Тони Моррисон - Жалость Страница 4

А попытался он уменьшить потери, отправив корабль на Барбадос? — подумал Джекоб. — Ни боже мой! Олух, упорный в заблуждениях как все католики, он еще месяц стоит на рейде, ждет из своего любимого Лижбоа мифический корабль, который будто бы привезет столько живого товара, что он опять сможет битком набить трюмы. За время ожидания корабль дает течь и тонет, так что владелец теряет не только судно, не только первоначальную треть, но и всех остальных (кроме моряков, конечно же, которые прикованы не были) — за исключением четверых уже ни к какой продаже не пригодных ангольцев с глазами, пылающими яростью. И теперь ему нужен новый кредит плюс полугодовая отсрочка в погашении старого.

Неловкость, которую испытывал Джекоб, превращала обед — и без того тоскливый — в мероприятие поистине невыносимое. Грубая одежда простолюдина бросалась в глаза особенно явно рядом с вышитыми шелками и пышными плойчатыми воротниками хозяев. Пальцы, обычно такие ловкие, никак не хотели справляться со столовым серебром. А на руках так даже и следы крови енота остались! Затаенное негодование разрасталось. Такой сонный, такой заурядный день… К чему эта показуха ради единственного гостя, который по положению им не ровня? Все специально, — решил он. — Нарочно устроили представление, чтобы поразить его, заставить униженно пойти на поводу и принять планы д'Ортеги. Трапезу начали с молитвы (шептали на языке ему невнятном — по-латыни конечно), а перед и после молитвы медленно осенили себя крестным знамением. Несмотря на грязные руки и слипшиеся от пота волосы, Джекоб подавил раздражение и предпочел сосредоточиться на еде. Однако не на шутку разыгравшийся аппетит куда-то отступил: блюда были чересчур острыми и пряными — кроме соленых огурцов и редиски все оказалось засушено и пережарено. Вино (разбавленное и на его вкус чересчур сладкое) разочаровало, а уж застольная беседа тем паче. Сыновья хозяина хранили могильное молчание. Жена д'Ортеги, наоборот, стрекотала сорокой, осыпая его никчемными светскими учтивостями. Например, спросила: как вы там выживаете среди снегов? Вклиниваясь с суждениями и вовсе противными здравому смыслу, запросто, не стесняясь мужчин, излагала свои политические воззрения. Возможно, виной тому был акцент хозяев, их ограниченное владение его родным английским, но Джекобу казалось, будто ничто в тягучем разговоре не имеет ни малейшего касательства к реальной жизни. Оба без конца твердили о бремени невероятной, тяжелейшей ответственности, которую возложила на их плечи эта дикая страна; о своей неразрывной связи с делом Божественного провидения и о трудностях, которые они преодолевают во имя Господа. Уже за одно то, — округляла глаза жена д'Ортеги, — как нам приходится лечить ленивых дикарей и заставлять их трудиться, нас давно пора канонизировать.

— А что, мадам, часто болеют? — спросил Джекоб.

— Да нет, больше притворяются, — ответствовала хозяйка. — Мерзавцы все как один. В Португалии им бы такое с рук не сошло.

— Они из Португалии? — удивился Джекоб. А про себя подумал: неужто кухарка не понимает по-английски? Или ее бранят исключительно на португальском?

— Ну, Ангола ведь часть Португалии, — подал голос д'Ортега. — Чудесная, ласковая страна.

— Португалия?

— Ангола. Но Португалия, разумеется, выше всяких сравнений.

— Мы прожили там четыре года, — присовокупила сеньора.

— В Португалии?

— В Анголе. Но детишки наши, прошу заметить, родились не там.

— Стало быть, в Португалии?

— Да нет. В Мэриленде.

— А, то есть в Англии!

Как выяснилось, д'Ортега был третьим сыном скотовода, на родине никаких надежд у него не намечалось. Уехал в Анголу, главный для Португалии источник снабжения рабами, и подвизался на отправке их в Бразилию, но обнаружил, что снискать богатство, по всей вероятности, будет быстрее и легче, отъехав еще дальше за рубеж. Пас одни стада, стал пасти другие, и переход от одних к другим оказался столь же несложен, сколь баснословно выгоден. До поры до времени, — подумал Джекоб. На новом месте д'Ортега последнее время не очень-то преуспевал, однако не сомневался, что постепенно его дела поправятся, в чем застольная беседа и должна была убедить гостя.

У них с женой было шестеро детей; двоим возраст позволял обедать со взрослыми. Мальчики (один тринадцати, другой четырнадцати лет) бессловесно восседали в таких же париках, как у отца, словно присутствуют на официальном приеме или слушают дело в суде. Тут Джекоб поймал себя на том, что злобствует в данном случае не в меру и невпопад, а единственно оттого, что сам потомства не имеет — и даже не только сыновей, а вообще. Теперь, когда дочь Патриция последовала за умершими братьями, нет никого, кто мог бы унаследовать плоды его трудов, пусть нынче скромные, но в будущем обещающие набрать весу. В приюте его научили давить зависть в зародыше, и Джекоб нашел себе иное развлечение — выискивать изъяны брачного союза хозяев. Казалось, они друг дружке хорошо подходят: пустые и сластолюбивые, больше гордятся оловянной столовой утварью и фарфором, нежели сыновьями. Понятно, отчего д'Ортега увяз в долгах. Всю прибыль тратит на побрякушки, расходов не соразмеряет; отсюда шелковые чулки, в пух и прах разодетая жена, горящие среди бела дня свечи; таким манером временный неуспех — будь то затонувший корабль или погибший урожай — легко превратить в постоянный. Наблюдая за четой хозяев, Джекоб заметил, что муж и жена ни разу друг на друга даже не посмотрят, разве что искоса, украдкой, когда другой глядит в сторону. Что означают эти быстрые уколы взглядами исподтишка, он, конечно же, знать не мог, но, давясь несъедобной едой и мучась от невразумительного разговора, забавлялся тем, что воображал худшее. Они не улыбались, а ухмылялись; не смеялись — хихикали. Он представлял себе, как жестоки они со слугами и как лебезят перед священником. В начале обеда очень смущался из-за неизбежных следствий долгого пути — заляпанных глиной сапог, нечистых рук, запаха пота, — но потом неловкость отступила, ее напрочь вытеснили напудренное лицо миссис д'Ортега и густой, тяжелый аромат ее духов. Единственной, если можно так сказать, отдушиной была пахнущая чесночком кухарка, подававшая к столу.

Изредка оказываясь в компании толстосумов с их женами, которые сами меняют наряды ежедневно, а слуг одевают в дерюгу, он вновь и вновь убеждался в том, какой алмаз его Ребекка. Едва увидев, как его будущая невеста, нагруженная постелью, двумя коробами и тяжелым саквояжем, неуклюже спускается по сходням с корабля, он понял, что вытащил счастливый билет. Он бы с готовностью принял и мешок костей или вовсе какую-нибудь страхолюдину — то есть даже ожидал что-нибудь в этом роде: девица, не обиженная внешностью, небось и никуда не уезжая, сто раз сумеет выйти замуж. Однако молодка, отозвавшаяся, когда он выкрикнул в толпе ее имя, оказалась пухленькой, миловидной и, похоже, работящей. Значит, не зря он столько недель потратил на поиски, которые пришлось вести, во-первых, потому, что для вступления в наследство требовалось быть женатым, а во-вторых, ему в любом случае нужна была пара — не чересчур набожная женщина детородного возраста, послушная без униженности, грамотная, но чтоб не шибко, без кичливости; независимая, но при этом заботливая. А вот сварливую он бы не принял. Ребекка подошла ему идеально — смотри, как верно описал ее тот моряк, помощник капитана, ни в чем не обманул! Ни тени строптивости. Никогда не осерчает, не повысит голос. В лепешку для него готова расшибиться, а как она готовит, как печет! Да и в огороде на тяжкие, к тому же непривычные для себя труды так и набросилась — с душой, с выдумкой, веселая как пташка. Н-да, веселая. Была. Потеряв трех подряд детей, умерших во младенчестве, а потом пережив трагедию с Патрицией, их пятилетней малышкой, будешь тут веселой! И бдения на лугу у маленьких могилок не помогают: будто пеплом невидимым вся подернулась — не смоешь его слезами-то, не сотрешь. Но не жалуется, работает по-прежнему. В домашние хлопоты даже еще и с большим рвением окунулась, а когда Джекоб уезжает по делам, как, например, сейчас — с кем-то о чем-то договориться, кому-то дать в долг, с кого-то получить, — он может не сомневаться: дома все будет в лучшем виде. Ребекка с двумя ее помощницами надежна, как ход небесных сфер, и устойчива, как каменная насыпь. Потом, опять-таки, здоровье и возраст пока еще на их стороне. Он уверен: у них еще будут дети, и хоть один — лучше бы мальчик — выживет и преуспеет.

Десерт (пюре из яблок с орехами) оказался получше, так что, когда д'Ортега в принудительном порядке потащил гостя осматривать имение, настроение у того несколько поднялось, позволив ему уже непредвзято восхищаться. Туман рассеялся, и погода давала теперь возможность в деталях оценить качество постройки и состояние телег, табачных сушилен и бочек (в идеальном порядке аккуратно составленных штабелями), ледника для мяса, доильных клетей, прачечной и кухни. Все надворные строения, за исключением кухни, обмазаны глиной и побелены. Размерами чуть поменьше хижин для рабов, зато куда лучше по состоянию и отделке. Существа вопроса, то есть того, зачем, собственно, была условлена эта встреча, разговор все еще не касался. Пока что д'Ортега лишь красочно и подробно описал напасти и несгодья, лишающие его возможности должным образом расплатиться. Но как он собирается возместить кредитору недоплаченное — это все еще не оглашалось. Впрочем, представшие взгляду Джекоба испятнанные, поеденные жучком табачные листья не оставляли сомнений в том, что предложит д'Ортега. Рабов, что же еще.