Джин Квок - Девушка в переводе Страница 4

Несколько магазинов на нашей стороне улицы еще работали: магазин с расческами и благовониями в витрине, маленький универмаг и скобяная лавка.

Тараканов не брала даже химия. Мы обрызгали все углы и щели, разложили ядовитые шарики в стопках одежды и вокруг нашего матраса. Но коричневые головки по-прежнему шевелили усиками-антеннами из каждой трещины. Едва мы уходили или просто затихали, как тараканы тут же вылезали на свет. Мы ведь были для них единственным источником пищи во всем здании.

К этому невозможно было привыкнуть. Я, конечно, видела тараканов в Гонконге, но никогда — в нашей квартире. Мы жили очень скромно. Как у большинства жителей Гонконга, у нас не было такой роскошной вещи, как холодильник, но все остатки Ма всегда выбрасывала в мусорное ведро под столом, а готовила всякий раз из свежего мяса и овощей, купленных на ближайшем рынке. Я тосковала по нашей маленькой гостиной, где стояли красный диван и пианино, на котором Ма занималась с учениками после уроков в школе. Пианино подарил ей Па, к свадьбе, и нам пришлось продать его перед отъездом.

Теперь я училась все делать шумно, громко топать, чтобы распугать тараканов. Ма спешила на помощь с клочком туалетной бумаги в руках — раздавить насекомых, но я по-прежнему дико верещала, замечая, как мерзкая тварь ползет прямо по моему свитеру. О том, что происходило, пока мы спали, я предпочитала не думать.

Именно в этот час на сцену выходили мыши и крысы. В первую же ночь я почувствовала, как чьи-то лапки пробежали по мне, и после этого очень быстро научилась спать, глубоко зарывшись в одеяла. Грызунов я боялась не так сильно, как тараканов, поскольку мыши по крайней мере теплокровные. Маленькие живые зверьки, подумаешь. Но Ма боялась мышей панически. В Гонконге она отказывалась заводить кошку именно потому, что опасалась, что та начнет таскать в дом свою добычу. И неважно, что кошки сокращают поголовье грызунов. В нашем доме им не место. После той ночи я сказала Ма, что буду спать с краю, потому что мне надо вставать в туалет. Мне не хотелось, чтобы она лежала прямо рядом с резвящимися мышами и крысами. Вот так мы тогда старались заботиться друг о друге, хотя бы в малом.

Мы расставили мышеловки, и довольно быстро в них попалось несколько грызунов. Увидев бездыханные тушки, Ма испуганно отпрянула, и я вновь пожалела, что Па нет с нами и ей приходится самой заниматься всем этим. Я знала, что должна выбросить дохлых мышей и вновь зарядить мышеловки, но не могла заставить себя прикоснуться к мертвым зверькам, и Ма не возражала, когда я взяла их палочками для еды, что было ужасно негигиенично. Я выбросила мышеловки, мышей и палочки, и после этого мы уже не ставили ловушек. Вот такие мы были с Ма: две брезгливые буддистки в дьявольском логове.

В изголовье матраса мы положили «Тонг Синг», китайский календарь. В этих книжках много фу, магических слов, написанных древними учителями. Фу могут загнать злобного белого демона обратно в преисподнюю или отразить нападение духов дикой лисы, и мы надеялись, что в Бруклине фу помогут отпугнуть грабителей. Спала я плохо, да вдобавок меня постоянно будил грохот подскакивавших на выбоинах машин. Ма шептала: «Все в порядке», а потом легонько щипала за ухо, чтобы дух сна вернулся в мое тело, и трижды проводила левой ладонью по лбу, отгоняя духов злых.

Наконец настал день, когда от прикосновения к стене на моих ладонях больше не оставалось грязи. Отмыв квартиру, мы установили в кухне пять алтарей: духу земли, предкам, небесам, духу кухни и Гуанинь. Гуанинь — это богиня сострадания, заботящаяся обо всех нас. Мы зажгли благовония и поставили перед алтарями чай и рисовое вино. Вознесли молитвы местному духу здания и квартиры с просьбой даровать нам разрешение жить здесь, в мире; предкам и небесам — с просьбой сохранить от бед и дурных людей; духу кухни — чтобы мы не голодали, а Гуанинь — чтобы помогла осуществить наши сокровенные желания.

На следующий день я могла идти в школу, а Ма — начать работу на фабрике. Накануне вечером Ма присела на матрас рядом со мной.

— А-Ким, с того момента, как я побывала на фабрике, я все время думала и поняла, что у меня нет выбора, — начала Ма.

— А что такое?

— После школы тебе придется приходить ко мне на работу. Я не хочу, чтобы ты сидела здесь одна целыми днями и вечерами, дожидаясь меня. И еще я беспокоюсь, что не смогу в одиночку справиться с нормой. Женщине, которая занимала это место до меня, помогали двое сыновей. Я вынуждена просить тебя немного помочь мне на фабрике после школы.

— Конечно, Ма. Я ведь всегда помогаю тебе. — Я улыбнулась и погладила ее по руке. В Гонконге я всегда вытирала посуду и складывала белье.

К моему удивлению, Ма покраснела, как будто готова была расплакаться.

— Я знаю, — сказала она. — Но тут совсем другое. Я видела эту фабрику.

Она так крепко обняла меня, что я едва не задохнулась, но Ма уже взяла себя в руки и чуть отодвинулась. Тихо, словно разговаривая сама с собой, она произнесла:

— Наша жизнь в Гонконге — это тупик. Будущее для нас — для тебя — я видела только здесь, где ты могла бы стать кем захочешь. Мы совсем иначе представляли себе это дома, но все будет хорошо.

— Мама и детеныш.

Ма улыбнулась и принялась укутывать меня в тонкое хлопковое покрывало, которое мы привезли из Гонконга. Потом укрыла сверху нашими куртками и своим свитером, чтобы было потеплее.

— Ма? Мы останемся жить в этой квартире?

— Завтра я поговорю с Тетей Полой. — Ма поднялась, принесла футляр со скрипкой. Она остановилась посреди темной комнаты, на фоне потрескавшейся стены, поднесла скрипку к плечу и заиграла китайскую колыбельную.

Я вздохнула. Музыка, казалось, давным-давно пропала из нашей жизни, а мы ведь всего полторы недели в Америке. В Гонконге я слышала, как Ма играет на уроках в школе или во время частных занятий дома, но вечерами, когда я ложилась спать, она обычно слишком уставала, чтобы музицировать. Но теперь мы были здесь, и ее музыка звучала только для меня.

Глава вторая

Настала третья неделя ноября, и я пошла в школу. Мы с Ма с трудом отыскали ее. Школа находилась далеко за пределами района, который мы успели исследовать. Здесь было гораздо чище, никаких пустырей и заколоченных витрин. Тетя Пола с гордостью объяснила, что наш официальный адрес отличается от того, по которому мы в действительности жили. И мне следует всегда называть именно официальный вариант.

— Почему? — удивилась я.

— Это другое здание Мистера Н. Вам не по карману там жить, но адрес позволит тебе пойти в хорошую школу. Разве ты этого не хочешь?

— А что плохого в обычной школе?

— Ничего! — Тетя Пола раздраженно помотала головой, явно раздосадованная отсутствием благодарности за ее старания. — Ступай посмотри, не нужно ли помочь маме.

И вот теперь, в поисках хорошей школы, мы с Ма пересекли несколько широких улиц, прошли мимо правительственных зданий со статуями на фасадах. Здесь было все так же много черных но уже встречались и белые, и смуглокожие — может латиноамериканцы, а может, и какие-то другие народности, которые я пока не научилась определять. Я дрожала от холода в своей тоненькой куртке. Ма купила самую теплую из тех, что можно было отыскать в Гонконге, но акриловую, а не шерстяную.

Мы миновали жилой квартал, парк и наконец добрались до школы. Это было бетонное здание с большим двором. На флагштоке развевался американский флаг. Видимо, мы опоздали — во дворе было пусто — и потому поспешили по широкой лестнице к тяжелой деревянной входной двери.

Чернокожая женщина в полицейской форме сидела за столом и читала книгу. На груди у нее был значок «Охрана».

Мы показали письмо из школы.

— Иди покридору, два прата вверх, пердверь лева — твой класс, — махнула она рукой. И вернулась к чтению.

Я поняла лишь, что нужно идти в том направлении, куда она показала, и медленно двинулась по коридору. Ма колебалась, не зная, можно ли ей проводить меня. Она покосилась на охранницу, но что толку — Ма ни слова не могла произнести по-английски. На лестнице я оглянулась на Ма — хрупкая маленькая фигурка у стола охраны. Я даже не успела пожелать ей удачи в первый рабочий день на фабрике. Даже не попрощалась. Захотелось броситься к ней, попросить забрать отсюда, но вместо этого я повернулась и решительно зашагала вверх по ступеням.

Отыскав класс, осторожно постучала.

Низкий глухой голос донесся из-за двери:

— Вы опоздали! Войдите.

Я толкнула дверь. Учителем оказался мужчина. Позже я узнала, что зовут его мистер Богарт. Он был очень высоким — лоб вровень с верхним краем доски, — нос как перезрелая малина, а голова лысая и гладкая как яйцо. Зеленые глаза казались неестественно светлыми, живот выпирал из-под рубашки. Он что-то писал на доске по-английски, слева направо.