Уильям Бойд - Браззавиль-Бич Страница 4

О Джоне Клиавотере Хоуп Данбар услышала в колледже задолго до их знакомства.

Клиавотер.

Имя запало ей в память. Клиавотер. Она несколько раз отмечала, что оно повторяется в беседах окружающих, но в какой связи — не прислушивалась.

— Что это за Клиавотер, о котором столько толкуют? — спросила она своего руководителя, профессора Гоббса.

— Джон Клиавотер?

— Не знаю. Просто все время слышу эту фамилию.

— Новый сотрудник исследовательского сектора? Я думаю, о нем речь.

— Не знаю.

— Невероятно одаренный человек, как будто бы. Так, во всяком случае, говорят. Но так говорят всегда. Мы все были невероятно одаренными — в свое время. — Гоббс помолчал. — А в чем дело?

— Ни в чем. Просто фамилия меня заинтересовала.

Джон Клиавотер.

Через несколько дней на улице она увидела человека со сложенной газетой в руке; человек разглядывал здания. На нем был габардиновый плащ и красная бейсбольная шапочка. Он, задрав голову, с таким любопытством смотрел на фасады стандартных домов, словно подумывал о покупке недвижимости; потом отвел взгляд.

Хоуп свернула с Олд Бромптон Роуд, он шел в противоположную сторону, так что разглядеть его как следует она не успела. Но сочетание плаща и бейсбольной шапочки делало его единственным в своем роде. И почему-то ей пришло в голову, что человек этот и есть Джон Клиавотер.

Двумя днями позже она шла в колледже по незнакомому коридору (ей пришлось подняться в компьютерный отдел за распечаткой для профессора Гоббса) и увидела приоткрытую дюймов на шесть дверь. На двери была табличка «Д-р Джон Клиавотер». Она остановилась и заглянула внутрь. Ей удалось увидеть только угол ярко-малинового казенного ковра и следы скотча на голой стене.

Сама не понимая зачем, она с несвойственной ей решимостью шагнула вперед и распахнула дверь.

В кабинете никого не было. Из-за облаков внезапно выглянуло низкое весеннее солнце, его лучи нарисовали на стене золотое окно. В столбе света плясали еще не успевшие осесть пылинки.

На полу стояла дюжина коробок с книгами. На письменном столе — ничего. Она обошла его, выдвинула два ящика. Цепочка скрепок. Оливково-зеленый дырокол. Три леденца. Заглянула в другие ящики. Пусто. Ей стало неловко, в душе зашевелились недоумение и досада. Что она делает в комнате у этого человека? Какую нелепую игру затеяла?

В углу на кресле лежало шерстяное пальто, темно-серое, почти черное, из ткани в елочку. На каминной полке, над газом, она увидела кружку кофе.

От него шел пар.

Она дотронулась до кружки. Горячая.

С пересохшим от волнения ртом она сняла пальто со стула, обшарила карманы. Пара кожаных перчаток. Пластиковый пузырек таблеток с надписью «Тайленол». Мелочь.

У двери послышался шум.

Она обернулась.

Никого. Ничего.

Дверь еле заметно двигалась: ее каким-то таинственным образом приоткрывал и прикрывал гулявший по зданию ветерок.

Она положила пальто обратно на стул. Джон Клиавотер, назойливо звучало у нее в голове, Джон Клиавотер, ну где-е-е ты? Она обшарила глазами комнату, сама не понимая, чего ищет. Она не могла взять в толк, по каким сверхъестественным причинам так странно себя ведет.

Она взяла кружку, отхлебнула кофе. Крепкий и сладкий. Наверное, три ложки сахара, подумала она. Поставила кружку на место. На кромке остался отпечаток ее нижней губы — розовый полумесяц губной помады.

Она повернула кружку так, чтобы этот след бросался в глаза, и вышла из комнаты.

Все дело в другом зрении, думала она. Иначе не объяснить, почему чутье так настойчиво подсказывало ей, что этот мужчина ей предназначен. Она не разыскивала его — не считала нужным, но поймала себя на том, что на работе, выходя по делам, или просто оказавшись около колледжа, пристально вглядывается во все незнакомые мужские лица. Она была уверена, что сможет его узнать.

И вот однажды вечером она зашла в магазин: она была приглашена на ужин к подруге и по пути хотела купить вина. Народу было много, к обеим кассам стояли очереди. Ее бутылку завернули в папиросную бумагу, но сдачи с десятифунтовой банкноты у продавца не нашлось. Он стал набирать мелочь в соседней кассе, и тут ее внимание привлек человек, выходивший из магазина.

Когда она обернулась, он был уже в дверях. С непокрытой головой, темноволосый, в песочно-коричневом твидовом пиджаке. Из обоих карманов торчало по бутылке красного вина. Под мышкой человек держал грозившую развалиться кипу книг и бумаг. Под тяжестью бутылок твид на его широких плечах сильно натянулся. Сперва она подумала: если так обращаться с пиджаком, его ненадолго хватит. А потом поняла: Джон Клиавотер. Он вышел на улицу и исчез из вида.

Продавец старательно отсчитал ей сдачу. Когда она выскочила на тротуар, незнакомца и след простыл. Но она не расстроилась: это был он, и она это знала. И ощущала спокойную уверенность, что в конце концов его встретит. Спешить ей было некуда. Всему свое время.

И она оказалась права. Ждать ей пришлось дольше, чем она думала, но в конце концов их пути пересеклись на факультетской вечеринке. Она увидела его у стола с напитками и сразу узнала. Она была почти пьяна, но вовсе не алкоголь придавал ей смелости, когда она, расталкивая гостей, пробиралась через весь зал, чтобы подойти к нему и назвать свое имя. Просто время пришло, и она это знала.

ЧЕЛОВЕК, ДРАЗНИЛКА

Pantroglodytes. Шимпанзе. Это название впервые употребляется в «Лондон мэгазин» за 1837 год. «…Морем доставлено весьма диковинное существо, пойманное в лесах Гвинеи. Это особь женского пола, ее сородичей жители Анголы называют „шимпанзе“, или „человек-дразнилка“».

Шимпанзе сами, без поощрения со стороны людей могут пристраститься к спиртному. Когда шимпанзе Вошоу, воспитанному в человеческой семье и обученному языку глухонемых, впервые показали его сородичей и спросили, кто это такие, Вошоу жестами ответил «черные жуки». Шимпанзе используют орудия труда и могут обучать своим навыкам других шимпанзе. Известны случаи, когда шимпанзе чахли и умирали от разбитого сердца.

Генетически шимпанзе — ближайшие родственники людей. Когда проводился сравнительный анализ ДНК выяснилось, что молекулярный состав ее нуклеиновых кислот для шимпанзе и человека различается на 1,5–2 процента. С позиций систематики это означает, что люди и шимпанзе — ближайшие родственники и, строго говоря, классификацию следовало бы пересмотреть. Мы принадлежим к одному виду — Homo. Итак, не Pantroglodytes, но Homotroglodytesu HomoSapiens. Люди-дразнилки.

Я еще завтракала: допивала чай с молоком и дожевывала ломоть хлеба с надоевшим маргарином, — когда появился Джоао вместе с Алдой. Алде восемнадцать, он строен, как его отец, но кожа у юноши куда светлее — цвета жженого сахара. Лицо у него широкое, открытое, взгляд внимательный, точно все вокруг ему интересно. Он не слишком смышленый, но очень энергичный и старательный. Я спросила Алду, что у него слышно с призывом на военную службу.

— Нет, нет, — и он с облегчением улыбнулся. — Слишком много солдат. Война скоро кончать.

— В самом деле? — Это было для меня новостью. — А вы как думаете? — спросила я Джоао.

Он был менее оптимистичен, пожал плечами.

— Не знаю. Говорят, с ЮНАМО все кончать. Но еще есть ФИДЕ и есть ЭМЛА.

— С ЮНАМО все кончать, — с энтузиазмом подтвердил Алда.

— Их окружить в Лузо, возле железная дорога. Много-много убили.

— Кто их окружил?

— Федералы и ФИДЕ. — Он энергично зашлепал губами, смуглые руки задвигались, словно бросая в цель невидимые предметы. — Бах-бах-бах! Бутылки с зажигательной смесью.

Я на секунду задумалась.

— А разве ФИДЕ не воюет против федералов?

— Да, воюет, — терпеливо объяснил мне Алда, — но ЮНАМО не любят и эти, и эти.

— Сдаюсь, — сказала я, — пошли.

Было еще очень рано и поэтому холодно, иногда мне казалось, что при выдохе у губ на мгновение появляется пар. С белесого, облачного, словно покрытого туманом неба лился ровный рассеянный свет, теней на траве не было. От обильной росы мои серо-коричневые ботинки в считанные минуты стали шоколадными. Мы шли через спящий лагерь, направляясь на юг.

Проходя мимо домика, где жил Хаузер, я услышала свое имя. Я обернулась. Хаузер в своем до отвращения коротком махровом халате стоял в дверях.

— Хорошо, что поймал вас. — Он протянул мне мою баночку для образцов, уже пустую и чистую. — Очень забавно. Вы как, сами додумались или наш гений Вайль вас надоумил?

— О чем это вы? — холодно отозвалась я. По части ледяного тона я ему уступать не собиралась.

— О вашей нелепой шутке, — он указал пальцем на банку. — К вашему сведению, в последний раз ваш этот шимпи лакомился бутербродом с шимпанзятиной. — Кривая улыбочка исчезла с его лица. — Не злоупотребляйте моим временем, доктор Клиавотер.