Андрей Диченко - Культ сала Страница 4

— Спасибо за помощь, землянин. Я тебя не забуду, — сказал Бомж и сделал деликатный жест руками, означающий, что Костя мог быть свободен.

Парень кивнул головой и через несколько минут уже, выйдя из леса, шагал по улице. Через пять минут он будет дома, а еще через десять — лежать под одеялом, периодически поглядывая в окно и любуясь мерцающими звездами. На следующий день он долго размышлял, правду ли ему сказал Бомж или это просто жулик, который сочиняет байки и сдает собранные бутылки, чтобы купить дешевого вина?

Он думал об этом, оставлял записи в недавно заведенном дневнике. Изредка днем он видел Бомжа, который собирал бутылки, оглядывая каждый мусорный бак и закоулок.

Так проходили целые дни, а потом, ближе к концу осени, бомж пропал. Просто исчез из города. Никто, в общем-то, на это внимания не обратил. И только Костя, возвращаясь домой после второй смены в школе, смотрел на звезды и улыбался, представляя себе крестокрылые истребители, космические станции, далекие планеты, аппараты для телепортации и PR-бластеры на руках у андроидов… Он знал, что где-то в далеком измерении Икс вернулся борец за мир, чтобы восстановить равновесие…

День самоуправления

В летнем лагере «Звездочка», что недалеко от города Молодечно в Минской области, дети как всегда резвились после тихого часа. Мальчишки играли в футбол и баскетбол, обдуваемые теплым летним ветерком, стуком мяча и веселыми вскриками создавая веселую и живую атмосферу на островке цивилизации среди густого елового леса. Девочки сидели на лавочках и рассматривали мальчиков, изредка хихикая, прикрывая лица ладошками и секретничая между собой.

Другие дети сидели в самом пансионате и занимались кто чем. Толстый Коля Колбаскин держал в руках книжку о Гарри Потере, вчитываясь в каждую строчку этого фантастического произведения — очередного «шедевра» английской литературы. С ним в комнате жил высокий и худой Костя Татаринов, темненький мальчуган двенадцати лет. Костя, положив белый лист на старую серую табуретку, рисовал загадочные рисунки красным фломастером, изредка похрюкивая от удовольствия.

Колбаскин почему-то нервно поворачивался и периодически вглядывался в серьезное лицо Кости. Тот вскоре надел очки в дешевой оправе, и его зеленые глаза в поцарапанных линзах стали непропорционально огромными. Татаринов уже синим фломастером продолжал вырисовывать линии, прикусив нижнюю губу.

— Я пойду схожу за мячиком, поиграю! — произнес Коля и, заложив книгу обрывком листа в клеточку, неуклюжей походкой вышел на коридор. Костя не слушал его, а продолжал вырисовывать свои пока что непонятные никому схемы. Коля с первого своего дня жизни в детском лагере заметил, что Костя постоянно рисует какие-то схемы, будто совсем он и не ребенок, а взрослый дядя-инженер с завода.

Коля прошел мимо нескольких выкрашенных в белый цвет дверей из ДВП и тихо постучался в комнату 506, в которой жила их вожатая, студентка второго факультета русской филологии педагогического университета в Минске.

За дверью послышалось быстрое мешканье и даже грохот. Явно разбилось что-то стеклянное.

— Да! — услышал Коля почти пронзительный крик вожатой.

Костя надавил на старомодную железную ручку, и дверь перед ним распахнулась, и комната с двумя кроватями для вожатых предстала взору мальчугана.

— Елена Андреевна, можно взять мячик? — он посмотрел на белокурое лицо вожатой, рядом с которой сидел парень лет восемнадцати и застегивал пояс. Черты лица девушки были искажены, вернее сказать, она была просто злая или жутко недовольная. Вероятно, Коля отвлек их от какого-то очень важного и кропотливого дела. Парень тем временем уже встал и начал руками подбирать осколки разбившегося граненого стакана, украденного или взятого на время в столовой.

— Никаких мячиков, Колбаскин! А ну в свою комнату, ты наказан! — крикнула Елена Андреевна и взмахом руки, словно римский легионер, указала на дверь.

— Ну, Елена Андреевна, я же вчера был наказан, а сегодня я ничего не делал! — заскулил Коля и тихонько топнул ногой, выражая свой протест и недовольстве против происходящего.

— Не понимаешь меня, Коля! — зло сказала она и вместо мячика сняла с грубо прибитого гвоздя розовую скакалку с пластиковыми желтыми ручками. Колбаскин, вероятно подумал, что его сейчас будут бить, и тотчас его толстое тело неуклюже понеслось по коридору, и жиры, словно волны, сотрясались на нем. Елена Андреевна пошла за ним следом — в его комнату, ничем не отличавшуюся от сотни других комнат в здании детского пансионата.

Она зашла туда, и, не обратив внимания на рисующего Татаринова, взяла подушки с кровати Коли, который лежал на ней, словно солдат во время артиллерийского обстрела. Вожатая перевернула на спину Колю и, положив подушку ему на живот, несколькими движениями привязала ее скакалкой.

— Будешь сегодня целый день в комнате! — прошипела она напоследок. И, довольная собой, вернулась в комнату к своему парню, который, вопреки всем распорядкам, приехал к ней и планировал остаться ночевать.

Коля не спешил отвязывать от себя подушку. Он, сжав губы и кулаки, почти готовый заплакать, смотрел в потолок со слегка осыпавшейся побелкой.

Ваня и Лиза находились на территории лагеря, на самой его окраине, там, где перед железным забором росли небольшие деревья. Ваня сидел на пеньке, а Лиза у него на коленях. Он перебирал ее русые волосы, а она положила ему голову на плечо.

— Как ты экзамены сдала? — спросил Ваня, глянув на секунду в небесную пучину облаков и солнечного света.

— Нормально. Почти все девятки. А ты как? Какой профиль в школе выбрать хочешь? — Лиза слегка приподнялась и глубоко вдохнула пропитанный сосновым ароматом воздух.

— А я в физмат пойду. Два года в нем, а потом поступать на программиста буду. А ты кем хочешь стать?

— А еще не знаю, потом решу… — они оба закончили девятый класс и познакомились в лагере на дискотеке, проходившей каждый вечер под некачественную музыку шипящих советских колонок.

Сейчас они сидели, обнявшись, а вечером снова будут кружиться в медленных танцах под попсовые ритмы…

Лагерь всегда был замечательным местом для образования молодых парочек. Местом, где уже не дети и еще не взрослые люди говорят друг другу первые слова любви, отдаваясь порывам чувств… Это то место, где сбываются детские, еще не повзрослевшие мечты. Такие мечты сейчас сбылись у Лизы и Вани. Они были счастливы.

Сергей Давыдов, невысокого роста, но крепкого телосложения парень, шел со своим товарищем Степой, зажав кровоточащее левое плечо ладонью. Они любили играть в футбол, и в один из очередных матчей Сергей упал на бегу и поцарапал плечо о маленький камешек, что затаился в серо-желтом песочке футбольного поля. Сейчас они шли в медпункт к молоденькой медсестре, дабы та перевязала руку Сергея на всякий случай.

Они прошли мимо столовой, которая ждала их в семь часов вечера на ужин. Воздух возле столовой был уже пропитан пряным ароматом жареного мяса. Вдалеке находился маленький домик из белого кирпича — он-то и являлся медпунктом. Медсестра обычно читала бульварные газеты, которые периодически завозил ей сюда ее младший брат. Он часто ездил на работу по трассе, что проходила мимо лагеря. Свернув на нужный поворот, через несколько минут езды он уже был у металлической ограды лагеря, выкрашенной в яркий оранжевый цвет.

Степа сильной и твердой рукой постучал в дверь и услышал фразу: «Да-да, войдите». Медсестра была всегда готова их принять. Они зашли оба.

Медсестра отложила на стол очередную газету с похабным заголовком и посмотрела на ясные лица парней.

— Что случилось, мальчики? — спросила она, уже замечая кровь на левом плече у Сергея.

— Да вот, в футбол играл, упал… — еще не окрепшим басом произнес Сергей и убрал красную от крови ладонь с плеча. Медсестра надела очки и, слегка прищурившись, открыла шкафчик, достав салфетки, банку зеленки и бинт. Весь процесс занял не более десяти минут, и вскоре Сергей и Степа стояли возле дверей на улице.

— Который час? — спросил Степа.

— Почти пять, — ответил Сергей и продолжил: — в шесть часов надо к Татарину зайти, он там чего-то мутит насчет завтрашней ночи…

— Да, да… — согласился Степа. — Только не забудь, что в полшестого у нас еще собрание в клубе со Старшаком… — так ребята называли старшего вожатого Олега Сергеевича, учителя с черной биографией. Он закончил географический факультет и пошел работать в школу, где был уличен в связях со старшеклассницей… Дело замяли, однако в школу его больше не брали (да и сам он не очень этого хотел), и по знакомству Олег Сергеевич каждое лето работал в этом лагере.

— Помню я. Там, типа, про самоуправление говорить будут, — сказал Сергей, и они двинулись к корпусу. Нужно было успеть отмыться от песка и переодеться.