Людмила Стрельникова - Золотые часы Страница 4

Прошло несколько минут, двор был окутан тишиной, такой же непроницаемой и скрытной, как и темнота. Татьяна не надеялась, что может увидеть что-нибудь интересное. В такой поздний час люди обычно собираются спать, и мало кого тянет освежиться на свежем воздухе. Но вдруг наружная дверь дома, где жили предполагаемые хозяева её нового друга, со скрипом отворилась, и на деревянном крыльце в свете проёма появился невысокий коренастый мужчина с взъерошенными волосами, с неряшливо заправленной в брюки рубахой.

– Док! – тихо, но властно позвал он. Никто не откликнулся на его призыв.

– Док! – более громко и сердито повторил он.

На этот раз почти пулей к его ногам метнулся пёс. «Док, – отметила про себя Татьяна, до сих пор не знавшая имени своего друга. – Запомним.»

– Скотина! Ты почему сразу не отзываешься? – злобно проговорил мужчина и пнул пса ногой. Тот тихо взвизгнул и поджал хвост. – Смотри мне, чтоб от двери ни шагу, – приказал он и, войдя в дом, захлопнул дверь.

Снова двор погрузился во тьму. Чёрный пёс слился с чернотой ночи.

«Злюка, – мысленно послала Татьяна вдогонку хозяину. – Ишь, как пинками разбрасывается, было бы за что.» И хотя, казалось, ждать больше нечего, она продолжала стоять под деревом, прижимаясь к стволу. Прошло полчаса. Дверь снова распахнулась, прорезав темноту снопом света. На крыльцо вышел хозяин. На этот раз на нём были надеты пиджак и фуражка. Пёс сидел на том же месте, где был оставлен, и ждал. По тому, что мужчина выключил свет в коридоре и запер дверь снаружи на ключ, Татьяна поняла, что кроме него, в доме никого нет. Заскрипела калитка, и только тут она сообразила, что сейчас Док и хозяин пойдут мимо, и она будет узнана псом. Но бежать было поздно, ничего не оставалось, как прижаться плотнее к дереву. На её счастье они направились в противоположную сторону. Дав им возможность удалиться на некоторое расстояние, Татьяна осторожно двинулась следом, стараясь выдерживать дистанцию.

Мужчина шёл не торопясь, пёс бежал рядом. Хвост его не был загнут колечком, как обычно, а поджат книзу. Сначала они шли между какими-то складами, потом опять вышли к жилым домам, и тут Татьяна их потеряла. То ли она отвлеклась, то ли они куда-то повернули слишком быстро, но улица стала безлюдной.

Домой Татьяна вернулась в полночь, усталая и озябшая. На следующий же день она постаралась через соседей узнать, кто живёт в интересующем её доме. Словоохотливая соседка – старушка, отдыхающая на лавке, сообщила ей, что в доме по соседству живёт Лапин Михаил. Дом этот он купил год назад. До этого здесь жила одна семья, но она переехала в другой город. Лапин жил одиноко, кроме собаки, никого не имел. Правда, в этом же городе жила его мать, на которую он, по словам старушки, очень походил. Мать изредка захаживала к сыну в гости, но была малоразговорчива, и как ни пытались соседи проникнуть в её жизнь, она оставалась для них белым пятном. Не удалось выяснить ни её отношений с сыном, ни места, где она проживала в данный момент, ни того, была ли у сына когда-нибудь семья. Собственно говоря, соседи были не очень любопытны, как сообщила старушка, и до чужой семьи им не было дела, лишь бы в их семью не лезли. Ну а то, что касалось общественной стороны жизни Лапина – тут было всё ясно, ибо то, что знает коллектив, знают все… даже соседи. Поэтому они были осведомлены, что Лапин находится на инвалидности и поэтому работает сторожем на бондарном заводе. Чем он занимается днём в свободное время вдали от трудового коллектива – опять же никто сказать не мог.

Познакомившись вкратце с подобной биографией, Татьяна разочаровалась. «Всё очень просто, – думала она. – Что может быть проще ночного сторожа, охраняющего бочки? Золотые часы могли остаться у него от жены или какой-нибудь родственницы. Не один же он жил всю жизнь. Надо теперь вернуть их незаметно, иначе он убьёт Дока, уж больно злой. И в прошлый раз он его избил».

Но как проникнуть в дом – оставалось неразрешимым вопросом. Самый простой способ – через форточку (о дверях не могло быть и речи ввиду отсутствия ключа). Но в этом доме форточек не имелось, и окна никогда не открывались. К тому же, в деревянных домах окна делались такими крошечными, что проникнуть через них в комнату можно было не иначе, как выставив всю раму. Оставалось ещё одно отверстие, ведущее внутрь – дымоходная труба. Но оно было настолько узким, что, несмотря на свою миниатюрность, Татьяна не могла им воспользоваться. Оставить же часы себе не позволяла ей совесть, а подойти и отдать их хозяину – кто знает, какие будут последствия. Как объяснить ему, не выдав Дока, каким образом они к ней попали? Не найдя ответа, она в один из воскресных дней, прогуливаясь вдалеке от интересующего её дома, заметила, что хозяин с Доком куда-то отправились. Когда они скрылись из виду, Татьяна подошла к их калитке и стала прохаживаться взад-вперёд, присматриваясь к бревенчатому строению. Но ничего нужного для себя не высмотрела.

В соседней калитке появилась старушка, рассказывавшая ей о соседе. Татьяна приветливо поздоровалась с ней и спросила, как она себя чувствует.

– Хорошо, доченька. Слава богу, пока здорова, – охотно ответила та, усаживаясь на лавку.

Татьяна остановилась напротив.

– Вы здесь, наверное, давно живёте, местная жительница?

– О-о, – протянула старушка, – очень давно, почти с самого детства. Мой отец этот дом сам построил, – она указала корявым пальцем на свой дом. – Я у родителей одна была. Только меня замуж выдали, сами померли от какой-то проклятой хворобы. А мы с мужем, молодые, повалялись с месяц в постели да выздоровели. Наш дом первый был на этой улице.

Старушка охотно рассказывала, Татьяна слушала.

– А соседский выглядит не моложе вашего, – указала она на дом Лапина, – хотя он, наверно, построен намного позже.

– Да, его лет на десять позднее строили, и строил мой муж.

– Неужели? – удивилась Татьяна и незаметно постаралась подвести разговор к интересующему её вопросу. – Я читала – все старинные дома имели по нескольку входов и выходов, или это касалось только домов богачей?

– Да нет, – возразила старушка, – вон в моём парадный вход, чёрный, да ещё из подвала через пол. И в том доме сделали так же.

Поговорив для видимости ещё о том, о сём, Татьяна распрощалась.

Вечера она проводила по-прежнему вместе с Доком, но выходные посвящала наблюдениям за сторожем. Подарок Дока лежал тяжёлым камнем на её совести, и ей хотелось поскорее избавиться от него. Наблюдая за домом Лапина, она заметила, как однажды хозяин вынырнул откуда-то снизу, хотя, на первый взгляд, отверстий в цоколе никаких не было. Татьяна ещё долго бы бродила вокруг да около, не решаясь на что-то большее, если бы однажды вечером Док не решил «порадовать» её ещё раз.

В этот вечер они играли с ним в комнате довольно свободно: Татьяна позволяла ему запрыгивать на диван, где переворачивала его на спину и весело тормошила. Они бегали по комнате, и пёс радостно гавкал. Глаза его блестели от восторга, и он вёл себя, как беззаботный щенок: трепал тапочки, норовил спрятать их куда-нибудь подальше. Татьяна шутя отнимала, а он ловко проскакивал мимо её ног с какой-нибудь из тапочек и начинал весело трепать ее в другом углу. Устав, Татьяна села на диван и проговорила:

– Хватит, Док. Ты меня загонял. Я ведь не такая молодая, как ты.

Пёс понял, что игра окончена, принес тапочки к её ногам и, подойдя к двери, запросился на улицу.

– Что-то ты рано уходишь сегодня, – выпуская его, заметила Татьяна.

Но спустя час пёс вернулся и, как обычно, когда приходил без приглашения, поскрёб дверь лапой. Татьяна открыла. Док бросился к ней, вскочил на задние лапы, упёрся передними ей в грудь и ткнулся мордой в руку, что-то предлагая. Татьяна раскрыла ладонь. Из пасти пса выпало узкое золотое колечко с красным камнем.

– Док, да ты что! – воскликнула изумлённая Татьяна. – Забери назад!

Но пёс молниеносно юркнул в дверь и исчез.

– Этого мне только не хватало, – обеспокоилась ещё больше Татьяна. – Если обнаружат пропажу и примутся искать, по псу легко доберутся до меня и найдут пропавшие вещи. Попробуй тогда доказать, что с Доком ты подружилась без всяких корыстных мыслей.

Подобные предположения ещё сильнее напугали её и заставили действовать более решительно. В ближайший же выходной вечером, надев рубашку, брюки и резиновые сапоги (Татьяна надеялась, что резина сбивает собаку со следа), захватив карманный фонарик, она отправилась на знакомую улицу и, притаившись в кустах, стала ждать.

В обычное время из калитки вышли хозяин с собакой и направились на дежурство. Постояв ещё с полчаса в укрытии, Татьяна приказала себе: «Пора, нечего трусить. Надо спасать своё честное имя, а Дока от побоев». Приведя неоспоримые доводы, по которым неминуемо требовалось действовать, Татьяна, стараясь ступать как можно тише, направилась к дому. Но, как нарочно, под ней трещали ветки, гремели камни, скрипели сапоги, и её давно бы заметили, если бы поблизости кто-нибудь был. Но старая улица страдала одиночеством, особенно по ночам. Редкий прохожий соизволил беспокоить её в такую пору, и улица грустно смотрела жёлтыми глазами окон в безбрежное чёрное небо с золотистыми звёздочками и печально вздыхала тихим шелестом листьев. Как много на свете одиночек – улица, небо, женщина, собака. В эту ночь они были связаны незримыми нитями, хотя не каждый сознавал это.