Анна Лавриненко - Восемь дней до рассвета Страница 4

А на его выпускном мы сидели за столом и пили пиво. Кто-то принес его сюда, и мы разлили его по стаканам. Тогда он показал мне девушку

Катю, в которую был влюблен с девятого класса. Красивая была эта

Катя. Я ей очень позавидовала.

– А мне она не нравится, – соврала я, – нет в ней ничего необычного.

А когда начался медленный танец, я кивнула в сторону Кати.

– Может, пригласишь ее?

– Она не пойдет, – ответил он, теребя скатерть.

А ведь она и в самом деле не пошла бы. Я видела это, но хотела, чтобы он тоже это знал, хотела, чтобы он вдруг почувствовал себя еще более отвергнутым, чем за всю свою прежнюю жизнь… Я тут же ужаснулась своим мыслям и отвернулась.

С его выпускного мы ушли чуть позже, чем с моего, и он не споткнулся, когда шел за аттестатом, но этот выпускной был таким же неудачным, как и мой. А еще в голове постоянно вертелись слова

Волковой: “Иди к своему уроду”. Я смотрела на своего друга, который не отрывал взгляда от Кати; в белой рубашке и новых отутюженных брюках он выглядел еще более нелепо, чем обычно, и мое сердце сжималось от жалости к нему и к себе самой: я знала, что он так

хотел хорошо выглядеть в этот день, он наряжался, втайне надеясь, что вдруг станет лучше и красивее и за один вечер превратится в популярного парня. Я знала это, потому что со мной было то же самое.

В те два выпускных мы на собственной шкуре убедились, что гадкие утята так и остаются гадкими утятами, а лебеди так и рождаются лебедями, и плавают отдельно от утят и никогда ни за что не приблизятся к ним. Мы поняли, что сказки существуют где-то вне реальности.

…Мы останавливаемся у одинокой бензоколонки как раз вовремя: бензин почти кончился. Пока машина заправляется, он внимательно осматривает ее “с ног до головы”, ища малейшее повреждение, а я разглядываю карту.

– Сегодня ночуем в машине…

– Правда? Вот здорово! – радуется он.

– Что тут хорошего?

– Не знаю, я люблю ездить ночью.

– Путешествуете? – спрашивает нас бензозаправщик. Молодой парень, лет двадцати пяти, возле которого постоянно вертится собачка, по виду обыкновенная дворняга, только грустная какая-то: все время поскуливает.

– Ага, – говорит мой друг и называет город, в который мы едем.

– Ух, ты, – удивляется бензозаправщик, – далековато!

– Ничего, справимся.

– Верю. Только осторожнее ночью на дорогах.

– Да ладно, ночью машин вроде немного, – говорю я.

– А вдруг встретите машину-призрак? Не испугаетесь? – парень усмехается и вроде как шутит, но мне сразу же становится не по себе.

– А что, здесь такой обитает? – спрашиваю я.

– Конечно! – он смеется, и я облегченно вздыхаю. – Бродит в этих местах призрак одного “мерса”, что-то вроде “Летучего Голландца”.

Так что будьте осторожны. Есть риск случайно его встретить.

– А как мы отличим его от обычного “Мерседеса”? – спрашивает мой друг.

– Ну, – парень задумывается, – так он же без водителя!

– Ага, так я и поверил!

Мы уезжаем прочь, и я думаю о том, что каждый день мы встречаем на своем пути разных людей. Мы видим их не больше десяти минут, но их черты, выражения глаз, улыбки, слова останутся в памяти. Мы не запомним так хорошо тех, кто был с нами с самого раннего детства, их образ стирается, мутнеет, а тех, несколькоминутных, мы помним, как родных, всю оставшуюся жизнь. Их много: это и официантки, и бармены, и бензозаправщики, и портье в гостиницах, – обычные люди, живущие обычной жизнью, и нет в них ничего особенного, но мы их помним…

Ближе к ночи мой друг засыпает, и я в тишине и надвигающейся незаметно темноте веду машину. Мы едем по спящей автостраде совсем одни, я позволяю себе немного разогнаться, но не сильно, дороги почти не видно, мало ли кто может встретиться на пути.

Необязательно, конечно, человек. Это может быть олень, или белка, или еще кто. И я вспоминаю призрак старого “Мерседеса”, о котором рассказывал бензозаправщик. Я понимаю, что он, конечно, шутил, но мне становится жутко, и ужас маленькими волнами накатывает на меня.

Если бы не мирно посапывающий рядом друг, меня бы точно охватила паника, и я, наверное, со всей скоростью понеслась бы до ближайшего города, до которого еще много-много километров.

Но его лицо, такое тихое, детское и спокойное, умиротворяет, и я успокаиваюсь и улыбаюсь.

IV

За весь четвертый день мы так и не встретили ни одного города. По пути нам попадались только чахлые деревушки, непроходимые леса и пустынные поля. Казалось, что мы едем уже месяца два. Время приобрело застывшие черты, мы почти перестали его замечать. Наконец, мы въехали в город. Немного передохнув в гостинице, мы отправились шататься по ночному горду и зашли в ближайший бар.

“И зачем мы пошли сюда”? – с удивлением думаю я, разглядывая пьяную публику.

– Специальный напиток для парочек, – говорит бармен, улыбаясь, и выливает какие-то жидкости в стаканы… – вам понравится, обещаю.

Башню сносит только так…

– Мы не парочка, – усмехается мой друг.

– Да? Странно…

Впервые нас приняли за пару. Мне вдруг стало от этого грустно. Мне нравилось путешествовать, рядом со мной лучший друг, я свободна, как птица, и мне ничего не надо больше от жизни. Можно сказать, что я счастлива, очень счастлива. Но если бы вдруг рядом оказался не он, а любимый человек? Что тогда? Может, я была бы намного счастливее? Я бы смотрела на него влюбленными глазами, а он на меня, и бармен бы готовил нам “специальный напиток для парочек”. Я тряхнула головой, чтобы прогнать наваждение.

Мой друг не теряет времени даром: он уже познакомился с какой-то длинноногой девчонкой и танцует с ней медленный танец. Такого никогда бы не случилось, окажись мы вдруг в каком-нибудь баре в нашем городе. За время путешествия мы расслабились и стали самими собой. Нас никто не знает, и мы не знаем никого. Мы можем стать кем угодно, сыграть какую угодно роль и, выйдя за пределы родного города, который не давал нам никаких других ролей, кроме изгоев и одиночек, мы открываем в себе силы и талант играть молодых, уверенных в себе людей, которым все нипочем. А раз так, то и пропали разом вся наша неуверенность в себе и страх. Именно поэтому он так быстро закрутил с этой девчонкой. Она, конечно, не красавица. Но очень даже ничего: длинные ноги, блондинка, и симпатичная к тому же.

Странно, но рядом с ней он не кажется мне таким уж нелепым.

Наоборот, он даже несколько преобразился. От этого стало только обиднее.

– Что грустишь? – спрашивает бармен.

Я пожимаю плечами.

– Ревнуешь?

– Кого? Его? – удивляюсь я.

– Ага.

– Вот еще… мы просто друзья…

– А смотришь так, будто ревнуешь.

На часах – четыре утра, мой друг ушел, и куда, я не знаю.

– Эй, – слышу я вдруг за спиной, – не хочешь прогуляться? – Это тот самый бармен. – Моя смена закончилась, а автобусы еще не ходят, идти домой пешком влом.

Я пожимаю плечами.

– Почему бы и нет.

– Холодно, надень куртку.

Мы останавливаемся на набережной, я кутаюсь в его куртку, и мы курим одну сигарету.

– Ты всю жизнь здесь живешь? – спрашиваю я его.

– Ага. А ты откуда?

– С чего ты взял, что я не местная?

– Догадался. А вообще не знаю, просто подумал и все.

Я назвала город. Он кивнул, и я так и не поняла, знает он, где это.

– Надолго у нас?

– Нет, завтра уезжаем.

– Хорошо вам. Я бы тоже хотел уехать, но пока не могу. Да, наверное, и не смогу никогда: некуда мне ехать…

– Зачем тебе уезжать? У вас так красиво.

Он пожимает плечами:

– У нас скучно. Думаешь, это мечта всей моей жизни – торчать вот здесь вот: работать в дешевом баре и смотреть футбол по телеку каждую субботу?

– Не знаю… некоторым это нравится.

– Мне – нет… но ничего другого никогда не будет…

Он провожает меня до гостиницы. На клочке бумаги я пишу ему номер своего телефона:

– Если будешь когда-нибудь у нас, обязательно заезжай. И звони, буду рада тебя снова увидеть…

– Спасибо, – говорит он, потом как-то странно наклоняет голову набок и говорит мне такую вещь, которую никто никогда не говорил, и которую я уже никогда не надеялась услышать. Он говорит ее искренне, я это вижу, да и зачем ему врать, мы ведь больше никогда не увидимся, – а знаешь, ты классная… никогда еще таких девчонок не встречал. Ему с тобой очень повезло. Жаль, что вы просто друзья…

V

Такой неловкости между нами еще не было. Я веду машину молча. После слов “доброе утро” мы ничего не сказали друг другу. Он курит и стряхивает пепел в окно.

– Во сколько ты вернулась? – наконец, спрашивает он.

– Не знаю точно, утром.

– И где ты была?

– А ты?

Он не отвечает, и мы продолжаем ехать молча: теперь ведет он, а курю я. Нервно.

“Коли тебе нема-а-а”, – орет из магнитолы. Я мысленно подпеваю и постукиваю ногой в такт музыке. Она включена на полную громкость.