Йоханнес Зиммель - История Нины Б. Страница 4

— Вы здешний? — Он был утомлен, его левое веко слегка подергивалось, кожаная куртка была мокрая.

— Нет, — ответил я.

— А как вы сюда попали?

— Через дверь.

— Не хамите.

— Я и не думал, — ответил я поспешно. Все что угодно, только не неприятности с полицией. — Я действительно вошел через дверь. Мне приказали прибыть сюда, чтобы представиться.

— Представиться? В каком смысле?

— В качестве водителя. — Я попытался улыбнуться, но попытка не удалась. «Вот уж не повезло, — подумал я удрученно. Когда я получил письмо от секретаря этого Юлиуса Бруммера с предложением прийти и представиться ему, то подумал, что жизнь вновь дает мне шанс. Еще пять минут назад, когда я бежал под дождем, у меня было все в порядке. Сейчас же я ощущал холодное и липкое чувство страха, который преследовал меня всю жизнь…

— Документы у вас есть? — спросил полицейский. Он посмотрел на мои закатанные штанины, увидел старые носки и стоптанные ботинки, с которых на ковер скатывались капли дождя. Я протянул ему паспорт. — Вы гражданин Германии?

— В противном случае у меня бы не было немецкого паспорта.

— Оставьте этот тон, господин Хольден.

— Я ничего не сделал. Почему вы разговариваете со мной как с преступником?

— Вы живете в Дюссельдорфе? — вместо ответа спросил он.

— Групеллоштрассе, сто восемьдесят.

— Здесь указано место жительства Мюнхен.

— Раньше я жил в Мюнхене.

— Когда раньше?

У меня начали дрожать руки. Дольше я бы этого не выдержал.

— Год назад. Я переехал.

Ну и голос у меня. Наверное, он что-то заметил.

— Женаты? — Он не заметил ничего.

— Нет.

— Вы знаете господина Бруммера?

— Нет.

— А госпожу Бруммер?

— Тоже нет. А что, собственно, произошло?

— Госпожа Бруммер, — сказал он и указал большим пальцем левой руки на дорогой ковер на полу.

— Мертва?

— Пока нет.

— Самоубийство?

— Похоже на то. — Он вернул мне паспорт и устало улыбнулся: — Вон там, господин Хольден, вторая дверь, возьмите чашку кофе у кухарки. Подождите немного, пока не вернется господин Бруммер.

3

Ее звали Мила Блехова, и она была из Праги.

У нее был широкий утиный нос и великолепные зубные протезы, а также самое доброе лицо из всех, встречавшихся в моей жизни. Кто бы ее ни увидел, сразу понимал, что эта женщина никогда в жизни никому не солгала и была не способна совершить подлость. Маленького роста, сутулая, с тугим пучком седых волос, она стояла у открытого окна просторной кухни, рассказывала и одновременно готовила еду — рулетики из говядины.

— Какое несчастье, какое огромное несчастье, господин… — Она натирала сочные, темно-красного цвета куски мяса солью и перцем. Несколько слезинок скатилось по ее морщинистым щекам, и она смахнула их тыльной стороной правой ладони. — Извините, что я никак не могу взять себя в руки, но она для меня ребенок, для меня Нина — как родное дитя.

Я сидел рядом с ней, пил кофе и курил. Несмотря на то, что окно было широко раскрыто, на кухне все еще сильно пахло газом. В темном саду за окном шумел дождь.

— Вы давно знаете госпожу Бруммер? — спросил я.

— Больше тридцати лет, уважаемый. — В этот момент она мазала куски мяса горчицей, ее натруженные, чисто вымытые руки ловко двигались. На левом плече ее фартука виднелись две золотые буквы: «J» и «В». — Я была у Нины няней. Я научила ее ходить, есть ножом и вилкой, расчесывать волосы и читать «Отче наш». Я никогда не отлучалась от нее, даже на один день. Господа брали меня во все свои поездки, я всегда была вместе с моей Нинель. Когда она заболела корью, у нее начался страшный кашель… А потом у нее умерли родители, буквально один за другим, и все это мы переживали вместе, моя бедная маленькая Нинель и я…

В этот момент она отрезала тонкие ломтики от большого куска сала и аккуратно укладывала их на куски мяса, намазанные горчицей. Где-то в доме все также нечетко слышались голоса репортеров и агентов уголовной полиции. — Она настолько красива, уважаемый, просто настоящий ангел. А как она добра! Если она умрет, то и мне будет незачем жить. — Она начала резать лук тонкими кольцами. — Она часть меня, прежде всего из-за того, что нам вдвоем довелось пережить. Нищету в Вене, войну и бомбежки, а потом огромное счастье.

— Огромное счастье?

— Да, с благородным господином, который влюбился в мою Нинель. Потом была свадьба. Много денег. Норковая шуба и бриллианты, дорогой дом… — Слезы катились по дряблым щекам кухарки. В желудке у нее урчало, как будто она выпила слишком много газированной воды. — У меня опять приступ, — сказала она смущенно. — Внезапно ее лицо исказилось от боли. — Всегда, когда я нервничаю, у меня случается приступ. Это от щитовидки. У меня гипертрофия железы. — Она положила колечки лука поверх сала. Послышался тонкий жалобный скулеж. Старый боксер лежал, свернувшись колечком, рядом с плитой и смотрел на нас полуслепыми глазами. — Моя бедная Пуппеле, как это ужасно… — Она поманила собаку. Пес вяло подошел и стал тереться о ее ногу. Мила осторожно заворачивала первую порцию мясного рулета. — Если бы не наша Пуппеле, она бы точно умерла, моя бедная Нина…

— Это почему же?

— Видите ли, сегодня среда, всех нас в этот день отпускают домой, камердинера, прислугу и меня. В два часа Нинель мне сказала: «А не сходить ли тебе в кино?» Но я отказалась, сказав, что лучше прогуляюсь с собакой… — Старый пес опять заскулил. — Мы пошли вниз, к яхт-клубу, а Пуппеле вдруг начала скулить и тянуть поводок в сторону дома… Животное сразу что-то почувствовало… — Первые порции мяса уже были готовы. Мила аккуратно проткнула их алюминиевой спицей. — Я испугалась и побежала к дому, а когда зашла на кухню, то сразу же увидела ее лежащей на полу перед плитой… Все газовые краны были открыты, и она уже почти не дышала. — У нее опять заурчало в животе.

— А как долго вас не было дома?

— Около трех часов.

— И этого времени хватило, чтобы…

— Она еще проглотила веронал. Целых двенадцать таблеток.

— А сколько лет госпоже Бруммер?

— Тридцать четыре. — Она свернула еще один кусочек мяса, бросив сало бедному псу. Он хотел его поймать, но промахнулся.

— Почему она это сделала? — спросил я.

— Не знаю. Этого никто не знает.

— Они жили с мужем счастливо?

— Лучше не бывает. Он носил мою Нинель на руках. Денег достаточно, забот у нее не было никаких. Я не понимаю, я не в состоянии это осознать…

Дверь отворилась, и вошел полицейский, который смотрел мой паспорт:

— Кофе еще остался, бабуля?

— Сколько вашей душе угодно. Кофейник стоит вон там. Возьмите сахар и молоко…

— Мы только что связались по телефону с больницей, — приветливо сказал он, наливая полную чашку. — Господин Бруммер возвращается домой.

— А госпожа? — Губы старой женщины задрожали. — Что с ней?

— Врачи пытаются ее спасти при помощи специальной камеры с кислородом и кардиозола. Это для сердца.

— Боже милостивый! Только бы она выжила!

— Главное, чтобы она ночь продержалась, — сказал полицейский и вышел в холл.

Собака, словно все поняв, опять начала скулить. Мила, с трудом присев на негнущихся ногах, погладила ее по животу. Она заговорила с ней на своем родном, богатом согласными звуками языке, но Пуппеле продолжала скулить, а на кухне все еще стоял запах газа.

4

За прошедшие полчаса Мила приготовила ужин. Уже была готова красная капуста и картошка.

Зазвонил телефон.

Старая женщина быстро сняла трубку маленького белого аппарата, висевшего на кафельной стене рядом с дверью:

— Слушаю вас. — Она слушала и делала трудные глотательные движения, прижав руку к отдававшему болью желудку. — Все поняла, достопочтенный господин. Сейчас пойду накрывать на стол.

Все это длилось довольно долго. Мне очень хотелось уйти, но я не знал куда.

Вернуться в комнату, которую я снимал, с одной маркой и тридцатью одним пфеннигом в кармане не отваживался. Единственная моя надежда была связана с Юлиусом Бруммером. Я продолжал цепляться за эту надежду.

Мила уже давно поняла, как обстоят мои дела.

— Здесь еще водитель, — доложила она. — Вы приказали ему прийти, уважаемый господин. Он уже давно ждет. — Она мне приветливо кивнула и вновь прильнула к трубке. — Хорошо, я скажу ему. — Она повесила трубку и заспешила к столу, где принялась устанавливать на поднос посуду и столовые приборы. — Вы можете пойти вместе со мной.

— Мне бы не хотелось мешать господину Бруммеру во время еды.

— У нас другие порядки, а по средам тем более. Слуг в этот день нет, и прислуживаю я… Пиво надо не забыть.

Она достала из холодильника две бутылки и поставила их на поднос. Затем она нагрузила поднос посудой с едой и понесла его к лифту, связывающему кухню со столовой. Мила нажала на одну из кнопок, и лифт шумно пошел вверх. Старая кухарка сняла фартук, и мы вышли из кухни. Спотыкаясь, за нами последовала старая собака.