Александр Житинский - Песнь торжествующей любви Страница 4

Венедикт спешился с помощью малайца и подошел к своим друзьям. Он отвесил им церемонный поклон, приложив правую руку к груди, на что муж и жена тоже поклонились, несколько смущенные подобной церемонностью.

– Рад видеть вас, – сказал Иннокентий.

– Надеюсь, вам здесь понравится… – сказала Валерия.

– Благодарю… – Венедикт еще раз поклонился, а затем сделал знак рукой.

По этому знаку двое юношей поднесли ему кованый ларец. Он открыл его и достал оттуда жемчужное ожерелье. Сделав шаг к Валерии, он приложил ожерелье к ее шее и тут же отнял руки. И оно будто прилипло к коже, так что Валерия вскрикнула от неожиданности.

– Это вам с берегов Индийского океана, – сказал Венедикт.

– Спасибо… – прошептала она, дотрагиваясь до крупных жемчужин.

– Когда же ты расскажешь нам о своих путешествиях? – спросил Иннокентий.

– Когда хотите, хоть сегодня же.

– Отлично! Мы ждем тебя…

Иннокентий и Валерия удалились в особняк, а слуги принялись вносить вещи в павильон. Венедикт прошелся по аллее и остановился перед мраморной скульптурой, изображавшей сатира. Что-то в облике сатира было схоже с Венедиктом, но заметил ли он это – неизвестно.

А Валерия в своем доме быстро прошла в спальню и сразу же подошла к зеркалу. Она смотрела на ожерелье. Затем попыталась снять его, но у нее не получилось. Ожерелье будто приклеилось к телу. Валерия испуганно перекрестилась, шепча что-то вроде заклинания. И тогда ожерелье позволило снять себя, оставив на коже багровые следы. Валерия не знала, что делать. Она хотела позвать мужа, потом передумала и принялась тщательно запудривать следы ожерелья…

Вечером на открытой террасе особняка Иннокентий и Валерия слушали рассказ Венедикта о его путешествиях.

Собственно, это более походило на цирковое представление, в котором Венедикту ассистировал слуга-малаец, одетый в длинную белую хламиду.

Иннокентий и его жена сидели в легких плетеных креслах за двумя круглыми столиками на таких же плетеных ножках и попивали кофе. В нескольких шагах от них, у балюстрады, на фоне вечереющего неба, Венедикт в тюрбане наигрывал на маленькой флейте, под звуки которой из стоящей перед ним амфоры медленно появлялась головка кобры.

Восхищение и ужас отразились на лице Валерии.

Иннокентий зааплодировал.

Венедикт с достоинством поклонился и продолжил рассказ.

– …Там же, в Индии я посетил старого йога, который научил меня многим премудростям. Я пробыл у него полгода и стал любимым учеником. Теперь мне полностью подвластно мое тело. И не только тело…

Он сделал знак малайцу, и тот в одно мгновенье развернул легкую ширму с натянутым китайским расписным шелком, за которой и скрылся Венедикт. Через мгновенье малаец убрал ширму, и зрители увидели Венедикта, парящим в воздухе в метре над полом в позе «лотоса». При этом он лишь одним пальцем опирался на стоящую рядом трость.

Малаец восстановил ширму.

– Браво, друг мой! Браво! – воскликнул Иннокентий.

Венедикт вышел из-за ширмы.

Малаец появился со старинной бутылкой странной формы, стоявшей на металлическом подносе в окружении яшмовых пиал.

Венедикт разлил вино. Оно текло золотистой густой струей.

– Это вино из Шираза, – сказал он.

Малаец обнес всех, они подняли рюмки.

– Но скажи мне, как ты это делаешь? Это же какое-то приспособление, которого мы не видим. Не так ли? Тяготение не может позволить тебе… – продолжал Иннокентий.

– Может, – прервал его Венедикт. – Мне – может.

– Не хочешь ли ты сказать, что ты в своих путешествиях стал этаким сверхчеловеком… Что ты обладаешь сверхъестественными способностями?

Валерия выпила вина.

– Нет, это естественные способности человека, но они развиты до полного своего раскрытия. Хотите посмотреть, где я был? – внезапно спросил он.

– Посмотреть? У тебя с собой дагерротипы? – спросил Иннокентий.

– Нет. Просто я могу сделать так, что вы это увидите…

И он, приблизившись к друзьям, сделал несколько пассов перед ними.

Внезапно бледное небо вокруг налилось напряженным красным цветом, фигура Венедикта на его фоне засветилась голубым, раздался вой ветра, возник вихрь, и все трое оказались в каком-то восточном городе, где по улицам ходили люди и верблюды, но наши путешественники будто парили над ними, светясь тем же голубоватым светом.

– Я был здесь в самом начале своего пути. Здесь я начал познавать истину, в той чайхане… – указал Венедикт на приземистое здание. – А дальше я прошел семь стран, все тайны мира открылись мне…

Пустыни и величавые реки возникали перед взором путешественников. Восточные базары и празднества, скульптуры богов и храмы.

Снеговые громады тибетских пиков возвысились перед ними. Валерия замерла в восхищении, а Венедикт продолжал:

– …и я стал совершенным. Я познал абсолют. Теперь никакие земные заботы и чувства не тревожат меня…

– А любовь? – вырвалось у нее.

– И любовь…

Их полет продолжался, пока перед ними не распахнулось звездное небо, а потом темнота поглотила их, чтобы вернуть на ту же террасу, над которой уже горели в небе звезды.

Малаец подал своему господину индийскую скрипку. Верх ее обтягивала голубоватая змеиная кожа, тростниковый смычок имел вид полукруглый, а на самом его конце блистал заостренный алмаз.

– Этот инструмент подарил мне один индус… – сказал Венедикт и приложил скрипку к подбородку.

Раздалась музыка, которая внезапно обрела силу, зазвучала многоголосьем – страстная мелодия, преобразившая Венедикта.

Он хищно скрючился, его глаз блистал, а смычок в руке был более похож на оружие – на длинный нож или на саблю.

Валерия подалась вперед ухватившись за подлокотники плетеного кресла. Таким огнем, такой торжествующей радостью горела эта мелодия, что Иннокентию и его жене стало жутко.

Алмаз на конце смычка яростно вспыхивал, Венедикт раскачивался ва такт мелодии и внезапно оборвал игру, уронив руку со смычком.

– Что это такое? Что ты нам сыграл? – воскликнул Иннокентий.

– Эту песнь я услышал на Цейлоне… Мелодия местной народности. Она слывет там песнью удовлетворенной любви… – медленно и, казалось, вяло отвечал Венедикт, но при последних словах он метнул огненный взгляд на Валерию.

– Повтори нам.

– Нет, этого повторить нельзя. Да и поздно. Вам следует отдохнуть, и я устал, – Венедикт подошел к креслу Валерии и наклонился, чтобы поцеловать ей руку.

Она протянула ему ладонь, все еще находясь во власти музыки. Венедикт сжал ее крепко и приложил тыльной стороной к губам, не отрывая от Валерии пристального взгляда. Она сделала другой рукой жест, как бы пытаясь защититься, но он смычком в левой руке легонько щелкнул по запястью Валерии, и ее рука безжизненно опустилась.

Венедикт пожал руку Иннокентию, но как-то сухо, по-деловому, и удалился.

Иннокентий взял жену под руку, и они направились в спальню.

– Не принял ли он там индийскую веру? – говорил на ходу муж. – Если так, то нам трудно будет понять друг друга… Вообще, он сильно изменился, ты не находишь?

Валерия не отвечала.

В спальне она присела на край супружеской кровати и принялась рассеянно раздеваться. Иннокентий облачился в пижаму, поцеловал жене руку и лег под одеяло.

– Ты чем-то недовольна? – спросил он, видя, что она не ложится.

– Нет, просто немного болит голова, – она надела ночную длинную и тонкую рубаху, подошла к застекленной двери, ведущей в ночной сад.

Ветер шевелил листья, в глубине горели газовые фонари, белели скульптуры.

– Спокойной ночи, – Иннокентий повернулся набок и закрыл глаза.

Она всматривалась в ночной сад. Бабочки бились о стекло. Она приблизила лицо к самому стеклу, напряженно следя за бабочками, пытающимися преодолеть невидимую преграду.

Внезапно она отпрянула от окна. Из темноты сада неподвижно смотрел на нее слуга-малаец. Потом он повернулся и последовал дальше по аллее, ведя под уздцы белого жеребца.

Они скрылись за кустами.

Валерия легла в постель и долго смотрела на колеблющиеся на потолке отсветы фонарей. Наконец она прикрыла глаза.

За тонкой занавеской, прикрывающей прозрачную дверь, вновь показалось лицо малайца. Он еле заметно улыбался. Потом двумя пальцами поймал бившуюся о стекло бабочку и размозжил ее.

Валерия уже спала.

Ей приснился сон, в котором она попала в просторную комнату с низкими сводами.

Валерия была в белом индийском сари, обтягивавшем ее с ног до шеи.

Стены комнаты были выложены изразцами, тонкие колонны подпирали потолок. Бледнорозовый свет проникал в комнату, таинственно озаряя все предметы. Парчовые подушки лежали на коврах. По углам комнаты дымились высокие курильницы, представлявшие диковинных зверей.

Окон в комнате не было, дверь занавешена пологом…

И вдруг этот полог приоткрылся, и в комнату скользнул Венедикт в восточных шальварах, обнаженный до пояса. Он поклонился, дьявольски улыбаясь, и приблизился к Валерии.