Маркус Зусак - Подпёсок Страница 4

Отец улыбается и отшвыривает жеваный окурок сигары.

Отвечает:

– Ага, зато я отстреливаю веревку.

Я стою посреди пустыни и только сейчас чувствую, как болит спина после падения.

Отец уехал, я один, целую банкноту и говорю:

– Чтоб тебя, приятель.

И куда-то бреду, жду следующего раза и надеюсь, что до него доживу.

3

Я и забыл, что они там.

Вспомнил, что они там, только когда на следующее утро лежал в кровати с дикой болью в спине от вчерашнего рытья канав. Не знаю, почему вспомнил. Просто вспомнил, и все. Картинки. Фотки.

Спрятанные под кроватью.

«Картинки», – сказал я себе и, не задумываясь ни на миг, слез с кровати в темноте, хотя уже понемногу светлело, и достал картинки. Фотки всех женщин, что были в каталоге купальников, который нам прислали по почте на Рождество. Я его тогда прибрал.

Улегшись снова, я рассматривал всех этих девиц, с выгнутыми спинами, улыбками, волосами, губами, бедрами, ногами и всем прочим.

Я видел там зубную сестру – ну, не по правде, конечно. Представил ее там. Она бы туда подошла.

– Господи боже, – прошептал я, долистав до одной. Я глядел на нее, и мне было по-настоящему стыдно оттого, что… не знаю, отчего. Просто это показалось мне вдруг какой-то гадостью – проснувшись затемно, первым делом, пока весь дом еще спит, глазеть на фотки женщин. В рождественском каталоге, не где-то. Рождество было почти полгода назад. Но я все равно листал и смотрел. Руб на своей половине комнаты еще храпел без задних ног.

Вот смешно: такие картинки пацанов вроде меня должны вообще-то бодрить, но я от них только разозлился. Разозлился, что я такая тряпка: лежу и, как дебил слабоумный, пялюсь на женщин, которым меня плюнуть и растереть. Еще я задумался, всего на секунду, а с каким мыслями могла бы это все рассматривать моя ровесница. Наверное, разозлилась бы еще больше моего: мне-то ничего, кроме как потрогать этих женщин, и не хочется, а ей надо быть этими женщинами. Предполагается, что необходимо к такому стремиться. Вообще-то, немалый напряг.

Я откинулся на подушку. Безнадежен.

Безнадежен.

«Извращенец», как сказал Руб вчера у зубного.

– Ну да, извращенец, – вслух согласился я опять и подумал, что не хочу, став старше, быть как те озабоченные маньяки, которые заклеивают стены в гаражах голыми красотками из «Плейбоя». Я так не хотел. В ту минуту не хотел – и потому, вытащив каталог из-под подушки, разорвал пополам, потом еще раз и еще, понимая, что пожалею. Пожалею, когда в следующий раз захочу глянуть.

Безнадежен.

Встав с постели, я снес обрывки девиц в утильную кучу. Полагая, что на следующее Рождество они вернутся в новом каталоге. Склеенные, как были. Неизбежно.

А еще неизбежно было, что, раз на дворе воскресенье, мне придется переть на стадион и смотреть, как Руб и Стив будут гонять мяч. Стив играл за одну из лучших в округе команд, Руб – за одну из худших на всем свете. Команду Руба размазывали каждое воскресенье, и наблюдать это было довольно мучительно. Сам Руб играл ничего себе – он и еще пара-тройка ребят. Но остальные – совершенно без толку.

За завтраком под «Мир спорта» по телику Руб спросил меня:

– Ну, на какой ставишь счет? 70:0? 80:0?

– Фиг знает.

– Может мы наконец выйдем на трехзначную цифру?

– Может.

И жевали дальше.

Мы жевали, и тут на кухню поднялся Стив и положил перед собой завтрак – пять бананов. Он делал так каждое воскресенье: съедал свои бананы, ворча на нас с Рубом.

На стадионе выяснилось, что Руб был не так уж далек от истины. Его команда продула: 76:2. Противник был мощный. Крупнее, сильнее, волосатее. Два очка в ответ наши заколотили только в самом конце, когда судья из жалости назначил пенальти. Они пробили, чтобы размочить счет. Без всякой подсыпки: чувак снял бутсу, поставил дыню в нее и прямо в носках вдарил. Команда Стива, наоборот, победила в довольно красивой игре, 24:10, и Стив, как всегда, блеснул.

В общем, за весь день было только два более-менее интересных случая.

Первый такой: я встретил Грега Финни, парня, который еще не так давно был моим лучшим другом. Так вышло, что мы перестали дружить. Никакого случая, ни ссоры, ничего. Просто малу-помалу раздружились. Может, потому что Грег стал увлекаться скейтингом и обзавелся новой компанией. Он честно пытался втянуть туда и меня, но я не заинтересовался. Грег мне очень нравился, но я не собирался идти за ним. И вот теперь он занимался скейтингом, а я, ну, не очень-то понимал, чем занимаюсь. Я занимался шатанием в одиночку по улицам, и мне это было по душе.

Когда я пришел на стадион, у Руба уже шла игра, и на верхних рядах сидела кучка пацанов, зрителей. Когда я проходил мимо них, меня окликнули. Я узнал голос Грега.

– Кэм! – крикнул он, – Кэмерон Волф!

– Привет! – Я обернулся. – Как жизнь, Грег. (Тут надо бы ставить знак вопроса, но мои слова на самом деле не были вопросом. Это было приветствие.)

Грег сразу бросил приятелей и подошел ко мне.

На секунду.

– Хочешь знать счет? – спросил он.

– Ага. Я чуток опоздал, ну. – Я покосился на его отбеленные, узлами связанные волосы. – Какой?

– 20:0.

Тут другая команда провела занос.

Мы посмеялись.

– 20:4.

– Эй, сядьте там, – заорал кто-то из компании, – не загораживайте!

– Ладно, ладно. – Я пожал плечами, глянул на Грега. Потом на его компашку. И сказал: – Ладно, давай.

К ним подтянулись уже и девчонки. Наверное, штук пять, да симпатичные. Две вообще королевы, остальные просто клевые. Земной красоты. «Настоящие девчонки, – подумал я, – с которыми, может быть, мне повезет как-нибудь перекинуться словом».

– Давай, – Грег двинул к своим. – Потом поболтаем.

Примерно через месяц, как оказалось.

«Вот забавно, – думал я, шагая вдоль веревки, ограждающей поле, – были лучшие друзья, а теперь в принципе не о чем говорить». Интересно: Грег прибился к тем ребятам, а я остался сам по себе. Не то чтобы мне это нравилось или не нравилось. Просто было забавно, что так вышло.

Второй интересный случай был дома под вечер: я сидел на крыльце и смотрел, как едут машины, и тут вдали показались Сара с дружком. Его машина стояла у нашего дома, но они, видать, решили прогуляться. Машиной он гордился и не мог нарадоваться. Ездил он на красном «форде» с мощными потрохами под капотом. Есть люди, сильно залипающие на машинах, но мне такие всегда казались туповатыми. Если из моего окна глянуть, видно, как город крючится под одеялом из автомобильного смога. Или вот ребята, которые носятся сломя голову по нашей улице и считают себя героями и красавцами.

Я-то, по-честному, считаю их задротами.

Но кто я такой, чтобы судить?

Сам-то первым делом в воскресенье утром разглядывал фотки полуголых теток.

Ну так вот.

Я увидел их в начале улицы: Сару с дружком. Я узнал их по светлым Сариным джинсам, в которых она частенько ходит. Может, у нее таких две пары.

Что мне запомнилось лучше всего – это как Сара с дружком, его звали, кстати, Брюс, держались за руки. Приятно было такое видеть.

Даже извращенца вроде меня это могло тронуть.

Меня тронуло.

Сидя на нашем кургузом крылечке я признался себе, что моя сестра, идущая вот так по улице с Брюсом Паттерсоном, – это прекрасно, и мне, честно, плевать, кем вы меня после этого считаете.

Вообще-то, вот такого я и хотел – что было у сестры с Брюсом.

Конечно, я хотел тех женщин из каталога, но они были, как бы сказать… не настоящие. На время. Они всякий раз то же самое – вынуть, а потом снова убрать.

– Как дела?

– Нормал.

Сара и Брюс поднялись на крыльцо и вошли в дом.

Вот и сейчас я помню, как они шли по дороге. До сих пор вижу это.

Хуже всего, что Брюс не очень-то долго раздумывал, прежде чем заменить Сару новой девицей. Я знакомлюсь с его новой подружкой дальше в этой книге, но я лишь мельком видел ее. Пара слов. Пара слов на пороге…

Вроде, показалось, ничего девчонка, но не знаю. Я ничего не знаю, по сути-то.

Я…

Может, я одно только и знаю, что в тот вечер на крыльце, глядя на Сару с Брюсом, я что-то такое почувствовал и поклялся в душе, что, если у меня когда-нибудь будет девушка, я буду уважать ее и никогда не обману и не унижу, никогда ничем не раню. Я поклялся в этом с самой твердокаменной верой, что клятву сдержу.

– Я буду ее уважать, – сказал я.

– Буду.

– Буду.

– …буду.