Дэйв Эггерс - Душераздирающее творение ошеломляющего гения Страница 40

— Да ну на хуй, — говорит одна из девушек. — Нету нас его. Ни хуя мы не делали.

— А вот хуй вы ни хуя не делали! Ты соображаешь, что вы на нас напали, идиотка? Ну и подумай, кому поверят копы — двум обычным людям, которые сидят на пляже, или вам? Извините, конечно, ребята, но так, блядь, все и будет. Похоже, вам придет пиздец.

Я — полицейский. Дружелюбный, но строгий. Я им помогаю. Я уверен: бумажник у кого-то из них, а они просто валяют дурака. Надо придумать что-то, чтоб они испугались и вернули бумажник. Поэтому я… (может не надо? — не надо, не надо!) — ну да ладно:

— Короче, друзья, я не знаю, что там у вас со статусом и грин-картой, но все может оказаться, блядь, очень некрасиво, соображаете?

Никакой реакции не заметно.

Они продолжают искать. Мередит тоже подключается к поискам, но я беру ее за руку:

— Не надо. Это их работа.

Одна девушка с мрачным видом садится на землю.

— Я очень надеюсь, ребята, что вы все-таки, блядь, его найдете, — говорю я, думая, что лучше, если я буду говорить не переставая. Я решаю выложить последний козырь. — Вы спиздили отцовский бумажник. — Не знаю, насколько я должен раскрывать им душу, но ведь я любой ценой должен его вернуть, поэтому… — А отец недавно умер, — говорю я. — И это все, что у меня от него осталось.

Это правда. У него было очень мало личных вещей, а всю одежду, все костюмы мы продали, и бумажник остался тем единственным, что я сохранил, если не считать маленькой коробки с бумагами, нескольких визитных карточек и пресс-папье из его офиса.

Они продолжают искать. Я смотрю, не топорщится ли у кого-нибудь карман штанов. Быстро соображаю, позволят ли они мне обшарить их карманы.

— Слушай, мужик, — говорит коротышка. — Ну нету, блядь, у нас его, понимаешь? Чего тебе еще надо?

Ответ я знаю: мне надо, чтобы они вернули мне бумажник, а еще надо, чтоб все они сели в тюрьму и чтобы им было плохо. Мне надо, чтобы они все, семеро — или пятеро, — в общем, чтобы все они ходили в одинаковой серой одежде, от которой кожа зудит и чешется, пока они, судорожно подергиваясь, спят на своих нарах, и чтобы их головы были полны раскаяния, а по щекам текли слезы, и чтобы они умоляли, чтобы их простили — и умоляли не своего примитивного бога и не тюремщиков, а меня. Чтобы чувствовали себя очень-очень виноватыми. Чтобы их крохотные головки разрывались от мук и угрызений совести. Бумажник покойного отца — красивый, потертый бумажник из мягкой кожи…

— Нет его здесь, — говорит коротышка.

— Тогда, ребята, вам лучше пойти со мной, — говорю я. — Мы найдем телефон. Вы расскажете копам свою версию, а я — свою, и мы посмотрим, что будет потом. Но если вы решите смыться, у вас будут большие неприятности, потому что тогда они точно поймут, что его взяли вы.

Мы смотрим друг на друга. Он нацеливается на парковку, его приятели идут следом.

Мередит подбирает второе полотенце, отряхивает его. Мы идем за ними тремя, стараясь не отставать. Их всего трое, и я мог бы справиться с двумя. Даже со всеми тремя. Я могуч! Я — Америка!

Все идут молча. Наши тени, по две на каждого, перекрещиваются и прыгают по песку. Слышен только шелест шагов. Кое-где светятся окна в домах у набережной. Дебильная мельница в дальнем конце парка «Золотые ворота» — прямо по курсу; она кажется черной.

Мы добираемся до парковки, и то, что я считал телефоном-автоматом, — коробка на фонарном столбе, — оказывается не телефоном-автоматом.

Секунду мы стоит под светом фонаря. Я озираюсь, смотрю вверх на дома на другой стороне Грэйт-хайвей — все их стекло смотрит на океан; я ищу поддержки — вдруг кто-нибудь стоит у крыльца; вдруг кто-нибудь бегает или катается на велосипеде, — но, похоже, все спят.

— Так. Придется идти на ту сторону, — говорю я. — Перейдем на ту сторону и пойдем, пока не найдем телефон.

Я все еще главный. Мы — команда. Я их вождь, суровый, но справедливый предводитель. Они, похоже, слушаются меня.

Я иду к ним, ожидая, что они развернутся и пойдут к трассе. Но когда я оказываюсь между ними, они не двигаются. Я неожиданно оказываюсь между тремя.

Все меняется.

— Сука, — говорит высокий и замахивается, чтобы ударить меня по лицу. У меня нет времени увернуться, но он все-таки промахивается. Еще кто-то пытается ударить меня в спину. Промах. Потом возникает нога и прикладывается мне в промежность. Я падаю на колени. У меня под носом бетон. Жвачки, масляные пятна…

Они удирают, мелькают ноги и руки; они похожи на гигантских пауков; хохочут.

Сколько в такой ситуации стоят на коленях?

— Сука, — кричат они. Изобретательно.

Удар был не слишком сильным. Я могу дышать. Потом я поднимаюсь! Я поднимаюсь и бегу за ними. Я на парковке, на середине дорожки, и я вижу их совсем недалеко, справа, ярдах в пятидесяти, и они залезают… там стоят… что-что? — блядь! блядь! — две машины посередине улицы, ждущие наготове, заведенные…

Откуда они знали? Откуда они знали?

Когда я добегаю до середины дороги, захлопываются дверцы; машины трогаются и едут ко мне. Первая — старый кабриолет, темно-зеленый с черным верхом, огромный капот. За рулем — одна из девиц, которая была сначала. Ебаный, блядь, в рот! Они как будто специально готовились убегать! Я стою на середине дороги, а они ко мне приближаются. И сейчас я, блядь, запомню номера.

Они едут ко мне — сначала медленно, потом быстрее. Теперь попались. Номера машин, ублюдки! Номера машин, подонки! Расстояние между нами сокращается, а я со всей мочи выкрикиваю номера и, называя каждую цифру, тычу в них пальцем, — это утрированный жест, но он нужен, чтобы уебки поняли, что я делаю, поняли, что они попались — попались!

Красота! Красота-то какая, выродки! Тупые скотские уебки!

Они объезжают меня, хохочут, улюлюкают, высовывают средние пальцы.

Я улюлюкаю, я возбужден, я на подъеме.

— Ну все, ублюдки! Попались! Я поймал вас, выродки!

Они проезжают мимо, выворачивают на трассу, набирают скорость и скрываются. Номер первой машины я запомнил, второй — нет. Я бегу к Мередит. Пройдя квартал, мы находим автомат.

— Пожалуйста, говорите спокойно. Где вы находитесь? — спрашивает оператор.

— Не знаю. На набережной.

— Что с вами случилось?

— На нас напали и ограбили.

— Кто?

— Компания мексиканцев.

Я описываю машину. Начинаю диктовать номер машины, но она отвечает, что не может принять эту информацию и я должен сообщить ее офицеру, когда он подъедет. Я вешаю трубку.

Г — X — 6–0…

Блядь.

Г — X — 0–0…

Блядь!

Мы садимся.

Травмы у меня нет. Я пытаюсь понять, есть у меня травма или нет. Мне не больно. Мы сидим на бетонном блоке по краю трассы, и в какой-то момент я начинаю бояться, что они вернутся. Может, будет пальба, может, они приедут, чтобы расстрелять свидетелей, не сбрасывая скорости. Нет, нет. Они уехали насовсем. Больше не заявятся. Я спрыгиваю с бетона; я не могу сидеть, я готов к драке. Я расхаживаю перед Мередит. У меня есть номер их машины! Тупые засранцы.

Проходит пара минут, и подъезжает патрульная машина. Выглядит огромной. Мотор ревет. Она безупречна и блестит, словно гигантская игрушка. Выходит офицер; он коренастый, усатый и — что-что? сейчас ведь два часа ночи! — на нем темные очки. Он представляется и просит нас сесть в машину на заднее сиденье; мы так и делаем. Машина очень красивая, чистенькая, черный винил блестит — само совершенство. Я отвечаю на вопросы:

— Да, мы просто гуляли по пляжу.

— Их было семеро.

— Мексиканцы.

— Совершенно уверен. По акценту, по внешности. Абсолютно. Они говорили по-английски, но с мексиканским акцентом. — Я пытаюсь сообразить, на кого они были похожи, на кого был похож тот, что постарше. «Баретта»! Он похож на Роберта Блэйка[93].

— Они забрали мой бумажник.

— Точно не знаю сколько. Кажется, долларов двадцать.

— Мы собирались звонить в полицию, чтобы с этим разобраться.

— Да, они пошли со мной.

— Не знаю, почему. Потому что они сказали, что не брали его.

— А потом они ударили меня ногой в пах [единственный синоним выражения «по яйцам», уместный в полицейском отчете], а потом сели в две машины и уехали.

— Большая темно-зеленая машина с откидным верхом, черная сверху.

— Ну да, я его вроде запомнил. Блин. Вначале там Г и X, и еще там есть шестерка и ноль. По-моему, ноль в конце. Этого хватит? Вы сможете найти их по этой информации?

Какая чистенькая машина. Как она мне нравится. На уровне глаз перед нами висит ружье. Возле руля — компьютер, он светится голубым, очень красиво. Урчит и пикает радио. Офицер слушает и отвечает на вопросы по рации. Затем поворачивается.