Инна Мальханова - Чёрное яйцо (45 рассказиков) Страница 4

Интересно, были ли у других такие же трагедии в школе? У Неё, наверное, не было. Ну как же все-таки её фамилия? Неужели Лена забыла её навсегда? А, впрочем, это совершенно неважно. Так же как и неважно всё, что было с Леной в жизни. И что будет потом. Потому что потом в её жизни уже не будет больше ничего. Хотя она, может быть, и проживёт (даже страшно подумать!) еще лет тридцать-сорок.

Три года назад Лена начала думать в прошлом времени и о себе тоже. Когда ей было тридцать лет. Когда она вдруг поняла, что больше не любит Андрея. Он оставался прежним - ласковым, преданным и одержимым. А в ней вдруг что-то надломилось. А ей было все равно. Он был ей безразличен. Так же, как и его книги, его планы, его переживания. Она страшно устала от всего этого. И знала, что это уже навсегда. Как будто в её душе кончился какой-то завод, выданный ей на всю жизнь, но окончившийся почему-то так рано.

Теперь после лекций в институте, которые она раньше так любила и которые вдруг стала читать с трудом и отвращением, Лена не бежала, как прежде, домой, чтобы быть вместе с Андреем, чтобы поскорее сесть за письменный стол и сидеть до изнеможения за очередной книгой. Теперь она бесцельно ходила по улицам. Под снегом, под дождём. И с ужасом думала, что ей всё-таки придётся возвращаться. И лгать. И притворяться. Делать вид, что её интересуют эти дурацкие книги и эта проклятая микробиология. Что она страшно хочет вырваться с ним на новую картину или прочесть интересную книгу. Придётся улыбаться ему, делать участливое лицо, слушая его рассказы о делах на работе, что-то говорить, спрашивать, советовать. А ей было тяжело теперь даже и это. И ей хотелось только одного - бросить всё и бежать куда-нибудь как можно дальше. Забиться в угол. Не видеть никого. Забыть всё. И умереть.

Ни один нормальный человек, наверное, не смог бы её понять. Ведь Андрея нельзя упрекнуть абсолютно ни в чём. Он был прекрасным мужем и многие женщины завидовали ей. Одинокие и даже замужние. А она теперь завидовала им всем. Особенно одиноким, которым не за кого отвечать. Которые делали, всё, что хотели. Жили, как хотели. Которым не надо никому безмятежно улыбаться, когда хочется броситься на пол и биться в истерике. Когда хочется послать все к чёрту, но приходится улыбаться. И она улыбалась. Она притворялась. Уже три года. И это никак не проходило.

А он не замечал ничего. Рядом с ним был живой труп, а он этого не видел. Потому что Лена слишком хорошо его изучила за эти годы. Потому что только она одна могла его обмануть так, чтобы он не догадался ни о чём. Потому что у неё, как оказалось, была железная воля. Ведь она отвечала за него. За его счастье и душевный покой. За его книги, которые она теперь ненавидела. Она не могла его бросить. Просто так. Ни с того ни с сего. Ведь она прекрасно знала, что он этого не переживёт. Он сломается сразу, как все сильные люди. А она была слабая и поэтому могла терпеть. Терпеть, сколько хватит сил. А сил должно хватить до конца. Слишком большая ценность - человеческая жизнь. Тем более, такого человека, как Андрей. И ведь эту жизнь он доверил ей.

Лена чувствовала себя виноватой перед ним. Ей было больно жить и она безумно устала от жизни. Если бы Андрей вдруг умер (не по ее вине, разумеется), она ощутила бы только облегчение. И ничего больше. Но он был здоров. И ему не было еще и сорока. Она знала, что предает его каждый день, каждый час, но ничего не могла с собой поделать...

Красивая молодая женщина вышла со своим спутником на какой-то станции. У Неё все было еще впереди. И любовь, и, может быть, даже дети. Она не жила воспоминаниями. Она жила здесь и сейчас.

Как только они вышли, Лена вдруг вспомнила, как Её зовут. Калигина Юля, вот как! Хотя это, конечно, давно уже не имело абсолютно никакого значения.

Музыка.

Таня Союшева была белокурая, голубоглазая, пухленькая девочка из десятого "А", которая очень нравилась Володьке Смольникову. У Смольникова был маленький японский магнитофон, который очень нравился Витьке Ивлеву из десятого "Б". Таня ненавидела Витьку за наглые глаза и циничную усмешку. К тому же он очень плохо учился и ему было на все наплевать.

Однажды вечером после уроков Витька подошел к Тане. И сказал, что Таня ненавидит его совершенно зря. Он совсем не такой. И что Таня, между прочим, абсолютно не разбирается в людях. Как ни странно, на этот раз на его лице, действительно, не было обычной ухмылки. Они вместе пошли домой, потому что жили в одном доме, только на разных этажах. А Володя, кстати, жил на пятом этаже в доме напротив.

По пути Таня с удивлением узнала, что Витька кончает музыкальную школу и его любимые композиторы (кто бы мог подумать!) - Бетховен, Моцарт и Бах. Таня тоже очень любила музыку и зашла к Витьке послушать, как он играет. Тем более, что он, может быть, все-таки и врал.

Дома у Витьки никого не было. Сначала они сидели у незашторенного окна и пили чай. Таня хотела скорее вернуться домой кое-что сделать, но от чая отказаться было просто невозможно. Тем более, что Витька оказался очень вежливым и радушным хозяином. Это был просто совсем другой человек. Он подкладывал Тане малиновое варенье и говорил о музыке, которую, действительно, очень любил.

А потом Витька сказал Тане, что сыграет для нее Лунную сонату. Но только он смущается, когда на него смотрят. И поэтому он лучше сыграет в темноте. На память. Если Таня не возражает. Тем более, что в комнате довольно светло из-за фонаря.

Таня села на диван, а Витька выключил свет и сел за пианино. Играл он, действительно, очень хорошо. Он сыграл Лунную сонату, а потом что-то ещё и ещё. Он играл долго, а когда кончил и зажёг свет, глаза его блестели, а лицо было каким-то совсем незнакомым, одухотворённым и в то же время загадочным...

Потом Таня ушла домой. Дома она занялась стиркой. Она стирала и думала, что совершенно не разбирается в людях. Ей всегда нравился Володя Смольников, а оказалось, что Витька такой интересный человек. Кто бы мог подумать!

В то время как Таня стирала, Витька вышел из дома и направился к Смольникову, чтобы забрать у него японский магнитофон, который ему всегда так нравился. Потому что они поспорили. Витька сказал Смольникову, что Союшева - такая же стерва, как и все. Только корчит из себя недотрогу. А стоит её разок проводить домой, как она согласится на всё. И Смольников сам сможет это прекрасно увидеть из своего окна на пятом этаже.

С тех пор Таня ничего не могла понять. Смольников смотрел на неё с ненавистью. Витька больше никогда не подходил к ней и не говорил о музыке. Он ухмылялся ещё омерзительнее, чем прежде. А девчонки о чём-то шептались и хихикали, глядя ей вслед. Она, действительно, совершенно не разбиралась в людях...

Очень длинное одиночество

Целыми днями Таня гуляла по пляжу. Одна. Она ходила, внимательно всматриваясь в лица людей и мечтала. О том, что, может быть, сегодня встретит человека, который поймет её душу и станет ей близким. На всю жизнь. Хотя, конечно, это было просто глупо. Если он не встретился до сих пор, то вряд ли уже встретится теперь. Ведь ей было целых тридцать семь лет.

Те, кого она видела вокруг, вызывали у неё только отвращение. Целыми стадами ходили они по пляжу, полуголые, с красными квадратными лицами. В белых пляжных кепочках и с невыносимо орущими транзисторами на груди. Некоторые из них были совсем ещё белые, другие черные, почти как негры, а третьи - красные, потому что сгорели. И все какие-то одинаковые, просто омерзительные. Если бы кто-нибудь из них вдруг захотел познакомиться и поухаживать за ней, Таня в ужасе убежала бы. Но даже и они, ни один из них, не хотели этого.

Многие отдыхали целыми семьями - муж, жена, детишки. Или совсем пожилые супруги. Или молодожёны. Этим, тем более, ни с кем знакомиться не хотелось. Иногда всё-таки на пляже попадались такие, которые, как казалось Тане, могли бы ей понравиться. Но они почему-то обычно были моложе Тани. И не одни. Рядом с ними всегда порхали хорошенькие молоденькие девушки, сравнивать себя с которыми было бы просто смешно.

Отпуск уже давно стал для неё, наверное, самым грустным временем года. Когда она особенно остро чувствовала своё одиночество, постоянно думала о неудавшейся личной жизни и хотела поскорее вернуться на работу. Тогда начнутся лекции, семинары, симпозиумы, конференции и командировки и ей просто совершенно некогда будет думать о чём-нибудь кроме них. И тогда она забудет о грусти до самого следующего отпуска.

Уже целую неделю ходила Таня по пляжу одна. Навстречу ей тоже попадалось много одиноких женщин. Но они чаще всего были толстые, старые и некрасивые. А Таня знала, что она интересная и на вид ей никак нельзя дать больше тридцати. И ей казалось, что они смотрят на неё с удивлением и сочувствием. С независимым видом проходила она мимо, но в глазах её светилась застарелая тоска.

Уже несколько дней Таня испытывала одно желание, которое усиливалось с каждым днем. Ей хотелось помыться. Баня находилась в другом поселке и до неё надо было добираться на электричке. Но Таня никак не решалась предпринять это путешествие. Она слишком хорошо знала жизнь. Она не сомневалась, что если, совершенно независимо от дня недели, она соберёт чистое белье, мыло и полотенце, сложит их в тазик и поедет в баню, то именно в этот день баня будет обязательно закрыта. И тогда пропадёт полдня отдыха. А она и так собиралась отдыхать не сорок восемь положенных ей дней, а всего три недели, потому что дома ее ждала уйма работы.