Дафна дю Морье - Пиявка Страница 4

Я познакомилась с Кеннетом на демонстрации моделей «Розкен» — у меня, конечно, был билет от редакции. Знакомый журналист указал мне на Кеннета:

— Это кен от «Розкен», — сказал он. — Вот уж кто действительно стоит в хвосте. Всему голова Роза. Кеннет только складывает цифры и выдает сестричке чеки.

Кеннет был ужасно симпатичный. Знаете, тип Джека Бьюкенена или Рекса Харрисона.[14] Высокий, светловолосый — море обаяния. Первым делом я спросила, женат ли он, и мой знакомый ответил, что он еще не попался на эту удочку. Он представил меня Кеннету и Розе — они были ни капельки не похожи друг на друга, хоть и брат с сестрой, — и я рассказала Розе, что мой шеф собирается написать о них в газете. Она, конечно, обрадовалась, и я получила приглашение к ним на ужин. Дальше — больше. Название фирмы мелькало в газетах, ее популярность росла день ото дня.

— Улыбнитесь прессе — и пресса улыбнется вам, — сказала я Кеннету, — а если она на вашей стороне, успех вам обеспечен.

Наш разговор происходил на небольшом ужине, который я устроила специально для Розы и Кеннета, пообещав, что будет приглашен также Вернон Майлс и они с ним познакомятся. Я рассказала, как мы с ним дружны, и они надеялись договориться об оформлении его следующей пьесы. К сожалению, Вернон Майлс так и не смог прийти — из-за очередного приступа астмы, как сообщил его секретарь.

— Какая вы предприимчивая девушка, — обратился ко мне Кеннет. — Таких я еще не встречал, — и осушил пятый бокал мартини. Он уже тогда слишком много пил.

— Вот что я вам скажу, — отвечала я. — Не давайте сестре оттирать вас в сторону. «Розкен» надо произносить по-другому. Ударение должно падать на кен.

При этих моих словах с него чуть весь хмель не слетел. Он опустил бокал и уставился на меня.

— Почему вы так думаете? — спросил он.

Я пожала плечами:

— Не могу спокойно смотреть, как мужчина позволяет женщине верховодить. Особенно если мужчина с головой. Значит, он лентяй, и больше ничего. В один прекрасный день кен вообще отпадет от «Розкен», и виноваты будете только вы сами.

Представьте себе, после этого он пригласил меня обедать, и я услышала подробный рассказ о его детстве и о том, как Роза и мать всегда мучили его. Конечно, они были привязаны к нему, но я сразу сказала, что в том-то вся и беда. На него смотрели как на собственность.

— Послушайте, вы должны проявить характер и стать наконец хозяином положения, — посоветовала я ему.

Этот обед имел неожиданные последствия. Между Кеннетом и Розой вскоре произошел крупный разговор. Такое случилось у них впервые, как потом признался мне Кеннет, но зато в результате атмосфера явно разрядилась, потому что с тех пор их деловые отношения стали несколько иными, и Роза поняла, что ей следует считаться не только с собой. Манекенщицы начали поговаривать, что обстановка в фирме изменилась к худшему, на самом же деле просто дисциплина стала строже и им теперь приходилось больше работать.

Кеннет сделал мне предложение, когда мы застряли в автомобильной пробке. Он отвозил меня домой после вечеринки — я по-прежнему жила в Виктории в доме, доставшемся мне по завещанию тети. Затор образовался на перекрестке — светофор, как видно, заело.

— Красный свет означает опасность, — сказал Кеннет. — Это про вас.

— Вы мне льстите, — отвечала я. — Разве я похожа на femme fatale?[15]

— Как насчет fatale, не знаю, — сказал он, — но то, что мы застряли, о чем-то говорит.

Тут, конечно, он не мог не поцеловать меня, ничего другого ему не оставалось. Потом светофор переключился, — наверное, на главном пульте устранили неисправность. Я первая это заметила.

— А что значит зеленый, вы знаете? — спросила я.

— Да, — ответил он. — Путь свободен. Вперед!

— Ну что ж, я тоже свободна, — сказала я. — У вас нет никаких препятствий.

Признаться, я не уверена, что мои слова не застали его немножко врасплох. Вы же знаете, как нерешительны в таких вопросах многие мужчины; ему наверняка понадобился бы еще денек-другой, чтобы созреть. Как бы то ни было, вскоре после этого пошли разговоры о нашей помолвке, а когда такие вещи попадают в печать, опровергать их не имеет смысла. Я объяснила Кеннету, что в таком случае мужчину можно заподозрить в непорядочности, а это грозит подорвать престиж фирмы. И вообще, мало ли что могут подумать про неженатого модельера. Короче говоря, мы обвенчались, и у меня был великолепный свадебный наряд — подарок фирмы. Все вышло очень романтично, жаль только, что отныне мне пришлось называться миссис Ступор.

Мы с Кеннетом обожали друг друга, хотя у меня почему-то с самого начала появилось предчувствие, что семейная жизнь у нас не сложится. Во-первых, у него был слишком непоседливый характер, его все время тянуло переезжать с места на место. После свадьбы мы вылетели в Париж с намерением провести там неделю-другую, но не прошло и дня, как он сказал: «Дилли, я больше не могу. Давай поедем в Рим». И мы отправились в Рим. Через два дня он уже собрался в Неаполь. Потом ему взбрело в голову телеграммой вызвать к нам Розу и мать. В медовый-то месяц! Естественно, меня это оскорбило, и я сказала, что, если в газетах напишут, что в свой медовый месяц он не может обойтись без мамочки и сестрички, «Розкен» станет посмешищем всего Лондона. Думаю, это его убедило, так как больше он к этой мысли не возвращался. И все же в Италии мы пробыли недолго — Кеннет не переносил жирную пищу.

Семейная жизнь… Что я могу сказать, испытав ее на себе? За шесть лет я не помню ни одного вечера, чтобы Кеннет не пил. Доходило до того, что он не мог ни стоять, ни говорить. Трижды он лечился, но все безрезультатно. Пока он был в клинике — а каждый раз он выбирал новую, — дело как будто шло на поправку, но стоило ему вернуться ко мне — он снова тянулся к бутылке. Как я страдала!

На делах фирмы «Розкен» это не отразилось, потому что, как только у Кеннета начались запои, Роза отстранила его от дел и наняла на его место управляющего. Она назначила брату содержание — тут ей некуда было деваться, — но доверять ему деньги фирмы стало рискованно.

Выйдя замуж, я, естественно, ушла с работы, но Кеннет постоянно лечился в клиниках, и мне не хватало денег на все расходы, поэтому я возобновила связи со старыми знакомыми с Флит-стрит. Не официально, а так — подбрасывала им время от времени разную информацию. Это для меня было несложно, я же теперь состояла в родстве с Розой. Вы не представляете себе, сколько новостей просачивается в мир моды. Заказчикам ведь многое известно, да и манекенщицам тоже. Если бы только посетители догадывались, что каждое их неосторожное слово потом будет использовано, они бы залепляли рты пластырем, приближаясь к дому моделей. Ну а я была знакома кое с кем из заказчиков Розы и с большинством ее манекенщиц. Да и сама Роза не очень-то стеснялась, когда обсуждала своих клиентов в кругу семьи, и до меня так или иначе доходило немало историй, которые потом попадали в газеты под скандальными заголовками. Сплетни я ненавижу, но если люди о чем-то шепчутся, значит, для этого есть основания. Дыма без огня не бывает.

— Ты же просто святая, — говорили мне друзья. — Столько делаешь для этого алкоголика Кеннета — весь дом на тебе. Почему ты с ним не разведешься?

— Он мой муж, — отвечала я, — и я его люблю.

Возможно, мне и удалось бы удержать Кеннета от пьянства, если бы у нас была настоящая семья. Господь знает, как я старалась. Каждый раз, когда Кеннет возвращался из клиники, я делала все, что могла. Но ничего у нас не получалось…

В конце концов, и это была развязка трагедии, он написал мне из клиники, уже четвертой по счету — она находилась в Йоркшире,[16] часто навещать его я не могла, мне было не поспеть туда и обратно за один день, — и сообщил, что полюбил там одну медсестру, она уже ждет от него ребенка, и просил дать ему развод.

Я тут же отправилась с этим известием к Розе и его матери, но они нисколько не удивились. Они сказали, что в конце концов этого следовало ожидать. Кеннет, увы, не отвечает за свои поступки, и для всех будет лучше, если я отпущу его.

— А на что же мне жить? — спросила я их. У меня просто голова шла кругом. — Шесть лет я была рабой Кеннета, и вот как он меня отблагодарил.

— Мы понимаем, Дилли, — сказала Роза, — тебе пришлось нелегко, но ведь жизнь вообще тяжелая штука. Не волнуйся, ты будешь получать положенную сумму от Кеннета, да и я тоже тебя не оставлю.

Конечно, она боялась портить со мной отношения. Я слишком много знала о ее личных делах и о делах фирмы.

— Что ж, — сказала я, вытирая слезы, — попробую вынести этот удар, но слишком тяжело получать от жизни одни пинки и никаких радостей.

Хорошо было говорить этой Розе — у нее было богатство, известность, все с ней носились, а я была всего лишь Дилли Ступор, которая помогла выдвинуться ей и Кеннету. Верно, жизнь — тяжелая штука, но самой-то Розе вполне удалось в ней преуспеть. Шикарные апартаменты в Мейфэре,[17] куча любовников — вот что значило быть первой половиной «Розкен». Второй половине, вернее, тому, что от нее осталось, приходилось ютиться в нескольких комнатенках в Виктории.