Норман Мейлер - Берег варваров Страница 40

— Ну что, двадцать долларов возьмете? — сказал я в конце концов.

— Я возьму столько, сколько вы мне дадите, — как-то вяло согласилась она и зевнула. — Нет,

Майки, вы просто ангел-хранитель. Вам бы работать управляющим фонда, в котором глупенькие вдовушки хранят все свои сбережения.

Откинувшись на спинку дивана, Ленни закинула руки за голову и вдруг захихикала:

— Обязательно нужно будет заняться с вами любовью. Я серьезно: всегда мечтала о сексе с этаким дядюшкой-опекуном. Ох уж я отхлестала бы его по мягкому месту его же собственной цепочкой от часов. Согласитесь, что может быть веселее? — С этими словами она кончиком указательного пальца стряхнула пепел с сигареты.

Я ничего не сказал ей в ответ, я просто слишком устал за этот действительно чрезмерно затянувшийся вечер. У меня болело все тело, в желудке бурлило, руки и ноги отказывались меня слушаться. Моя реакция на слова и поступки Ленни перестала отличаться последовательностью. Я перестал реагировать на самые дерзкие ее заявления и на безумные обвинения. Но при этом на меня время от времени накатывала волна раздражения, которое могло спровоцировать любое неосторожное и ничего не значащее слово Ленни. Вот сейчас, например, я тупо пялился в ее стену и, ощущая на себе подавляющее воздействие этой «панорамы», никак не мог уразуметь, какие такие картины видела на этой штукатурке Ленни.

Когда я снова посмотрел на нее, в глазах Ленни стояли слезы.

— Что случилось?

— Сама не знаю, — ответила она и вытерла мокрые щеки тыльной стороной ладони. — Майки, вот скажи мне, — я заметил, что Ленни перешла на «ты», — почему мы все время должны куда-то переезжать? Я ведь не просто чувствую, а знаю наверняка, что рано или поздно мне придется уехать из этой комнаты. А ведь я больше всего на свете хотела бы остаться здесь — взаперти. Пусть мне даже еду подают сюда через маленькое окошечко в двери. Ладно, завтра начну искать новую работу.

— Ленни, а где ты жила в последнее время? — спросил я, непроизвольно сменив в ответ форму обращения.

Она уныло улыбнулась:

— У меня была своя квартира.

Почему-то я не торопился в это верить.

— И куда же она подевалась?

— Я преподнесла ее в дар врагу. — Ленни помолчала и, усмехнувшись, добавила: — Господи, какой же я была дурой.

Она посмотрела на меня и, видимо, уразумев, что я действительно ничего не понимаю и что ее слова звучат не слишком убедительно, решила прояснить ситуацию:

— Еще сегодня утром я проснулась у себя дома, но меня оттуда выставили, причем пинком под зад. Самое смешное, что я сама пригласила к себе этого человека. Вот тебе, Майки, наглядный урок: никогда не проявляй жалости по отношению к пьяницам.

— Почему ты сама не заставила его уйти?

Ленни деликатно улыбнулась, словно удивляясь тому, как я могу быть таким наивным.

— Да я просто была не в состоянии. Это… просто невозможно. А кроме того, я, если честно, сама не все хорошо помню. Я проснулась и обнаружила себя уже в метро. Что произошло между этими двумя событиями, я никак не могу восстановить в памяти.

Да, еще я запомнила, как он швырнул мне вслед эту пижаму, когда я была уже за дверью.

— Но как же…

— Слушай, мне просто стало его жалко. Понимаешь, он старый, спивающийся человек, которого к тому же выставили с работы. Вот я и пригрела его у себя. Одно время мы работали с ним в одном агентстве. У него были красивые черные волосы и на редкость румяные пухлые щечки. Он просто взял и остался у меня. А потом, наверное, быстро сообразил, что мне становится с ним скучно. Вот за это он, собственно говоря, меня и возненавидел: кроме меня у него ведь больше никого и ничего не было. Ну а сегодня он просто приказал мне проваливать куда глаза глядят. Ну и что, просто больше я с ним даже разговаривать не буду.

— Но почему ты позволила ему остаться в своей квартире?

Ленни пожала плечами:

— Опускаться до дележки посуды и последних грошей? Это же низко. Пусть он воюет за эти стены, пусть приходит и забирает у меня все, что только сможет. Все сразу или по частям. Неужели ты не понимаешь, что, отдавая, я на самом деле всякий раз одерживаю победу? — Игравшая в этот момент на лице Ленни улыбка показалась мне несколько вымученной. — Ну а кроме того, квартира мне, по правде говоря, успела изрядно надоесть.

Я просто взорвался от смеха. При этом смеялся я наполовину с досады, а наполовину искренне и без всякой задней мысли. Ленни же в этот момент зевнула и вдруг перевела разговор на тему моей внешности.

— А ты гораздо симпатичнее, когда улыбаешься, — сказала она и, потянувшись в мою сторону, погладила меня ладонью по щеке, — у тебя нос красивый. Мне нравится, как ты его задираешь, в самом прямом смысле слова, и что у тебя при этом просвечивает розовая перегородка между ноздрями. Среди моих знакомых когда-то была одна девочка с таким носом. Так она, кстати, была самой жестокой из всех нас.

Я, в свою очередь, зевнул и встал с дивана.

— Все, пошел спать, — сообщил я ей.

— Нет-нет, не уходи, ни в коем случае.

Эти слова она произнесла не очень эмоционально, но в какой-то момент я вдруг почувствовал, что ее действительно пугают те долгие часы, которые ей предстояло провести в одиночестве, глядя на голые потрескавшиеся стены, окружавшие ее со всех сторон.

— Нет, правда, не могу больше. Очень уж я сегодня устал.

Ленни проводила меня до двери и вдруг встала в проеме, преградив мне путь. Ее голова оказалась на уровне моего подбородка, и я почти инстинктивно поцеловал ее в лоб. Одним стремительным, неуловимым движением она прижалась ко мне всем телом и, задрав голову, поцеловала меня в губы. Ее дрожь передалась мне. Усталые, измученные и почти одурманенные, мы обняли друг друга и спустя мгновение вернулись обратно в дальний угол комнаты к кровати Ленни.

Ее тело, казалось, было готово изогнуться дугой, лишь бы быть прижатым ко мне как можно плотнее. При этом, прикасаясь к ней, я чувствовал если не отторжение, то уж точно холодное напряжение.

Даже губы ее по большей части были крепко сжаты, как будто бы она отвергала меня с не меньшей силой, чем звала к себе. Я раскрыл для нее свои объятия, отдал в ее распоряжение свое тело, к которому она могла прижаться, но даже в моменты близости я чувствовал себя бесконечно далеко от нее. Во мне не было ни нежности, ни особой страсти, я все делал как заведенный — не слишком горячо, но и не то чтобы совсем лениво или неумело. От Ленни я отгородился непроглядной темнотой закрытых глаз и лишь слышал, как она всхлипывает и стонет подо мной в порыве всепоглощающего отчаяния.

Если это и была любовь, хоть в каком-то понимании этого слова, то не меньше в нашей близости было и страха. Мы словно спрятались за эту скалу, чтобы переждать ночь, которая на глазах пожирала окружавшую нас равнину.

— Спаси меня, — прошептала она сквозь слезы.

Глава шестнадцатая

Однажды Маклеод сказал мне: «Видите ли, мой юный друг, — при этом говорил он с тем странным, провинциальным, чуть ли не ирландским акцентом, который появлялся у него всякий раз, как только ему было нужно рассказать о чем-то, над чем он хотя бы некоторое время размышлял, — мир, в котором мы живем, устроен так, что превращает любого нормального человека в онаниста. Если при этом вы не станете отказывать диалектическому подходу в праве на существование, то мы легко придем к выводу, что, лишь занимаясь онанизмом, человек может обрести достойное место в этом мире». Поделившись со мной очередным своим перлом, он внимательно посмотрел мне в глаза и добавил: «Если вы пока что не понимаете меня или делаете вид, что не понимаете, то, уверяю вас, рано или поздно вам все равно придется отдать дань этому делу. Ничего не попишешь: ваш образ просто идеально вписывается в упомянутый мной архетип».

Ту ночь я провел с Ленни и вернулся к себе в комнату, когда уже светало. Тем не менее я не уснул тотчас же как убитый, как того можно было ожидать, а провалялся в постели еще как минимум час. Каждый нерв, каждая клеточка моего тела протестовали против всего того, что случилось за этот долгий день, который, слава богу, все-таки подошел к концу. Я вроде бы начинал дремать, а затем раз за разом снова просыпался. Сам себя не узнавая, я, вместо того чтобы отключиться и хорошенько отдохнуть после физической близости с женщиной, продолжал мысленно пережевывать то, что происходило в последние несколько часов, безуспешно пытаясь отделаться от этих не слишком приятных воспоминаний.

На самом деле я не то чтобы очень хотел Ленни. Я сам завел себя, и при этом моего запала хватило не на раз и даже не на два. Она при этом плакала, она… Впрочем, стоит ли углубляться в детали. Дело было сделано, случилось то, что случилось, ну а я теперь, смешно сказать, жалел об этом. В общем, мысленно я уже был готов подвести все к тому, чтобы свести этот роман на нет, и притом как можно скорее.