Андрей Донцов - The офис Страница 4

Ничего не вспоминалось.

Меня никто не ругал и никто не хвалил. Никто не замечал, если я не приходил на важные заседания, и не замечал также, если я приходил на них.

С коллегами связь пропала, как только я перестал ездить на бизнес-ланч и бросил курить, чтобы не отрываться от работы. Смутно я вспоминал какую-то сотрудницу, с которой мы договорились встретиться после полугодового отчета. Но и она меня не искала.

Больше всего меня бесила Любочка-секретарша. Бесила, несмотря на всю длину и красоту своих ног. Обладая потрясающе короткой памятью, она то и дело подходила к моему столу и спрашивала: «А за этим столом кто-нибудь сидит?»

Когда все вокруг пожимали плечами, она поправляла лифчик под блузкой и заявляла: «Надо же… Пустует столько места… Странно… И мы платим такие деньги за аренду».

Своим родителям я не звонил по полгода, так что немудрено, что меня не хватились даже они…

Но Любочке-то я звонил! Поздравлял ее с Восьмым марта и Новым годом. Улыбался ей при встрече, и, как мне казалось, она отвечала мне полной взаимностью… В смысле улыбки и обоюдной симпатии…

За это я разместился у нее под столом и добрую половину дня наблюдал ее шелковые колготки и все, что можно было разглядеть, располагаясь под столом сидящей в мини-юбке секретарши.

К тому времени я уже понял, что несмотря на полное отсутствие возможности механически воздействовать на окружающие меня предметы – кое-чего невероятным усилием воли мне удавалось добиться.

Например, я не мог подвинуть стул или ударить кого-нибудь так, чтобы это принесло ощутимые другим результаты.

Но у меня получалось, ценой невероятных усилий, навалившись всем телом, нажать несколько клавиш на клавиатуре.

Когда кто-то оставлял письмо на экране, я иногда дописывал пару слов.

Совершенно ненужных и нелепых, а иногда просто озорных… Во многих письмах появлялись эти неведомо откуда взявшиеся слоги. Мало кто прочитывает письмо перед отправкой еще раз.

В фразу «Добрый день» я мог добавить несколько букв и переврать ее до неузнаваемости. А все думали, что они просто опечатались, и пеняли на ширину своих пальцев.

Извините, но «добрый пиздень», пришедший нашей толстой дуре по финансам, встал кое-кому боком. А в фразе «надеюсь, теперь ты понимаешь, что я прав», трудно было удержаться, чтобы не вставить частичку «не» перед словом «прав».

И все пеняют на усталость…

На самом деле уставал от этих проделок я.

Немаленькая нагрузка для бестелесного существа.

После, обессиленный, я валился на пол и откатывался под стол к Любочке, если она была в этот день в чем-то новом.

Теперь, со стороны, мне многое становится понятно.

Я пользуюсь своим правом войти в любой кабинет.

Но мое отношение к офису и всему происходящему в нем переменилось после одного совещания. Посвящено оно было итогам первого полугодия. Во время совещания я, конечно, вел себя не очень хорошо.

Не любил я эти совещания и в бытность свою реальным менеджером, а уж в теперешнем состоянии не мог себе отказать в удовольствии немного побезобразничать.

Ходил по столу и в самый неподходящий момент, когда кто-то начинал выступать с докладом, ронял ручки со стола – если ручка не прилегала плотно к ежедневнику, откатить ее мне было по силам.

Позволял себе и покуражиться.

Вставал на плечи генерального и во время его выступления делал вид, что это самый удобный в мире стульчак, а его плешь не зря отдает фаянсовым блеском дешевого унитаза.

Испуганные взгляды, которые бросались в нашу сторону, были мне симпатичны. Казалось, все видели, где я восседаю и что делаю.

Как приятно было многим менеджерам узнать, что их директору тоже срут прямо в мозг.

Когда финансовый директор смотрела на окружающих сквозь свои полные презрения и высокомерия очки, я подходил к ней вплотную, снимал штаны и прижимался к ее линзам своими колокольчиками.

После чего она, рассерженная, срывала их со своего носа, протирала нелепым фиолетовым платком и ворчала: «Включите кондиционер, наконец! У меня даже запотевают очки».

Все удивленно переглядывались.

Никому особенно не было душно.

Конечно, жестоко.

Но эти люди не читали тех отчетов, которые я делал.

Теперь, пользуясь тем, что невидим, я часами стою за спиной у руководства.

Я стою и пребываю в бешенстве.

Мою папку на общем диске вообще никто не открывает.

Зачем я сидел над отчетом со страшным названием «Сэйлз репорт уиз деталз» по шесть вечеров кряду?!

Твои линзы всегда будут покрываться испариной, потому как я работал в никуда и не встретил ни человеческого, ни профессионального участия к результатам своей работы.

Зато теперь я вижу, какие файлы открываешь ты, плешивый Карабас, в своем тысячедолларовом кожаном кресле.

Но то собрание возродило во мне надежду, что все может исправиться.

Что в моей жизни снова может появиться общение, взгляд, улыбка, подаренная от души, а не подобная спазму прямой кишки в момент опорожнения.

Ее посадили за мой стол.

Дали другое кресло, но компьютер оставили мой.

И сказали все эти слова, которыми обманывают новеньких.

Слова, полные лжи и фальши.

Просто им надо было поставить галочку в графе «предприняты шаги по устранению недостатков».

Отметить плюсиком в пустом и давно заброшенном ежедневнике строчку «антикризисные меры: ужесточить финансовый контроль».

Ей сказали, моей бледной в первый же рабочий день принцессе, что:

1) на нее возлагаются особые надежды;

2) ее появление – значимое событие в жизни офиса;

3) ее работа будет под особым и пристальным вниманием;

4) с мотивацией в случае успешного сотрудничества не возникнет никаких проблем;

5) под это направление планируется в перспективе создать отдел, а то и целый департамент, и только на первых порах все придется делать самой;

6) у нас особый коллектив и чудная атмосфера. Что из этого не говорилось мне? Теперь я знаю всю глубину пустоты этих фраз. Всю безысходность их смысла.

Бледная принцесса на девятый день работы странно посмотрела в мою сторону.

Я уже сутками сидел напротив, перестав даже следить за новинками Любочкиного гардероба.

Ее взгляд, уставший от света монитора, казалось, остановился на моем лице. На долю секунды она различила меня в пространстве, и я понял: нам суждено быть вместе! У меня есть шанс избавиться от одиночества!

Это внезапное озарение и надежда настолько сильно меня взволновали, что я начал вихрем носиться по офису. В итоге, оказавшись в кабинете у директорши по финансам, я так интенсивно стал елозить своими бубенчиками по ее линзам, что она в сердцах швырнула очки об стену.

Но я даже не стал радоваться такому успеху.

Я был влюблен.

Лишь бы все продолжалось как есть.

Лишь бы она работала так же много, как и в эти первые дни.

«Моя бледная принцесса. Милая белокурая тень», – мог сказать про нее кто-либо другой, но только не я. Ибо сам являлся тенью.

Ее появление дало мне невиданные силы.

Я чувствовал, что окреп.

В моих жилах вновь заиграла кровь.

Но все протекало не так гладко, как хотелось бы.

На третьей неделе она дважды ушла с работы вовремя, чем чуть не ввергла меня в состояние шока.

Я привык сидеть напротив нее каждый вечер и ждать, когда наши взгляды снова встретятся.

Во второй случай ее преждевременного, с точки зрения моей любви, но не общих корпоративных стандартов ухода, я набрался сил и с трудом написал на первой странице оставленной ксерокопии ее паспорта

Останься в офисе…

Только любовь может подвигнуть на такой мужественный поступок.

На следующий день она удивленно уставилась на эту надпись.

Она и так собиралась остаться, чтобы переделать форму отчетов. Не знаю, подкрепила ли моя надпись в ней эту решимость.

Два дня я без сил лежал в ее ногах, не тая надежды увидеть ее глаза.

По телефону она призналась подруге, что, несмотря на то что одна в офисе, ей кажется, что рядом кто-то есть.

В этот момент я нежно гладил ее худую лодыжку.

Однажды я поменял плавающую заставку на ее мониторе, отсчитывающую время, на надпись:

Не уходи!

Все шло к счастливым изменениям в моей жизни. И я с предвкушением ждал их.

Тот вечер стал последним для наших отношений. Хотя мне казалось, что все только начинается и за ним последуют другие вечера, еще более прекрасные и романтические.

Три дня, три поздних вечера, три тяжелых утра кропотливой работы – изменение форм отчетности повлекло за собой необходимость переделки всех последних «репортов», согласно вновь разработанному содержанию.

Не буду вдаваться в подробности ее профессиональных достижений и описывать новаторство новых таблиц. Она была умница. Умница, каких не видел свет. Наверняка круглая отличница в прошлом.

Так вот, в конце трехдневного марафона она как обычно стала посматривать в мою сторону и щурить глазки… В офисе был выключен общий свет – горел бледно-голубым цветом монитор, мелькали по углам красно-оранжевые огоньки сетевых фильтров, да сквозь стеклянную дверь с ресепшен лил теплый желтый световой поток.