Патрик Модиано - Кафе утраченной молодости Страница 4

Издатель… Это мне пришло в голову мгновенно. Спроси меня кто-нибудь, кто я вот уже лет двадцать, как я бы ответил: «издатель». Ну вот, сегодня и спросили. Ничего не изменилось, словно и не прошло столько времени.

Однако нельзя стереть все прошлое начисто. Всегда останутся свидетели, люди, среди которых ты жил. Однажды вечером в «Монтане» я спросил доктора Вала о дате его рождения. Оказывается, мы родились в один и тот же год. Я напомнил ему, что некогда мы уже встречались с ним в этом же самом баре, когда еще посетители были не в пример нынешним. Впрочем, мне кажется, что мы встречались с ним гораздо раньше, в других местах Парижа, на Правом берегу. Точно виделись.

Это были не самые лучшие воспоминания, и Вала перебил меня, заказав четверть литра минеральной воды «Виттель», причем голос его сделался каким-то сухим. Я заткнулся. Мы живем благодаря неким умолчаниям. Мы много знаем о других, поэтому избегаем друг друга. Разумеется, лучше всего окончательно пропасть, исчезнуть из виду.

И какое странное совпадение… Сегодня я наткнулся на доктора Вала, впервые перешагнув порог «Конде». Он сидел в середине зала за столиком в компании двухтрех молодых людей. Я вошел, и он бросил на меня испуганный взгляд, словно привидение увидел. Я улыбнулся ему и молча пожал руку. Я чувствовал, что стоит мне сказать хоть слово, и он упадет в обморок прямо на глазах своих новых друзей. Я сел в другом углу зала на кожаное сиденьице, и он успокоился. Оттуда мне было удобно наблюдать, не рискуя встретиться с ним взглядом. А он что-то говорил тем юнцам тихим голосом, нависая над ними, словно боялся, что я смогу подслушать. Чтобы убить время, я стал придумывать слова, которые бросил бы ему преувеличенно светским тоном и которые заставили бы его вспотеть. «Ах, вы все еще работаете врачом?» А потом, выдержав паузу: «А скажите, вы до сих пор практикуете на набережной Луи-Блерио? Ну, если, конечно, у вас не остался кабинет на улице Москвы… А помните, у Фресн… давно это было… Надеюсь, без тяжких последствий?» Я чуть не лопнул от смеха, сидя там, в своем углу. Да, мы не стареем. Проходят годы, а люди и вещи в конце концов становятся такими смешными, что вы на них смотрите глазами ребенка.

Тогда, в первый раз, мне пришлось долго ждать. Она так и не появилась. Следовало запастись терпением — придет в другой раз. Я оглядел посетителей кафе. Большинству из них не исполнилось еще и двадцати пяти лет. Это была, как выразился бы романист девятнадцатого столетия, «студенческая богема». Но, по моему мнению, мало кто из них действительно учился в Сорбонне или в Горной школе. Должен заметить, что, разглядев эту публику поближе, я испытал некоторую озабоченность насчет их будущего.

В кафе вошли двое. Вошли почти одновременно. Одним из них был Адамов, а другим — тот самый брюнет с пружинистой походкой, который выпустил несколько книг под именем Морис-Рафаэль. Адамова я знал в лицо. Когда-то он почти целыми днями сидел в Олд неви. Забыть его взгляд было непросто. Кажется, я оказал ему маленькую услугу, устроив его дела в те времена, когда у меня оставались кой-какие связи в Службе общей информации. Морис-Рафаэль также был частым посетителем местных кафе. Поговаривали, что после войны у него были неприятности; его и звали иначе. Я тогда работал у Блемана.

Они облокотились на стойку. Морис-Рафаэль остался стоять, а Адамов, сморщившись от боли, опустился на табурет. Меня он и не заметил. Впрочем, что для него теперь могло значить мое лицо? Затем к стойке подошли трое, среди них была светловолосая девушка с челкой, в помятом плаще. Морис-Рафаэль протянул им пачку сигарет и широко улыбнулся. Адамов же выглядел куда менее любезным. В глазах его сквозила тревога, так что можно было подумать, что он побаивается тех троих.

У меня в кармане лежало два снимка этой Жаклин Деланк… Еще Блеман удивлялся, как это мне удается опознавать с ходу любого человека. Мне было довольно раз увидеть чье-нибудь лицо, чтобы оно оставалось навеки запечатленным в моей памяти. Блеман все время подшучивал над моим даром узнавать людей, будь они повернуты ко мне в три четверти, а то и спиной.

Я был совершенно спокоен. Едва девушка вошла в зал, как я уже знал, что это именно она.

К стойке повернулся доктор Вала; наши взгляды встретились. Он дружески махнул мне рукой. Я почувствовал сильное желание подойти к его столику и сказать, что хотел бы задать ему пару вопросов. Потом я бы отозвал его в сторонку, показал фотографии и спросил: «Узнаете?» Было б полезно побольше выяснить об этой барышне от кого-нибудь из завсегдатаев «Конде».

Я выведал, в каком отеле она остановилась, и отправился туда. Для визита выбрал вторую половину дня — меньше шансов, что она будет дома. Во всяком случае, надеялся на это. Кроме того, я мог бы порасспросить о ней портье.

Стоял погожий осенний денек, и я решил пройтись пешком. Свернув с набережной, не спеша направился в глубь городских кварталов. На улице Шерш-Миди солнце било мне в глаза. Я зашел в «Пса-курилку» опрокинуть стопочку коньяку. На душе было тоскливо. Сквозь стекло витрины виднелась авеню Мен.

Достаточно перейти на правую сторону улицы, и я был бы уже у цели. Так что не имелось никаких причин для уныния. Пока шествовал по улице, ко мне возвращалось спокойствие. Я был уверен в том, что ее не будет у себя, но все же не стоило заходить в отель да еще задавать вопросы. Я побродил вокруг, как это делают сыщики. Времени было в запасе, к тому же мне за это платили.

Выйдя на улицу Сэль, я решил приступить к делу с чистым сердцем. Тихая и серенькая улочка напоминала даже не пригород, не деревню, а те волшебные места, что зовутся «глубинкой». Я вошел в отель и остановился у стойки. Никого. Я подождал минут десять, молясь про себя, чтобы она не появилась именно сейчас. Открылась дверь, показалась женщина с темными, коротко остриженными волосами, вся в черном. Я добавил в голос меду:

— Я по поводу Жаклин Деланк.

Мне подумалось, что она должна была зарегистрироваться под своей девичьей фамилией.

Женщина улыбнулась и вынула из ящичка конверт.

— Вы же мсье Ролан?

Это еще кто? Я машинально кивнул, и она протянула мне конверт, на котором виднелась надпись синими чернилами: «Ролану». Конверт оказался незапечатанным.

На большом листе я прочел: «Ролан, можешь найти меня с пяти вечера в „Кон-де“. Или же позвони по номеру AUTEUIL 15–28 и оставь для меня сообщение».

Подписано: «Луки». Это что, уменьшительное от Жаклин?

Я сложил листок, положил его обратно в конверт и отдал женщине за стойкой.

— Извините… Произошла ошибка… Это не мне…

Женщина ничего не сказала и сунула конверт в ящик.

— Давно она тут живет?

Мгновение женщина колебалась, а потом ответила приветливым голосом:

— Ну, что-то около месяца.

— Одна?

— Да.

Похоже, ей было все равно, на какие вопросы отвечать. Женщина выглядела весьма утомленной.

— Большое спасибо, — поклонился я.

— Не за что.

Я предпочел не задерживаться. С минуты на минуту мог появиться этот Ролан. Я вновь оказался на авеню Мен и пошел по ней в обратном направлении. В «Псе-курилке» я заказал еще коньяку. Потом нашел в справочнике адрес «Конде». Оно располагалось где-то в районе «Одеона». Было четыре часа дня, времени хватало. Я набрал AUTEUIL 15–28. Услыхал сухой голос, словно из говорящего будильника: «Вы позвонили на автобазу „Ля Фонтен“. Чем могу служить?» Я попросил Жаклин Деланк. «Сейчас ее нет… Что-нибудь ей передать?» Я уже хотел положить трубку, но все же заставил себя выдавить: «Нет, ничего не нужно, спасибо».

Чтобы понять людей, прежде всего необходимо с максимально возможной точностью определить маршруты их перемещений. Я несколько раз повторил тихим голосом: «Отель на улице Сэль. Автобаза „Ля Фонтен“. Кафе „Конде“. Луки». И, конечно же, Нейи, между Булонским лесом и Сеной, где назначил мне встречу тот тип, чтобы рассказать о своей жене Жаклин Шуро, урожденной Деланк.

Не помню, кто же посоветовал ему обратиться ко мне. Впрочем, неважно. Конечно же, он нашел мой адрес в телефонном справочнике. Я спустился в метро за час до встречи. Ветка была прямая. В Саблон я вышел и прогуливался еще с полчаса. У меня привычка — сначала осмотреться, а потом уж влезать в дело. В свое время Блеман корил меня за это, говоря, что я только теряю время. «Нужно сразу бросаться в воду, а не бегать вокруг бассейна», — твердил он. Я же думал иначе. Не следует делать резких движений: помедленнее, поспокойнее, и духи этого места легко пропустят вас.

В воздухе пахло осенью и деревней. Я шел по аллее, окаймлявшей Ботанический сад, по левой ее стороне, вдоль конной дорожки, где начинался лес. Хорошо, если бы это была просто прогулка!

У этого Жан-Пьера Шуро был какой-то бесцветный голос, когда он позвонил мне и назначил встречу. Он сказал только, что речь пойдет о его жене. Я уже почти дошел; тут представил его, шествующим, как и я, вдоль конной дорожки, выходящим из сада. Сколько же ему лет? По телефону его голос показался мне моложавым, но голоса часто обманчивы.