Ирина Лобановская - Простри руце Твои.. Страница 4

- Думать надо, милый, думать... Есть такая история про двух монахов. Они зашли по пути в один дом, и хозяин подал им курицу. Старший монах, многолетний подвижник, стал есть курицу и нахваливать. Младший посмотрел на него ошарашено и тоже начал есть. Потом, когда они покинули гостеприимного хозяина, он спросил старшего: "Авва, ты же великий постник! Как же ты вдруг нарушил пост?!" А тот спокойно ему ответил: "Не в мясе главное, а в душе. Если бы я отказался от угощения, которое нам подал этот добрый человек, я бы обидел его. И согрешил бы куда больше, чем чуток нарушил свой пост". Наши отношения с Богом, милый, - это только наши отношения с Богом. К сожалению, когда людям предоставляется выбор, они чаще всего выбирают самое худшее для себя. И нередко начинают интересоваться религией, не существующей без мистики, именно как некой тайной, загадкой, которую пробуют открыть. Ждут от религии чуда, власти и авторитета, то есть магии, и легких решений. Это большинство. Меньшинство ищут истину. То есть - Христа. Веру от разума отделяет черта. И вера - по ту сторону этой черты. Многие не понимают, что нужно бороться со своими желаниями. Называется это духовная брань. Брань не с людьми, а с демонами, с духами злобы, смущающими нас постоянно. Каждую секунду мы стоим перед выбором: помолиться или нет, пойти в храм на службу или поспать... Человек выбирает: жить, как он хочет, либо по Божьим законам. Плотские желания, иначе - грубые грехи, отметаются относительно быстро. Остаются более серьезные, тонкие: осуждение, зависть, гордыня... Мысли, чувства... Они могут быть совершенно незаметны для людей, но пронизывают человека насквозь, и бороться с ними трудно.

- А как бороться? - спросил приезжий.

- Да как... Исповедоваться. Но и на исповеди они сразу не уходят. Некоторые прихожане несколько лет признаются в одном и том же грехе. Никак не могут от него освободиться. А это ничего страшного, пусть себе называют свой грех каждый раз. От частого исповедания он раскачивается. Так что ходи и повторяй одно и то же, талдычь, как говорят ныне, потом глядишь - грех пропал... Тогда берешься за другой. И постепенно очищаешь свою душу. Это подвиг, аскеза. Но со временем, если понимать, что ты делаешь, она превращается в радость. Духовную. Мирская радость - моментально проходящая, неглубокая. А радость общения с Богом - на всю жизнь. И человек, коснувшийся благодати, знает, что это такое. Бог подсказывает нам путь... И от нас, милый, зависит, выбрать его или нет. В христианстве Бог словно говорит человеку: не разыгрывай трагедию, не устраивай Рай и ад на земле. Рай и ад Я оставляю за Собой. Так вы зачем в наших краях? На пару дней... Тоже ведь сделали какой-то выбор.

Гость вытащил из кармана небольшую фотографию.

- Это она?

Отец Димитрий взглянул и удивился. На него смотрели прекрасные глаза Богородицы... И младенец со свитком в левой руке.

- Откуда это у вас, милый?

- Это она? - настаивал гость. - Та самая, Смоленская? Я не ошибся?

Батюшка кивнул.

2

- Улица заметелилась! - сообщил утром, забравшись на батарею и заглянув в окно, пятилетний Денис, названный одним из самых распространенных за последние четыре года городских имен.

Итак, с улицей Ксении все сразу стало ясно. Душа ее тоже в этот день "заметелилась" и "засугробилась". Причину она отыскивала долго. Напоминало зубную боль: кажется, что болит четвертый снизу, а оказывается, седьмой сверху.

В общем, причин насчитывалось много, и одной из них, лежащей на поверхности "метельной души" был как раз зуб, который сегодня требовалось запломбировать Денису.

Он на известие отреагировал с мужским бурным темпераментом - ревел не переставая в течение двадцати минут. Ксения вышла из себя, наподдала ему пару раз по попе, от души, по полной, хлебнула валокордина и совершила грубую педагогическую ошибку, со всей решительностью объявив ребенку, что отдаст его чужому дядьке. Денис про педагогические ошибки еще никогда не читал, поэтому реветь моментально перестал, на всякий случай потребовал у Ксении его успокоить, а потом отправился к Петру и попросил:

- Спрячь меня так, чтобы Ксеня меня не нашла!

Затем он выдвинул ряд спокойно обдуманных угроз, среди которых на первом месте стояло твердое обещание сломать машину в кабинете зубного врача. Ксения спасовала и малодушно перенесла врача на завтра.

Мгновенно успокоившийся, современный и чересчур образованный ребенок в упоении и восторге прочитал наизусть слегка ошеломленной Ксении половину сказки об оловянном солдатике и, дойдя до крысы и ее пустого требования паспорта у служивого, стал собираться гулять.

- Ну, какие там могут быть документы! - вполне логично осуждающе сказал он, вспоминая неразумное животное.

- Умен до безнадежности, - проворчала Ксеня.

Теперь ей все стало ясно: до обеда Денис благополучно будет носиться по двору под присмотром старушки-соседки, которой, на счастье молодых мамашек, всегда скучно просто сидеть на лавочке. И можно спокойно отправляться с четырехмесячной Дашкой к педиатру.

Коляска легко катилась по укатанной снеговой дорожке. До поликлиники Ксения молчала - с Петром давно никаких отношений. Он важно шагал рядом со свертком запасных памперсов. В глубине души Ксене приходилось признать, что Петр, отличаясь от многих современных мужчин, не стыдится хозяйственных сумок, коляски и стирки, охотно сидит с Дашкой, если нужно. За что Ксения его так не любит?

В поликлинике на высоком белом столе с матрасиком Дашка лежала тихо, только соска шевелилась во рту: туда-сюда, туда-сюда. Спокойный ребенок - счастье для родителей. Лежала и важно смотрела на Ксению синими Петиными глазами. Ксеня почти ненавидела их за то, что синие, за то, что Петины.

В кабинете врач тотчас забросала Ксению вопросами:

- Чем кормили? Не болела? Как прибавляет в весе? Как спит?

С трудом отбившись от этого града, Ксеня собралась сама спрашивать, но врач вошла в раж и никак не могла остановиться:

- А как рожала, мамочка? Легко?

- Я-то легко рожала, - мрачно сказала Ксения, засовывая Дашке в рот выпавшую соску. - Только двадцать лет назад. Это первый раз.

Про второй раз ей говорить не хотелось.

И встретив изумленный взгляд докторши, немо застывшей над Дашкиной карточкой, пояснила:

- Я - бабушка.

- Ну и бабки теперь пошли! - ахнула докторша, бросая ручку на стол. - А это тогда кто? Дедушка?

И она показала на Петра, отпустившего несколько месяцев назад широкую, лопатой, светлую бороду. Заодно Петр носил замысловатую прическу: каре средней длины, а с одной стороны - висит тонкая прядка на несколько сантиметров длиннее остальных волос. Его спрашивали: как стригся, специально, что ли, каждый раз эту косицу закалывал и не давал под ножницы? Он с дурацкой улыбкой кивал. Идиот...

- Нет, - пробурчала недобро Ксеня и отвернулась к окну. - Это зять.

- Ой, подождите... - педиатр глянула на бабушку повнимательнее и вдруг посыпала словами. Они полетели, как новогодние конфетти, невесомые и прилипчивые. - А я ведь вас знаю! Ну да, вы же артистка! Вас все знают! Вы Леднева! Ну, конечно! Я вас много раз в кино видела! Вот названия фильмов только не помню... Вы еще играли в сказке этой рождественской... Вместе с Олегом Авдеевым. Правда? Как же я вас сразу не узнала? Колготишься тут целый день с детишками, света белого не видишь... Свое имя позабудешь...

Получалось, что она просто обязана была узнать Ксению. По долгу службу. Или по гражданскому долгу.

Ксеня затосковала. На улице, если вдруг приходилось выходить, а не ехать на машине, она старалась как-нибудь спрятать лицо. Да еще этот Авдеев... Авдеев Олег... Олеженька... Олежек... Срывающийся шепот в трубке: "Целоваю..."

Именно так: "целоваю"...

Авдеев Олег... Олеженька...

- Да-да, - торопливо пробормотала Ксеня. - Это я... Та самая, которая... Леднева. Без вариантов. Что такого особенного? У меня здесь дочка живет. В этом районе. По соседству со мной. Приходится помогать. Тоже всю жизнь колготишься с детишками... По понедельникам у нас нет спектаклей, так что я сегодня абсолютно свободна. А в целом я обычная русская баба: с двумя сумками, двумя детьми и кошмарным радикулитом.

Больше врач вопросов не задавала, задумалась как-то, безразлично повертела в руках Дашку, взвесила и молча села заполнять карту, изредка с интересом поглядывая на Ксению.

А что тут разглядывать? Артистка... Известная и заслуженная. На улицах узнают. Разве это достижение всей ее жизни? Будь она неладна, ее жизнь... И эта популярность... Паршивое слово... Слава, размененная на медяки. Бесцветная перспектива. Хотя очень даже яркая...

Но деньги и слава не меняют людей. Это ошибочное, хотя и общепринятое мнение. Деньги и слава лишь ярко выхватывают из беспросветной тьмы души, как слепящим глазом насмешливого прожектора, качества, уже заложенные в человеке.

Молодость... Глупость.... Надо бы как-то сжаться и пережить то время, когда все кажется всерьез, хотя на самом деле что в этой жизни всерьез?.. Да ничего... Обыденная дребедень.