Кира Буренина - Буду завтра. Встречай (сборник) Страница 4

Поколение за поколением Полторацкие накапливали удивительную коллекцию ценных вещей – картины, фарфор, китайские лаковые ширмы и вазы, французские гобелены, серебряные сервизы. Судьба была благосклонна к этому дому: в двадцатых годах один вор был задержан группой портовых рабочих, которые после ночной смены шли отдыхать в общежития, стоявшие на месте нынешнего «розового квартала»; во второй раз, в конце шестидесятых, кража не удалась из-за огромной немецкой овчарки, живущей в доме. Пять лет назад воровская шайка была остановлена сложной системой сигнализации, которую Григ сконструировал и совершенствовал год от года. Всякая электроника подчинялась ему, будто по мановению волшебной палочки. Ему требовалась пара минут, чтобы назвать источник проблем в любом аппарате, будь то стиральная машина или сложный медицинский томограф.

Григ – особая глава в моей жизни. В детстве он был прилежным, даже способным, но нелюдимым. Учился он на отлично. Одноклассники сторонились его, видимо, чувствовали в нем какую– то внутреннюю силу. С годами эта сила превратилась в полыхающий огонь, но не ровный, как в камине, а разрушительный, яростный пожар. Невысокого роста, очень худой, с длинными руками, длинными волосами, всегда убранными в хвост… В профиль Григ очень напоминал индейца. Этому способствовала некоторая смуглость кожи и неожиданный разрез карих, почти черных глаз. И в школе, и в институте его так и прозвали «индеец».

Григ никого не приглашал в дом. Этой чести удостоилась только я. В одной из пузатых напольных ваз в тетином доме наверняка до сих пор хранится ключ от особняка, который Григ однажды вручил мне.

Привязанности Грига были болезненными, видимо, поэтому он и сторонился людей. В шестом классе он сблизился с одноклассником. Но отец того мальчика был военнослужащим, и, когда семья переехала в другой город, Григ заболел. Он умудрился переболеть всеми детскими болезнями за полгода, его бедная мама не знала, что думать. Потом эту «высокую болезнь» Григ перенес на меня, в течение года терпеливо отправляя в Москву письма и ожидая лета, когда я снова появлюсь в Веденске и когда целыми днями можно быть вместе, расставаясь разве что на ночь.

Говорил Григ всегда мало. Но если брался рассказывать, то делал это бесподобно. Характеристики, которые он давал людям, были бы почти оскорбительными, если бы не его мягкое чувство юмора. Друзьями Григ так и не обзавелся. Зато читал запоем – в доме была громадная библиотека, в которой хранились прижизненные издания некоторых писателей. После смерти матери Григ жил замкнуто. Тетя упоминала, что он несколько раз сходился с женщинами намного старше себя, но вскоре расставался с ними без сожалений. Кстати, в городе к Григу относились так же снисходительно, как к любому отпрыску семьи Полторацких. Григ стал частью города, его достопримечательностью, такой же, как «Копченый дом».

Исчезни он – исчезла бы часть города, может, даже немалая его часть.

И вот я стояла перед такой знакомой величественной дверью из мореного дуба с заклепками по краям. Стояла и собиралась с мыслями. Неожиданно дверь распахнулась. На пороге стоял Григ. Он совсем не изменился.

Ох, Григ, незаживающая ссадина на сердце. В юности мы любили друг друга и одновременно мучили. Не роман, а «американские горки». То полное понимание и безудержное счастье, то выматывающие выяснения отношений и бесконечные ссоры… Иногда мне казалось, что Григ любит не меня, настоящую и живую, а некое свое представление обо мне. И если реальная девушка и идеальная конструкция вдруг не сходились, он начинал раздражаться. А в тот момент, когда я уже не могла сдержать слез от его придирок и нотаций, Григ кидался меня целовать, просил прощения, говорил о бесконечной, невозможной, невероятной любви… И снова, снова – по тому же самому кругу…

– Проходи, – буднично сказал он, словно мы расстались не десять лет назад, а только вчера.

Мы поднялись на второй этаж в кабинет Грига. Я огляделась – компьютеры, запчасти, инструменты, книги, много книг… Григ сделал шаг вперед и неожиданно обнял меня. Так он обнимал меня в юности – крепко, но нежно, от его рук всегда исходил жар, который когда-то обжигал меня…

– Все по-прежнему, Сандра, – прошептал он, и я почувствовала его горячее дыхание на своих волосах. – Ничего не изменилось.

Утром тетя отправилась на работу – она все еще продолжала консультировать в санатории, и я оказалась предоставлена самой себе в пустой квартире. День заливал окна солнечным светом, а я все не могла заставить себя подняться и хотя бы сварить кофе. Я лежала в постели, смотрела, как пляшут зайчики на потолке, и думала о Григе. Его детская любовь переросла в неистовую привязанность, и это почти пугало меня.

– Как ты жил эти годы? – спросила я вчера.

– Без тебя? – усмехнулся он. – Считай, и не жил. Я не помню. Помню, что в каждой незнакомке я видел тебя и бросался вслед. Все эти годы я ждал тебя. И вот ты снова здесь…

«Зря я приехала сюда, – подумала я, все еще лежа в постели. – Но какая разница, где пережидать беду? В Веденске, Москве, Архангельске?»

Прошло несколько дней, похожих один на другой. Я запретила себе предаваться тоске – с удовольствием прибирала комнаты, готовила еду, отвергая помощь тети Раи. Я не очень люблю готовить, и с каждым годом все меньше, но при необходимости могу справиться даже с достаточно сложным блюдом. «Лекарство», которое я сама себе прописала, подействовало: утомившись за день, я сразу засыпала крепким сном без сновидений и просыпалась на рассвете бодрая и отдохнувшая. Тут я вспомнила про книжечку из серии «Как победить стресс». Ее мне сунула Гутя, прибежавшая на вокзал проводить меня. Итак, что мы имеем? Я открыла первую страницу, ага, совет номер один «Смените обстановку». Спасибо большое, но это мы уже сделали без вас. Совет номер два: – Найдите другой вид деятельности. Вдруг то, чем вы занимались прежде, «не ваше призвание?» «Призвание призванием, но деньги нужны. Не буду же я сидеть у тетки на шее», – подумалось мне, и что-то приятно щекотнуло в области солнечного сплетения.

– А нельзя ли здесь поискать для меня какую-нибудь работу? – обратилась я к тетке.

Тетя Рая сделала страшные глаза:

– Ты что, Санечка, ты же отдыхать приехала!

– Да не могу я без дела сидеть. Мне бы дело какое-нибудь, ну хоть помидорами на рынке торговать. – Я отпила большой глоток компота, варить который тетя была большая мастерица.

– Помидорами? Торговать?! – Тетя посмотрела на меня с ужасом.

– Или, может, в санатории помощь нужна? – нерешительно предложила я.

– Если тебе это так нужно, то я попробую что-нибудь предпринять, – пообещала мне тетя. – Ты, правда, уверена, что хочешь… работать?

Я заверила ее в непреклонности своего решения, и уже через три дня торжествующая тетушка заявила мне:

– Будешь преподавать немецкий!

– В школе? Но ведь сейчас каникулы? – удивилась я.

– Нет! Тебя берут на проект в наш Театр оперы и балета, детка. Им нужен педагог.

Оказалось, что в местном театре ставят «Волшебную флейту». Ставят с размахом: мэр Веденска одобрил огромный бюджет спектакля. Я слушала тетю с изумлением.

– Ты не представляешь, Саня, как там сейчас красиво! – расхваливала она театр. «Конечно, это не Ла Скала», но теперь там бархат, мрамор и позолота. Наш театр всегда был лучшим в области, и опера, и балет, ты же помнишь, как его любил дядя, сколько сил вложил, чтобы там выступали лучшие артисты… А теперь Степа Барсуков меценатом стал, у артистов есть все, что пожелают, – зарплаты, дома, машины, дачи… Степа Барсуков когда-то работал в порту. И твой дядя Володя ему очень, очень помогал. Можно сказать, вывел в люди. Правда, в девяностые годы Степа занимался какими-то сомнительными вещами, быстро разбогател, у него постоянно было по десять бизнесов… А потом он неожиданно для всех прошел на выборах, сначала в Думу, а через четыре года его выбрали мэром.

– Так зачем им репетитор по немецкому?

– Ну, ты же понимаешь, – развела руками тетя, – у Степы Барсукова все должно быть по высшему разряду. Он же пригласил на премьеру всю элиту, в том числе гостей из Москвы. И еще ожидаются немецкие партнеры, они у нас разрабатывают проект по скоростной разгрузке. Собственно, ради них все и затеяно. Если солисты начнут перевирать немецкий, это будет провинциально и смешно. Так что надо ставить всем актерам произношение, премьера уже скоро!

Утром следующего дня я надела джинсы и майку, положила в объемистую соломенную сумку темные очки и прочие необходимые мелочи, провела щеткой по волосам, сунула ноги в удобные босоножки и заторопилась к выходу. Я шла устраиваться на работу. К морю стекались толпы отдыхающих – солидные папаши тащили огромные надувные матрасы, дети визжали, предвкушая морские купания, мамаши, закутанные в парео, суетливо покупали у киосков бутылки воды и пирожки. Все шли к морю, только я двигалась в противоположном направлении, рассекая празднично настроенную толпу, как линкор морские просторы. Ближе к центру города толпа совсем поредела, и вскоре я стояла у здания театра практически в одиночестве. Прямо напротив здания я заметила небольшой памятник. Подошла ближе, и ком подкатил к горлу. На табличке значилось: «Владимиру Чайкину, начальнику порта, от благодарных горожан».