Эльфрида Елинек - Алчность Страница 4

О работах по уборке и расчистке после селевого схода прошлой осенью мы не хотим даже говорить, эту главу нам придётся, наконец, закрыть, хотя мы так привязались к ней. Целых пять дней работали на расчистке даже жандармские ученики, не говоря уже о тоннах волос, обнаруженных в земле, присутствие которых там никто не может объяснить до сегодняшнего дня. Наверное, за этим нам следовало обратиться к военным частям, а? Земельные участки после прошлогоднего пожара, между прочим, снова все оказались в собственности нашего банка. Здесь нет почвы для того, чтобы выступать против банков или евреев, хотя это уже стало доброй традицией, просто здесь нет почвы, которая принадлежала бы кому-то ещё, вот и всё. Нет основания, зато большие последствия, как говаривал НАТО в Косовской войне. Представьте себе, есть люди, которые хотят открыть строительный рынок даже в самых тёмных и недоступных закоулках мира, порой диву даёшься, какие гигантские массы мчатся мимо тебя со свистом прямиком через восточные или южные границы, туда, где живут люди, которых все презирают, на языке которых никто не говорит, законов которых никто не знает, но у которых всё стоит только половину, которая, считай, уже сэкономлена и лежит у вас в кармане. В качестве десерта там можно как следует нажраться и напиться, ещё и к парикмахеру сходить на те деньги, за которые здесь купишь разве что пару булочек. Люди по ту сторону границы, которые слишком долго заживо гнили в недемократических потёмках, пока не знают, как надо делать бизнес, и наш свет до них дойдёт разве что через несколько световых лет. Они, правда, делают свой собственный бизнес, и неплохо, и даже под завязку заправляют свои бензобаки. Всё равно наш банк всё знает лучше, он инспектирует новый дом, похожий на любой другой, уже существующий, с той лишь разницей, что этот развалится прямо на глазах и банк подчистую заберёт даже мебель. Он должен своими глазами удостовериться, что она осталась на ковре, который должник тоже должен заложить. Жаль, что банк выдал этот последний кредит, удовлетворил это предпоследнее требование, но что поделаешь. Теперь все эти деньги израсходованы, и на что? Не на нас! Разве нас побалуют! Здесь не за что даже по головке хоть кого-нибудь погладить.

Короче говоря: сын Яниш, сам уже отец, которого даже собственный сын уже с удовольствием переодевает, когда надо идти на битву на футбольном стадионе, уже удалил из банка небольшую, но важную часть его богатства, для чего перетаскал шефу филиала несколько ящиков вина и несколько жирных кусков вранья, смыть которые можно только ещё большим количеством алкоголя, и мы снова встретимся за родовым столом для завсегдатаев. Сообща с наследниками нашего рода — нет, наш род не вымрет никогда — мы основали для него партию и хотим всем остальным всего наихудшего, пока мы, вывалив язык, гоняем наши собственные шутки. Всё это — мой последний аргумент, который слишком нетерпелив, чтобы обосноваться тут надолго. Все кому не лень задирают эту теперь уже заслуженную партию, но на выборах проходит именно она. Теперь давайте устроимся поудобнее. Курт Яниш (ныне старший компаньон фирмы «Домокража и сын») пластается на работе, да ещё в двух местах подрабатывает на охране объектов. Это ему в своё время устроил ещё отец. Здесь, где поколения ещё преемственны, к традициям относятся не наплевательски. И сын Эрнст, кронпринц, принёс кое-что выпить банку, который и без того склонен к полноте, потому что охотно снимает проценты за просроченные платежи с чужих рождественских ёлок, которые и погорели-то всего неделю, а потом пожирает их. И неважно, выпьет это банк или нет. И эти деньги были в конце концов пропиты, домой мы не пойдём, для этого надо сперва заиметь дом — а денег-то и нет. И дома по-настоящему нет, то есть он вроде как есть, но кажется таким отсутствующим, будто того и гляди исчезнет, сделав перерыв на кофе, ещё до того как проценты начнут как следует работать. Вопящая старуха в чердачной норе оказала ему плохую услугу, общественное мнение не выразило восторга, и что-то надо придумать. Об этом не должны судачить на каждом углу. Иначе наступит срок платежа, и будет освещена свалка, на которой и другие развалины ждут не дождутся, когда их заберут. Её не заберут в дом престарелых, она останется здесь и будет приносить неплохой доход — пока не превратится в прозрачную шелестящую мумию, которая ночью пытается убить пляшущую на горяч ей плите крысу болтушкой из муки, поскольку крыса хотела на неё напасть, а у той под рукой ничего не оказалось, кроме этого белого порошка, из которого она тайком замешивает тесто, да-да, вино хорошее.

Итак, банк «Райффайзен» тоже протягивает руку помощи, нет, обе руки, а между ними наша шея. Нет ничего удивительного, что этой многотерпеливой институции постоянно и всякий раз заново, для изображения всё новых богатств, которых никогда не оказывалось, рассказывались всё новые мрачные истории, к счастью все выдуманные. Вот нам кто-то должен, но не возвращает долг, что мы делаем тогда? Мы посиживаем в удобных креслах в филиалах банка, получаем удовольствие и радостно поглядываем на засахаренные вишни на пенном изобилии (полученном путём взбивания обыкновенного воздуха!) наших притязаний. И потом мы выглядываем из окна и при этом заглядываем прямо в витринное окно кондитерской, а там они, настоящие торты. Потом, набитым холестерином, в гробу, нам будет легче. Но оптимизм мы должны излучать уже сейчас, тогда как банку ещё предстоит научиться работе с молодёжью, которая умудряется в четырёх разных телефонных компаниях наделать долгов в размере будущей годовой зарплаты. Мы же придерживаемся более прочных ценностей, говорит Курт Яниш и говорит его сын Эрнсти. Этакая бронзовая башенка на семейном доме, тип-топ! А что, было бы действительно красиво, дом смотрелся бы дороже, почему мы сразу же не водрузили на него шляпу? Верно: башню мы ещё поставим. Подходящий по размеру «испанский сапог» мы на себя не натянем. Больше дела, меньше слов: банк каждый месяц чего-то хочет. Деньги всегда только ожидаются, и никогда не оказывается под рукой подзорной трубы, чтобы их приблизить или увеличить. Но ситуация снова изменится! Грядут совсем другие времена для этих усердных, толковых и приличных, которые когда-то же захотят и власть взять, достаточно долго они ждали и объединялись в движение, — власть, которая твердеет, словно яичница на воздухе, наконец-то достанется нам, — так точно, именно НАМ! — как жирный гарнир к ещё более жирному жаркому. Я бы не стала голосовать за нас, мы будем слишком ленивы, за нами будет вечно следовать война, потому что мы профаны. Когда-нибудь она, может, и научится манерам, эта партия, но это, собственно, и ни к чему, потому что большие деньги, которые так дорожат ими, когда-нибудь всё равно сядут в этот поезд, хоть и с колебанием, куда бы он ни шёл и кто бы его ни вёл, однако он, капитал, всегда одной ногой опирается на землю, чтобы вовремя соскочить и подыскать себе другого машиниста. Но не знает этот капитал наших Янишей! С ними бы у него с первого раза всё сладилось. Даже Маркс написал бы всё по-другому, лучше, будь он с ними знаком. Правда, компания жилищного строительства «Яниш & К°» основана недавно, зато похожие на них люди в этой партии уже давно, и все они упали мордой в грязь. Компании должны быть снова ликвидированы, а жаль. Сейчас господа Яниши пробуют кое-что другое! Они хотят, наконец, делать свои собственные ошибки, но те же самые, что делали бы и другие, если бы имели для этого возможность. Вообще, все челов. свойства будут повязаны в этом объединении единомышленников, и эта вязанка обрушится на нашу голову, теперь я это вижу. Ну, скоро они начнут собирать людей, дома у них уже есть, вот увидите!

С деньгами так: их сначала надо вырвать из алчных рук и передать в другие алчные руки. Но сыну жандарма они нужны сейчас и позарез, чтобы в союзе со своим отцом (это Союз строительных вкладчиков Австрии, который на цветных картинках в домашних журналах демонстрирует британские родовые имения или хотя бы домики австрийских провинциальных врачей, перестроенные крестьянские лачуги из старого, благородно посеревшего без покраски дерева. Этот очаровательный журнальчик мы хотим разослать нашим строительным вкладчикам после того, как заберём их миллиарды! Тогда они станут экономить ещё больше, австрийцы и австрийки. Под процент ниже одного процента! Мы вкладываемся в акции, но, несмотря на это, дремать и почивать на лаврах больше не можем. Если Бог создал человека по образу и подобию своему, то почему человек не может изваять свой домик по образу и подобию Букингемского дворца?) предаться увлечению собирательства домов и участков. Директор филиала, в свою очередь, имеет ещё одно хобби — спекуляция. К этому его побудили грядущие тяжёлые времена. Это храбрый и умный человек. И хобби, которое вам тут преподнесли в подарок, очень красивое. Другие должны идти играть в теннис, или идти на смерть, или идти бегать, а именно умереть должны законные владельцы прилегающих владений, владельцы, к которым их собственность тоже изначально интимно прилегала и которые, как две мирные деревушки, располагались рядышком, объединяясь в уютный жилой ландшафт, достаточно большой, чтобы в него вступили жандарм и его сын, но маловатый для их семейств, которые у них между тем уже повисли обузой на шее. Когда-то было время, они бы умерли, если бы не обзавелись ими — семьями, жёнами и детьми. А теперь они им больше не годятся, поскольку их запросы выросли, и дети, к сожалению, тоже. И им тоже теперь надо гораздо больше. Люди вырастают из своих потребностей и настолько глупы, что склоняются к насилию, когда получают новые потребности. А мы, к сожалению, всё ещё здесь, род элиты, которая выставляет на балкон садовые стулья. Пожалуйста, минутку терпения. Сначала одно, потом другое, один дом за другим, одна женщина за другой, одна отдача за другой, чтобы в конце концов ухватиться за обстоятельства ослабевших к тому времени созданий со всеми их жалобами. Со всеми потрохами. Вот что я называю военным искусством! Людям так или иначе умирать, — не бойтесь, их дома останутся, если, конечно, мы не в Косово, там всё наоборот, нет, там вообще ничего не остаётся. Ни от кого. Кто может, тот уносит ноги. Да, что-то надо делать с людьми, чтобы они не закосневали. Сколько времени нужно, чтобы они смогли заблаговременно спрятать свои владения, пока не грянула война, которую мечтательные люди давно накликивали. Они её предвидели! Где грузовик, где трактор, где лошадка? — за шеломянем еси. Пока имение не развалилось, пожалуйста, мы приберём его к рукам, если этого не сделает другой. Бесхозное владение не терпит пустоты, оно хочет снова кому-нибудь принадлежать. Там, на горном перевале, конь угодил под трактор, а ведь нужно было идти аккуратно, друг за другом. А иные владения таковы, что их никаким транспортом не увезёшь. Если не сам за рулём, не управляешь всем до мелочей и оказываешься в придорожной канаве, другой заберёт то, что принадлежало тебе. Иногда налоги, иногда дальний родственник, на которого не рассчитывал, потому что никогда о нём не слыхивал. Эти двое, отец и сын Яниши, в целом производя наилучшее впечатление, тут я ничего не могу сказать, один как жандарм, другой как укротитель телефонных проводов, к которым ещё надо взобраться на столб при помощи когтей, нашли красивый способ, чтобы собственность сама со вздохом ложилась у их ног, как усталый пёс. Но пусть только кто попробует приблизиться — она вскочит и укусит, собственность, в знак того, что она принадлежит только нам.