Владимир Белобров - Арап Петра Великого-2 Страница 4

— Право слово, не могу я, Занзибал Петрович, привыкнуть к вашим арапским шуткам. Не пойму, ей Богу, вроде вы образованный человек, при дворе, а шутите нешто кучер.

— Прилично шучу. Другим по вкусу. Обыкновеные мужские шутки. Энто Ганнибал у нас куртуазный и шутит для баб. Вам бы, я чаю, пондравилось. Отвечать-то будете, али как?

— Я подумаю прежде.

— Ладныть. До конца занятия подумайте.

ГЛАВА 7

КЛЮЧИ ОТ ЕЁ ФОРТИФИКАЦИИ

Ганнибал, закинув руки за голову, лежал на кровати и смотрел в потолок на пастушескую идиллию. Молодой пастушок в козьей шкуре придерживал на коленках молодую пастушку с выскочившей розовой грудью. Рядом на траве валялся пастушеский рожок и стояла корзина с провиантом. Вокруг толпились козы, овцы и бараны. Сзади, в полверсте от пастбища, курился величественный вулкан.

«Вот так и моё чувство к Елизавете Федоровне, — тяжело вздыхал Ганнибал, — как сей италианский Везувий. Дымится-дымится, а потом — как даст! И все кверху тормашками — все овцы и бараны! Аллегория такая… Вон тот баран на Меншикова похож. Б—е—е… И как она может с таким гундосым?»

Вошёл Занзибал.

— Валяешься, ефиоп? — Он бросил книгу на тумбочку.

— Скажи, тот баран с потолка на Меньшикова похож?

— Есть чтой-то…А пастух — енто ты, наверноть? А на коленках, надыть княжну придерживаешь с голой титькой?

— Если бы.. Я — вулкан сзади. Видишь?

— Вижу… Пляши, вулкан. — Занзибал вытащил из кармана записку. — От неё депеша.

Ганибал рывком соскочил с кровати:

— Дай сюды!

— Пляши!

Негр повилял бёдрами.

— Ну, давай!

— И чего ты в ней нашёл? — Занзибал протянул записку. — Дура, каких свет не видывал. Ни поговорить с ней путём, ни пошутить. Хьюмору никакого! Я ей такую шуточку сегодня сказал, про то как мы в Париже пили — сам чуть со смеху не лопнул. А она стоит — морда кислая, и токмо кучером меня обозвала. Дубина!

Ганнибал развернул записку:

"Здравствуйте, Ганнибал Петрович, — прочитал он. — Записку от вас через брата вашего Занзибала получила, с коим и передаю сей ответ.

Вы, наверное, считаете меня легкомысленной особой, которой можно писать записки такого непозволительного содержания. Вы, наверное, решили, что раз вы есть любимец государя и любые девушки хочут в мечтах с вами познакомиться, то и этот скромный цветок вам удасться сорвать с той же легкостию. Знайте же, сударь, что это не так! И хотя я всего лишь скромная, беззащитная девушка, которую всякий может обидеть, и которая, конечно же, нуждается в сурьезном и благородном кавалере, защитнике девичьей чести, но я сумлеваюсь — тот ли вы гишпанский Дон Кишот, который достоин носить на груди ключи от моей фортификации. Хотя вы и жгучие брюнеты, но это не имеет значения. Знаете ли вы — что такое настоящее чувство, и как легко над ним надругаться? Вы меня совсем не знаете, а пишете мне легкомысленные записки про жеребца и про кинжал, которым вы зачем-то хотите зарезаться. Мне только осьмнадцать лет, но множество испытаниев выпало на мою долю в Лондоне. Один аглицкий пэр уже постарался в прошлом годе меня обмануть, и эта рана по сей день терзает внутри моё сердце. Таперича я не могу доверять мужчинам, как они есть все обманщики, и Вы, наверное, один из них. Хотя у Вас и благородное лицо, честные глаза и, возможно, у Вас сурьезные намерения. Хорошо бы, если это так. Но если это не так — оставьте меня в покое. В любом случае — ничего обещать Вам не могу. Сами понимаете почему. Вооружитесь терпением и смирением. Да пребудем мы чисты и кротки, как агнцы Божии. За сим прощайте.

Ганнибал оторвался от листка.

— Прочёл? — Занзибал потянулся. — Ну и как тебе эта муть? Я тоже по дороге прочёл от нечего делать. Вот скажи мне, как ты есть бабник Жон Дуан — бабы завсегда такие глупости пишут?

— Глупости! Написано кудревато и с тонкостию. Вот, зри, вот здесь она пишет: «Хотя вы и жгучие брюнеты…» — намекает, что я ей ндравлюсь. Или вот тут ещё: « … у Вас и благородное лицо, честные глаза и, возможно, у Вас сурьезные намерения.» — намекает, что ей моя физиогномия по вкусу и намерения сурьезные.

— Ты про пэра аглицкого лучше почитай. Мне интересно, как он над ней надругался?

— Убью!

— Давай лучше браги выпьем.

— Не буду. Имею намерение — сей же вечер посетить Елизавету Федоровну.

— Ну и что за дело? От чего не выпить?

— Дык изо рта дрожжами нести будет. Как я с нею лобзаться стану?

— А станет она с тобой лобзаться с первой-то встречи?

— Мыслю, что станет. Вишь, она в записке намёки строит.

— Так что, не будешь, значит, а, Гань? Пить-то?

— Не буду.

— Ну и хрен с тобою, а я выпью.

ГЛАВА 8

ЗАЩИТНИКИ ЕЛИЗАВЕТЫ ФЕДОРОВНЫ

Откушав кофию, княжна Белецкая легла на кушетку и открыла аглицкий роман Снучардсона «Достопамятная жизнь девицы Клариссы Гарлов».

"… Уже третий день несчастная девица Кларисса Гарлов плутала в дремучем Эдинбургском лесу, когда неожиданно вышла на поляну. Посередине поляны стоял небольшой замок. Кларисса подошла поближе и заглянула в окно. Престранная картина предстала ей там. На широченной кровати с балдахином сидел полуголый мужчина. В руке он держал пробирку с какой-то зловещей жидкостью, в другой — безобразную ложку. Слева на сундуке сидел ещё один полуголый мужчина и болтал ногами. В это время дверь в комнату отворилась, и на пороге показался ещё один полуголый мужчина, державший под мышкой чёрную курицу. Завидя вошедшего, мужчина с кровати вздрогнул и уронил ложку, а другой мужчина соскочил с сундука и замер.

— Сэр Генри, — громовым голосом произнёс вошедший, — вот мы и встретились! Теперь вам от меня не уйти!.. Вы видите эту чёрную курицу?!

— О, жестокосердный сэр Гарольд, сжальтесь надо мной! Уберите эту отвратительную птицу!

— Я вижу — здесь посторонние! — сэр Гарольд указал пальцем на мужчину с сундука.

— Это — сэр Робенсбрюк из Сассекса. Он знает о нашей распре.

— Хорошо, — сэр Гарольд спрятал курицу за спину. — Не будем же терять время. — Свободной рукой он вытащил из кармана бутылку и, откупорив зубами пробку, выплюнул её. — Извольте подать бокал!

Сэр Генри поспешно вылил зловещую жидкость из пробирки на пол и протянул посуду нежданному гостю.

— Благодарю, — сказал сэр Гарольд и выпил несколько пробирок одну за другой. — А теперь ты, недостойный сэр Генри! — Он протянул бутылку и пробирку.

Пока сэр Генри дрожащими руками подносил пробирку ко рту, сэр Гарольд выхватил из-за спины курицу и со всей силы нанёс удар сэру Генри по лбу. Сэр Генри зашатался и рухнул. Сэр Гарольд дико захохотал и превратился в шкилета.

Перепуганный сэр Робенсбрюк из Сассекса попытался укрыться в сундуке, но шкилет одним прыжком допрыгнул до него и ударил курицей.

Сэр Робенсбрюк упал замертво.

Дверь отворилась и в комнату вошёл ещё один полуголый мужчина. Не успел он сделать и двух шагов, как получил по лбу чёрной курицей и умер.

— Я удовлетворён! — шкилет зашвырнул курицу в угол и, гремя костями, вышел из комнаты.

Перепуганная Кларисса от ужаса не могла двинуться с места, как вдруг кто—то грубо схватил её за плечо.

— Ах! — только и смогла произнести Кларисса и лишилась…"

Раздался громкий стук в дверь.

Княжна Белецкая вздрогнула и выронила книгу.

— Кто там? — сдавленным голосом произнесла она.

— Это я, — послышалось из-за двери, — Призрак-шкилет из Эрмитажа! У—у—у! Открывай, девица, я тебя съем!

Белецкая перекрестилась:

— Чур меня! — запричитала она. — Сгинь, черт!

— У—у—у! От—кры—вай! Не откроешь — я дверь сломаю! Я так умею! У—у—у! — Из—за двери послышался хохот. — Не боись, Елизавета Федоровна! Это я — Светлейший князь Меншиков. Что, спужалась? Ха—ха—ха! Открывай — свои!

— Чего вам надо? Поздно ужо. Идите спать к себе, — княжна приникла ухом к двери.

— Открывай давай! У меня к тебе срочная депеша от Петра Алексеевича.

— А вы её под дверь засуньте.

— Да я уж пробовал — не пролазит. Больно пухлая.

Белецкая слегка приоткрыла дверь.

— Давайте вашу депешу.

— Да ты пропусти в покои-то! Мне на словах ишо велено передать. Пусти!

— Энто неприлично — женатому мужчине к девице затемно являться. Говорите оттуда. А то я сейчас дверь прикрою.

Меншиков просунул в щель ногу.

— Открывай, говорю! Я из коридору сообщать не могу. Секретная нимформация государственной важности. — Он налёг на дверь и ввалился в комнату.

Княжна отбежала в угол и присела на краешек стула.

Меншиков прикрыл дверь на крючок.

— Неплохо, гляжу, ты, Елизавета Федоровна, тут обустроилась, — сказал он. — Картин голландских навешано. Занавесочки миленькие. — Меншиков поднял с пола книгу. — Сэр Снучардсон, — прочитал он. — Что пишуть?