Виктор Ерофеев - Пять рек жизни Страница 4

ПОДВИГ ГОЛУБИНОВА

В картинной галерее Саратова много шедевров. Иногда вдруг наедет экскурсия школьников, поорет, поиграет в прятки, полюбуется живописью Репина и Малевича, и вновь тишина. Мы встретились с Голубиновым перед картиной неизвестного итальянского художника пятнадцатого века, изображающей Мадонну с ребенком и двух ангелов, больных конъюнктивитом. Голубинов - интеллигент тридцати двух лет. Худой, в очках, как Чернышевский, но от сходства отказывается. В руках у Голубинова была авоська с трехлитровым на вид предметом, бережно завернутым в саратовскую газету. -Для анализа, -сообщил он вполголоса. Я кивнул. Мы вышли на улицу. - Зачерпнем поздно вечером, перед вашим отплытием, -сказал Голубинов. - Показать вам город? -Лучше поговорим, -сказал я, оглядевшись вокруг. - Как угодно, - поджал он губы. Провинциалы обидчивы, но им нельзя потакать. - Хотите ужинать? - Хочу. Мы очутились у него в квартире. Сашенька Голубинова встретила нас в нарядном платье. - Утка стынет, - улыбнувшись, сказала она. Мы быстро сели за стол, полный всяких закусок, и выпили водки. - Почему у вас перевязана голова? - спросил я у Голубинова. - Хулиганы, - рассеянно ответил он. - На рынке, - улыбнувшись, добавила Сашенька Голубинова. - С топорами. - Перестань,- запретил ей Голубинов. На меня стали падать книги. Дореволюционные тяжелые тома Достоевского. Старые открытки вылетели из альбомов и разлетелись по всей комнате. Почти курортная пристань Саратова. Виды Саратова. Люди Саратова. Мы бросились их подбирать. Под столом мы встретились с Голубиновым. - Вы знаете, что Бог умер? - спросил я. -До Саратова дошли слухи, - подтвердил он. Мы стали есть полутеплую утку, запивая сладким вином. - Трудно поклоняться неживому богу, -вздохнул Голубинов. - Один буддизм еще крепко держится благодаря своей парадоксальности, - заметила бывшая студентка Сашенька. - Рождение нового единого бога так же неминуемо, как сведение компьютерных программ воедино, - рассудил Голубинов. - Просто это на очереди. Смешно видеть дешевую конкуренцию разных религий. - Многопартийная система богов, - подытожил я.- Но не лучше ли оставаться при ней, имея шанс менять хозяев? Некоторое время мы ели утку в молчании. - Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! - неожиданно весело добавил я. Возникновение одного божества. Первая по времени метафизическая революция двадцать первого века. - В Европе Бог и святые скукожились и стали напоминать корейскую пищу, -сказала Сашенька. - В язычестве было много богов в рамках одной веры. Сейчас много богов в рамках всего человечества, - подумав, сказал Голубинов. - Следующий закономерный шаг - объединение богов. - Божественный пантеон - он разрешительный, терпимый, но не насыщен креативной энергией будущего, - глубоко задумалась Сашенька. - Свобода выбора Бога - большая человеческая свобода, - сказал я. - Однако поправка должна быть внесена в божественный имидж, а это развернет ситуацию неожиданным образом в сторону тотального единобожия. Справятся ли люди с этим, и если справятся, то как? - Однако, как можно доверять человечеству, и не окажется единый новый Бог чем-то наподобие диктатора, который окончательно убьет всякую свободу? - спросил Голубинов. - Так вот что значат пять рек жизни! - прозрела Сашенька. - Да, - сказал я, - пять рек жизни - это ожидание чуда нового откровения. - И вы его ожидаете? - Он и есть чудо, - серьезно сказал Голубинов, показав Сашеньке на меня. - Почему Россия - такая горькая страна? -спросила меня Сашенька в упор. - Анализ покажет, - сказал Голубинов. -Ну все. Пора. Мы встали, подошли к двери. - А тут у нас жила бабушка. А потом умерла, - сказал Голубинов. Крадучись, мы стали спускаться к Волге. Вдалеке стоял мой теплоход с приятной танцевальной музыкой. Я знал, что немка рассматривает нас из каюты в ночной бинокль. Голубинов вытащил из авоськи сверток, зашэл по колено в воду. - А вы знаете, теплая, - тихо удивился он, опуская банку в воду. В ответ протяжно загудел теплоход. Вдруг банка в руках Голубинова разлетелась вдребезги. Вдруг Голубинов тихо ойкнул, пошел ко дну. - Ну сволочь, так не честно! - сказал я, в мыслях обращаясь к капитану.

ГИБЕЛЬ БОГОВ

Редкий русский идет в сауну с чистыми помыслами. Я вошел в сауну с ручной гранатой. Капитан сидел на полке с четырьмя телками. Одна была буфетчица Лора Павловна, другая - красавица Наташа, третья оказалась мужчиной помощником капитана, четвертая была совсем голой. На мое удивление она проявилась распаренной немкой с экстремистским тату на бедре. - Здравствуйте, капитан, - сказал я миролюбиво. - Вы видите этот кусок битой посуды? - Я показал ему осколок. - Привет вам от Голубинова. - Я не понимаю всей этой истории с битой посудой, - сказала мне немка, инстинктивно опасаясь взрывов и русской стрельбы. - Я все понимаю, но при чем тут битая посуда? - Ты свободна, - сказал я немке. - Наташа тоже пусть выйдет отсюда и утешит тебя. Идите, побрейте друг другу ноги. Лора и помощник могут остаться. Мне не жалко. - Подождите, - сказал капитан. - Не бросайте гранату! Лора, выдай ему стеклянную банку. Он - маньяк. Я сдаюсь. - Хотите, я наполню банку волжской водой? -услужливо предложился помощник капитана. - Отдыхай, черная сотня, - сказал я. - Лора, несите банку. Лора босиком побежала за банкой. - Я государственник, - сказал капитан с поднятыми руками, - но к смерти я не готов. Хотите выпить? - Не откажусь. Капитан опустил руки и разлил водку по стаканам. - Ну, за ваш анализ! - сказал капитан. Мы хмуро выпили. - Хотя, что такое анализ? - спросил капитан, хрустя огурцом. - Не русское это дело. Я и сам без анализа знаю, что вода здесь течет не живая, а мертвая. Понял? Ну, вот такая мертвая! Совсем мертвая! - Какой же ты тогда государственник? -удивился я. - Так я потому и государственник, что вода гнилая, - сказал он. - А если я ее оживлю? - сказал я. - Кишка у тебя тонка, - сказал капитан. -Не такие, как ты, пробовали! Ну, давай, наливай! - сказал он помощнику. - Что такое русский? - сказал капитан, снова выпив водки. - Русский - это, прежде всего, прилагательное. Китаец-существительное,француз -тоже, негр - и то существительное! - Даже еврей, - вставил помощник, - жидовская морда, а существительное! - Правильно, - одобрил капитан. - А вот русский - он прилагательное. - К чему же он прилагается? - спросил я. - Вот я всю жизнь живу и думаю, к чему он прилагается, и, выходит, он ни к чему не прилагается, как его ни прилагай. Русский - он что, если разобраться? Доказательство от противного. Одним словом - апофатическая тварь. Свет вырубился. Сауна стала тьмой. Мятежники схватили меня за горло железной рукой. - Ну, вот и все, - сказал капитан. - Включайте свет, Лора Павловна. Буфетчица с хохотом выполнила команду. - Нам с тобой, друг мой, на этом свете вдвоем не жить, - не без трансцендентной грусти заметил капитан, связывая мне руки за спиной. -Или ты, или я. Так что будем тебя мочить. - А перед этим трахните его! - оживленно сказала Лора Павловна. - Непременно, - заржал помощник. - Вы чего! - возопил я. - Во всем мире гомосеки трахаются полюбовно, а вы тут в России превратили половой акт в позор и тотальное унижение! - Захотели и превратили, - сказала Лора Павловна, срывая с меня одежду. - Сейчас я буду тебя анализировать, - заявил капитан, становясь в плотоядную позу. - Помоги-ка мне, Лора Павловна! Я стал молиться. В такую минуту мне Христос был бесконечно ближе Будды и прочей божественной экзотики. В такую минуту я понял, в какую дверь я должен стучаться. Дверь сауны слетела с петель. На пороге стояла моя немка с базукой на голом плече. За ней - красавица Наташа с саблей наголо. На мое счастье, они подглядывали в замочную скважину. - Хенде хох! - крикнула немка впервые за всю Волгу по-немецки, и мне впервые понравился этот язык. - Не шевелись! У меня дед был эсэсовец. Она сказала чистую правду. Все подняли руки, кроме меня. Наташа саблей перерубила мне путы. Шайка была обезврежена. Немка проворно накинула на всех троих по пеньковой петле. Тут с белым флагом в руке влетела в сауну бухгалтерша, та, что показывала мне свои груди. Она хотела сказать что-то важное, но вместо этого неосторожно напоролась на саблю и, по-моему, сразу умерла. И победители, и побежденные не смогли сдержать улыбок. - Ну, прощай, капитан! - беззлобно сказал я. - Прощай и ты, Лора Павловна. - Федор, все! Хайль Гитлер! - выдохнул помощник капитана. Покорно, роняя бутылки, он полез на стол вешаться. - Полезай и ты, партизанка! - прикрикнула на буфетчицу немка. - Быстро! - Сами мне говорили, что вы принципиальный противник смертной казни, - с легкой укоризной сказал ей капитан с петлей на шее. - Да! - сказала немка. - Но еще больше, чем смертную казнь, я не люблю партизан! - Муся моя, до свидания! - достойно обратилась Лора Павловна к капитану. Все вдруг поняли, что между ними в жизни было большое чувство. - Может, не надо? - робко спросила Наташа с саблей. Вместо ответа немка выбила стол из-под ног осужденных, и они задергались в воздухе, пугая нас своей уже нездешней эрекцией. - Сфотографируйте меня вместе с ними, -сказала немка, становясь с улыбкой между членов двух повешенных. Лора Павловна качалась сама по себе, картинно превращаясь из буфетчицы в великомученицу.