными плечами и черной козлиной бородкой. У него было два элеватора, один прямо в Картаге, а другой – в нескольких километрах от городка, но каждое лето он собирал спецбригаду комбайнеров и вместе с волной урожая поднимался на север, от Техаса в направлении канадской границы. Осенью 1990 года он завершал сезон в северной части Монтаны сбором ячменя для пивных гигантов «Coors» и «Anheuser-Busch». Десятого сентября, на выезде из городка Кат-Банк, где он покупал запчасти для поломавшегося комбайна, Уэстерберг остановился и подобрал автостопщика, приветливого парнишку, назвавшегося Алексом Маккэндлессом.

Маккэндлесс был невелик ростом, но крепок и жилист, как странствующий сезонный рабочий. Но больше всего Уэстерберга поразили его темные глаза. Чувственный взгляд юноши выдавал присутствие каких-то экзотических кровей (возможно, среди его предков были греки или индейцы чиппева) и был настолько беззащитен, что Уэстербергу сразу захотелось взять парнишку под свое крыло. Как подумалось Уэстербергу, он обладал той нежной красотой, по которой сходят с ума женщины. Лицо парня отличалось странной пластичностью: бесстрастное и непроницаемое в один момент, оно могло в следующую же секунду внезапно расплыться в широченной улыбке. Улыбаясь, парень практически переставал быть похож на себя и демонстрировал крупные, лошадиные зубы. Мальчишка был немного близорук и носил очки в тонкой стальной оправе. Судя по всему, он был голоден.

Минут через десять после их знакомства Уэстерберг сделал остановку в городке Этридж, чтобы передать посылку своему приятелю. «Он угостил нас пивом, – рассказывает Уэстерберг, – и спросил у парня, когда тот в последний раз чего-нибудь ел. Алекс признался, что, наверно, пару дней назад. Сказал, что у него вроде как вышли все деньги». Услышав эти слова, жена хозяина дома уговорила их задержаться и приготовила Алексу плотный ужин. Умяв его за считаные минуты, парень уснул прямо за столом.

Маккэндлесс сказал Уэстербергу, что хочет добраться до Сако-Хот-Спрингс, расположенного в 380 километрах на восток по автостраде № 2. Об этом местечке он узнал от каких-то «резиновых» (так называют бродяг, передвигающихся по стране «на резиновом ходу», то есть на собственных автомобилях, в отличие от «кожаных», не имеющих своего транспортного средства и поэтому вынужденных путешествовать автостопом или «на кожаном ходу», то есть на своих двоих). Уэстерберг ответил, что сможет подкинуть Алекса всего километров на пятнадцать, потому что потом ему нужно будет свернуть с трассы на север к Санберсту, где он в данный момент убирал урожай и жил в трейлере рядом с полем, на котором работал. Когда Уэстерберг остановился, чтобы высадить Маккэндлесса, было уже пол-одиннадцатого ночи, а на улице лило как из ведра. «Господи, – сказал Уэстерберг, – мне совесть не позволяет отпустить тебя под этот чертов ливень. Спальник, я вижу, у тебя есть… так, может, поедем со мной в Санберст, переночуешь у меня в вагончике?»

Маккэндлесс прожил у Уэстерберга трое суток, и каждый день, когда работники его бригады выводили свои неуклюжие машины бороздить океаны ячменных полей, выходил трудиться вместе с ними. Когда их дорожки, наконец, разошлись, Уэстерберг сказал Алексу, чтобы он заглянул к нему в Картаге, если будет искать работу.

«Не прошло и пары недель, как Алекс приехал в город», – вспоминает Уэстерберг. Он устроил его на свой элеватор и сдал недорогую комнату в одном из двух принадлежащих ему домов.

«За многие годы я не раз брал на работу автостопщиков, – говорит Уэстерберг. – В большинстве случаев ничего толкового из этого не выходило, потому что трудиться они не очень-то хотели. Но с Алексом все было совсем по-другому. Более работящего человека я в жизни не видывал. Чего ему ни поручи, он все сделает. Выгребал гнилое зерно и дохлых крыс из бункера элеватора, брался за самую грязную работу, после которой вообще не знаешь, на кого будешь похож. И никогда не бросал ничего на полпути. Если начал что-то делать, то уж до конца. Это у него было вроде как такое моральное правило. Порядочный был до невозможности. И планку для себя ставил очень высоко».

«Сразу стало понятно, что человек он умный и образованный, – вспоминает Уэстерберг, допивая третий по счету коктейль. – Много читал. Умными словами говорил. Мне кажется, что и в беду он попал отчасти оттого, что слишком уж много думал. Иногда он прямо голову был готов себе сломать, стараясь понять этот мир, разобраться, почему люди столько зла друг другу делают. Я ему пару раз попытался втолковать, что не стоит так уж глубоко во всем этом ковыряться, но Алекс на каждом вопросе просто зацикливался и к следующему не мог перейти, пока не найдет абсолютно верный ответ на предыдущий».