Дмитрий Липскеров - Всякий капитан - примадонна Страница 4

«Достали бабы», — подумал.

— Телки!..

Ледогенератор запищал индикатором созревшего льда, Птичик вскрыл колу, нажал кнопку и подставил стакан под сыплющиеся кубики.

Кола шипела и пенилась, сталкиваясь со льдом.

Птичик отхлебнул из стакана и удовлетворенно сел слушать сказку про «Черную курицу» на CD.

Как говорила отцу детский психолог Ирана Арменовна, есть в Анцифере тяга к мистическому. Это свидетельствует о его богатом воображении и фантазии.

— Непростой мальчик! — добавляла психолог, с удовольствием заглядывая в глубокие глаза отца. — Совсем непростой!..

Птичик допил колу.

Увлеченный сказкой, представляющий себя дерущимся на шпагах с огромной курицей, он съел кусок льда. Его новые крепкие коренные зубы перемололи кубик замерзшей воды, и он сглотнул его, ощутив в желудке приятный холодок.

Затем второй…

Одну за другой Птичик грыз ледышки из стакана и прислушивался к своему организму.

«На этот раз наверняка заболею», — думал. Он подошел к ледогенератору и наполнил стакан до краев новой порцией льда.

Анцифер хрустел ледяными кубиками, как белка орехами, сглатывая морозное крошево.

В школе его учили, что вода имеет три состояния. Жидкое, твердое и газообразное.

«Хорошо быть водой, — подумал Птичик, доедая второй стакан льда. — Можно стать газообразным и улететь куда-нибудь».

Он хихикнул. Газообразный человек! Хорошая идея. Можно проникать в любые щели и затем превращаться в твердое тело. Например, у девчонок в раздевалке. Хоп — и в парах душевой медленно проступают черты Анцифера.

«Привет, телки! — фантазировал Птичик, догрызая третий стакан льда. — Чего испугались?!!»

Девчонки начнут визжать, прикрывая руками плоскости. Уж он-то точно знал, что там плоскости. У него был свой манекен для изучения — сестра Верка, которую он исследовал вдоль и поперек. Впрочем, как и она его… Ничего площе, чем Верка, не придумаешь!..

Тем не менее плоскости волновали его ледяную грудь. Волнения были теплыми, а потому Анцифер выдоил из холодильника порцию свежих ледышек и захрустел ими, подавляя фантазии.

Образы голых девчонок ушли из охлажденных мозгов, видимо, и остальные мысли покинули голову Птичика, он просто что-то ощущал, что-то такое, что нельзя было определить словами «приятное» или «неприятное». Мыслительный процесс остановился.

Анцифер не отдавал себе отчета, что продолжает поглощать лед все новыми и новыми порциями. Его тело почти перестало существовать, живот затвердел доской, пальцы шевелились, как у плохо смазанного робота.

Он захотел писать, с трудом встал и на автопилоте, шаг за шагом, направился к туалету. Освободил от охранного кресла дверь, при этом оно упало, грохнув металлической ножкой об пол. Но мальчик не слышал звуков, будто в уши и в голову ему залили бочку бетона. Он добрался до туалета, где пописал, частично попав в унитаз ледяной крошкой.

Тело Птичика было направилось обратно к комнате, но повстречалось с сонным телом матери, мочевой пузырь которой также требовал свободы. Ее душа еще находилась во власти эротических сновидений про Хабиба, а потому руки механически приобняли сына…

— Все хорошо? — поинтересовалась со сна.

Неожиданно какие-то тревожные сигналы заставили мать окончательно проснуться. Руки теперь не обнимали сына, а вцепились в детские худые плечи. Она ощутила, что Птичик, его тело — все было холодным, как у замороженной рыбы.

— Что?! — закричала она. — Что произошло?! Из своей спальни выскочила Верка. Она спросонья терла глаза.

— Что случилось, мам?

Мать всегда теряла контроль, если происходило нечто из ряда вон. Тогда, когда нужно было спасать человека, ее и без того куриная сила воли вовсе исчезала, уступая место короткой панике, а затем отключке от ситуации. Таким образом организм сам себя охранял, не давая погибнуть нервным клеткам. Наступала эмоциональная тупость. С таким талантом человек может прожить до ста лет запросто.

Но Верка не была из разряда эмоционально тупых. В лучах зажженного света она рассмотрела своего брата. Птичик был похож на перележалое в морозилке мороженое.

Сестра бросилась в братскую комнату, нашла в ней дотаивающие на полу кубики льда — и все поняла.

— Мам, — затараторила она, — Фирка льда наелся. Уж я не знаю сколько! Надо «скорую» вызывать!

Мать в ответ лишь тыкала и угукала. Тогда Верка обняла брата и, вбирая часть холода в свое плоское тело, заговорила ласково:

— Ну что же ты наделал, Фирочка? Как же ты, родной?

Она вновь оборотилась в сторону матери и уже грозно, басовито наехала:

— Идиотка, вызывай «скорую»! Что ты стоишь, мама?! Фирке плохо! Он умирает!

И действительно, ноги Птичика подогнулись, и он съехал по стене к полу, как тающая ледяная скульптура на солнцепеке.

— Очнись же! — заорала Верка и пихнула мать в живот.

— Да-да… Сейчас…

Она с трудом брала себя в руки, заставляя глаза видеть, а мозг осознавать, что происходит на самом деле. А когда разглядела Птичика с лицом сизым, как голубиное оперение, рванула к телефону и уже через секунду причитала в трубку:

— Мальчик… Анцифер Сафронов… десять… льда объелся… да не шучу я… обыкновенного льда из морозильника… на вопросы не отвечает…

— А мне их никто не задавал, — в последний раз отреагировал Птичик и закрыл глаза.

— Сознание потерял! — хриплым, осевшим голосом сообщила мать «скорой».

— Выезжаем!..

«Скорая» приехала на удивление быстро.

Немолодой врач, похожий на папиного садовника Сайда, маленький таджик, приставил стетоскоп к груди Птичика. Обнаружив сердцебиение, оттянул мальчику нижнее веко и значительно просветлел лицом.

— Что салучилось? — поинтересовался он, подмигнув Верке.

— Льда наелся, — проинформировала мать.

— И миного?

— Килограмма три, наверное, — подмигнула в ответ Верка.

— Он без сознания? — нервничала мать.

— Спит.

— А вы гастарбайтер? — спросила Верка врача. Мать шикнула на дочь, но врач, кивнув, сказал, что мальчика нужно везти в больнису, так как от переохлаждений могут возникнуть всяческий осложнений.

— Его согревать необходимо! Русский жена у меня! И паспорт!

Мать и дочь принесли из комнат одеяла, а Верка из шкафа вытащила материнскую норковую шубу. Родительница на это выкатила глаза, сделав их такими страшными, что Верка засунула шубу обратно.

— И что же он у вас лиод ест? — спросил гастарбайтер, вкалывая в руку Птичику какое-то лекарство.

— Да вот… — маялась мать.

— Любит лиод, — передразнила Верка. — Ему тут холодильник от папы остался… Наш папа умер от рака легких!.. Вот он в честь папы льда и наелся. А вчера спал в холодильнике. Мама его выпорола!

— Пороть не стоит!

— Нервы.

В дверь позвонили, и в квартиру вошел немолодой, плохо бритый санитар с носилками.

— Ты его, Василича, на руках снеси. Сейчас поедем.

— А мы? — растерялась мать.

— В ночных рубашка поедете?..

В «скорой» пахло чем-то неприятным.

Верка все вглядывалась в бледное лицо брата, и ей казалось, что он мертвый, как и отец. Трусила, боясь остаться в одиночестве с матерью.

Врач-таджик объяснял женщине, что если бы Птичика положили в горячую ванну, то «последствий мог быть печальный». Верка сунула пальцы в подмышку брата и защекотала, что было сил.

— Сосуды могли погибать! — пояснил гастарбайтер. — Сердце могло не выдержать!..

Мать охала и рада была, что ей даже в голову не приходило класть сына в горячую ванну. Ей вообще ничего в голову не приходило.

Птичик на Веркину щекотку не реагировал. Только голова из стороны в сторону каталась, как дыня «колхозница».

— Умер! — воскликнула она, ощущая, как ее сердце валится с привычной позиции куда-то в пятку. — Анцифер умер!

— Нет-нет! — успокоил врач. — Спит. Я ему успокоительное вколол. Крепко спит!

Веркино сердце колотилось, поднявшись из пятки обратно в грудь. Она про себя затараторила «слава богу», а подпрыгнув на ухабе, вдруг спросила врача:

— А вас не Хабибом зовут?

— Иван Иванович! — представился врач. — А что?

«Вот как бывает», — подумала Верка.

Как так бывает, она для себя не уточнила.

Птичика лечили неделю. Что-то у него внутри подмерзло. Но все, кому рассказывали про мальчика, съевшего три килограмма льда, удивлялись, что пацан так легко отделался.

Персоналу нравился коротко стриженный мальчишка с кустом непослушных волос на макушке, с бледным снежным лицом и крупными веснушками на нем. На третий день лечения он знал всех медсестер по имени и показывал им элементы брейк-данса.

Приходила психолог.

Спрашивала:

— Зачем лед ел?

Птичик молчал. Поди знай, зачем лед ел. Но он ответил тетеньке, на белом халатике которой имелся глубокий вырез на груди: