Инесса Ципоркина - Мир без лица. Книга 2 Страница 4

В этой хижине, служившей не столько храмом, сколько лавкой колдовских амулетов, Марк совсем скис. Фрель не выдержал — и бросился защищать своего престарелого протеже.

— А знаете, отец Как-вас-там, что Марк выпустил на волю Мэри Рид? — напустился он на пастора.

— Кто такая Мэри Рид? — не дрогнул священник.

— Пиратка! Знаменитая пиратка! Вы что, не знаете Мэри? Да в ее могильной плите было больше магии, чем во всех ваших фигурках, костях, четках и травке! Ее могила у памятника…

— Эшу Аровоже! Он вызвал Эшу Аровоже? — пастор неожиданно перебил Фреля с таким потрясенным видом, как будто узнал, что Марк все это время, не щадя чувств верующих христиан, проводил вудуистские обряды на центральной площади.

— Ну, а этот Аровоже кто такой? — устало спросил Марк. — Надеюсь, не сам сатана?

— Почти сатана, — счастливо кивнул пастор-бокор. — Дух-проводник Олокуна, божества моря. Все Эшу несут хаос, перемены, чудеса и преображения. Они — дорога, что связывает миры. Ты открыл дорогу духам, мальчик?

— Выходит, что открыл, — пожал плечами Марк.

— Старик! — с каменным (а каким же еще?) лицом и с ноткой раздражения в голосе произнес Гвиллион. — Ты понимаешь, с кем говоришь?

— Конечно, понимаю! — хмыкнул старик, но как-то почтительно хмыкнул, без панибратства. — Ты — Огун[12], с тобой дети Иеманжи и двое смертных.

— Со мной ОДИН смертный. — Лицо Гвиллиона слегка искажается, что может означать и ухмылку, и гримасу презрения — а может, и то, и другое разом.

Глаза святого отца мечутся по лицам Фреля и Марка. Наконец, он делает свой выбор. Неверный.

— Владыка Перекрестков? Барон Каррефур[13]? — вопросительно приветствует он Фреля. Да уж. На мэтра Каррефура если кто из нас и похож, то только Фрель. Вон морда какая плутовская…

Глядя на согнувшегося в поклоне католического священника, Фрель мстительно прищуривается. Ох, как же ему, наверное, в свое время досталось от вот таких вот моралистов в сутанах… Дай ему волю — уж и поводил бы он попа за нос!

— Не на слугу смотри, а на господина! — грохочет Гвиллион. — Тебе повезло, старик. Ты увидел самого Доброго Бога!

— Bon dieu[14]? — ошарашенно произносит святой отец и… без чувств оседает на пол.

Глава 2. Время расплаты людьми

Ну какая я, к чертям, норна? Это не я распоряжаюсь временем, а оно мной. Я боюсь, что Нудд воссоединится с собой слишком поздно. Или что Бог Разочарования протрезвеет слишком быстро и отрядит за нами новых стрелков с магической сетью. Или еще каких-нибудь умельцев. Время, мне нужно время! Стой же ты, неугомонное, дай нам собраться с силами! Я вслушиваюсь в лесную тишину, которую нарушает лишь тихий голос болотницы, рассказывающей последние новости, — и вдруг понимаю: вокруг НЕЕСТЕСТВЕННАЯ тишина. Ни сверчков, ни лягушек, ни птиц — ни звука.

— Как вымерло все, — шепчу я в недоумении.

— Не вымерло, — кряхтит Нудд, — остановилось. Ты учишься.

— Чему? — ошалело спрашиваю я.

— Тому, что должна уметь норна. Запрудам Времени.

— Запрудам?

— Время течет. Останавливать его — как останавливать реку. И делать из реки запруду.

— Значит, время скапливается вокруг нас и дальше не идет?

— Вот именно. Ты его ловишь и останавливаешь.

— А как мне ее разрушить, запруду эту?

— Как-нибудь. Там разберешься. Сейчас не это главное. Я уже выхожу из замка. Скоро буду здесь.

Болотница молчит, с любопытством посматривая на меня. Для нее это настоящее приключение. То-то будет о чем порассказать местной нежити!

— Иди домой… — мягко говорю я ей. — Иди. Здесь становится опасно.

— Я могу помочь! — упрямо возражает болотница. Ей кажется, что сюда вот-вот ворвутся злодейские прихвостни, обвешанные магическими девайсами, и поволокут нас обратно, в руки мистера Зло. Храбрая обитательница болота даже не представляет, откуда исходит опасность.

А исходит она от меня. Я снова самое опасное существо в округе. Если я превращу эту полянку в уголок, где время остановилось, все живое замрет, вплавленное в янтарь неподвижных лет. Или даже веков. Плохая награда за помощь.

— Иди, иди, — выпроваживает болотницу Нудд. — Иди. Мы сами справимся.

Она уходит, возмущенно шлепая широкими лягушачьими лапами по воде. По воде? Откуда здесь вода? Я изумленно озираюсь. Вполне сухая полянка затоплена. В черной, непроглядно черной поверхности невесть откуда взявшегося пруда отражаются звезды. Там, где не покачиваются на агатовой ряби яркие, ослепительно яркие цветы.

— Это что? — обращаюсь я к Нудду, указывая на один из них, развернувший сияющие белизной лепестки прямо у моих ног. Нудд наклоняется и тянет растение за толстый стебель, прочный, словно резиновый шланг.

— Ненюфар! — ухмыляется он. — Проще говоря, водяная лилия.

— Не, это не лилия. Лилии я знаю, — категорически отметаю я. — Это лотос. Смотри, как из воды торчит. А лилии над водой не поднимаются.

— Значит, лотос, — пожимает плечами покладистый сын воздуха. — Да какая разница?

Определенно, я свою первую Запруду Времени ничем таким засевать не собиралась. Я, конечно, не против, но кто их сюда занес, эти лотосы — а главное, зачем? Тем временем вся бывшая поляна, превращенная в пруд с небольшим островком посередине, расцветает единой клумбой.

— Лотофаги… — говорю я. — Лотофаги у Гомера[15], забывшие все на свете… Лотос — это воплощенное забытье. Бог Разочарования — вот кто тут главный садовник. Он отравил здешнее время семенами забвения. Он не хочет, чтобы ни люди, ни фэйри моего мира ПОМНИЛИ…

— Так надо эти сорняки выполоть! — энергично заявляет Нудд.

— Это лишних богов надо выполоть, чтоб не растили чего ни попадя на моей территории, — останавливаю я его. — К норнам! Поговорить надо.

Все-таки ходить по Бильрёсту[16] быстрее, чем летать в поднебесье серой гусыней, бесстрашной упитанной торпедой, разрывающей облака. Поэтому мы привычно ступаем на небесный мост, и он со скоростью мысли несет нас в долину Неверно Понятых, моих коварных названных сестриц. Поостерегитесь, Урд и Скульд, сейчас я буду лютовать!

Дом на вершине отвесной скалы выглядел таким печальным, что я поняла: это не усадьба. Это — тюрьма. Может, норн никто не сковывает по рукам-по ногам (попробуй надеть кандалы на время!), но вырвать их из переменчивого мира, отрезать стеной непонимания от живых существ, окутать забвением, точно непроходимым лесом… Понятно, кто это сделал. Наш ловкий молодчик, душка и обаяшка, ведающий в моем кукольном мирке разочарованием. Бог-трикстер. Вроде скандинавского Локи[17].

Урд и Скульд стояли на пороге — совершенно в тех же позах, что и в момент нашего расставания. Их лица светились розоватым мрамором, одежды не шевелило ни единое дуновение ветра, глаза глядели в пространство, не моргая и не видя. Две прекрасные женские статуи — олицетворения Будущего и Прошлого, безжизненные и безмолвные. В какую игру «замри-отомри» здесь играют? И кто Я в этой игре? Ведущий? Ведомый? Очередная жертва?

— Что-то в этом роде я и предполагал, — произнес Нудд, ступая с серебристой ленты Бильрёста на ухоженный газончик перед домом норн.

— И почему, позволь узнать? — хмуро поинтересовалась я, трогая холодную щеку Скульд. Какой отчаянный у нее взгляд… Будто знает, что ее ждет, но ничего не в силах поделать.

— Потому что Видар раскрыл мне некоторые секреты здешней иерархии божеств. Кое-что я и сам помню, но думал, здесь это несущественно.

— Что несущественно?

— То, что норны — НИЗШИЕ божества.

Опа! А я-то думала, что единоличная владычица всего сущего и своему миру хозяйка! А я, оказывается, божество второго сорта. И как это меня понизили в должности?

— Значит, мерзавец — как там его? — Видар над нами главный?

— Он пока не главный. Но будет главным. После твоей гибели в Последней Битве.

— А что, апокалипсис грядет? — скалюсь я в недоброй ухмылке.

— Грядет. Рагнарёк. По всем правилам — с волком Фенриром[18], с гибелью верховного бога, со спасителем мира Видаром и с воцарением Видара в обновленном мире. Теперь ты понимаешь, что наш приятель задумал?

Теперь понимаю. Подставу задумал. Нормальную божественную подставу, достойную самого Локи. Да куда там Локи — сам отец лжи не придумал бы лучше. Ах я голова садовая, ах я неграмотная фефела, ах я самонадеянная курица! Сама поганцу в руки свалилась — на, ешь!

— Добрый бог не мог придти в мир, не мог… Он никогда не приходит, мы никогда с ним не встречаемся… Бог не видит нас, мы не видим его… Человеку не под силу общаться с добрым богом…

— Долго он еще будет комплексовать? — недовольно спрашиваю я Гвиллиона. — Что ты ему такое сказал, гранитная твоя башка?