Владислав Булахтин - Девушка, которой нет Страница 40

Неделя-две – и начнется пересмотр всех принципов существования цивилизации. Границы, сложившиеся взаимоотношения государств, транспортная, энергетическая инфраструктура – все начнет разваливаться. Изменится привычный ритм жизни. Люди перестанут ходить на работу, начнут совершать всевозможные отчаянные деструктивные поступки. Неустойчивая часть общества активно пустится во все тяжкие – кражи, взломы, угон автомобилей, погромы магазинов, драки, межнациональные стычки. Начнется повсеместная истерика, остановить которую можно только самыми жесткими мерами. Мы не имеем права на хаотические импровизации.

Президент посмотрел на внимающие лица подчиненных, укоряюще врезал взглядом по глазам.

«Ждут решения. Всегда ждут решения», – обреченно подумал он.

– Мы должны сказать, что были готовы к этому. Мы объясним, что происходит. Мы объявим начало переустройства нашего мира и обеспечим экспансию наших методов борьбы с новой чумой XXI века.

Он еще долго говорил, вспоминая лица великих сограждан, живших и живущих. В их изобретательности он нисколько не сомневался.

«Сейчас самое главное – внушить надежду. Любую. Банальный принцип антикризисного управления».

Поэтому закончил Президент немного пафосно, чего очень не любил:

– Россия потенциально готова экспортировать свой самый главный товар – Спасение. Готова.

Depeche Mode: «Little 15»

На следующее утро Саня в очередной раз убедился, что его напарник достоин самого высокого гонорара. Кратер выяснил, где провела ночь Фея, потом продемонстрировал феноменальную интуицию – узнав, что девушка выписалась из «Рэдиссона», нашел в Сети изображение со скрытой камеры в ближайшем «Макдональдсе».

Кораблев упал на стул перед ноутбуком. Кратер пододвинулся к Оле.

Саня прокусил губу; кровь текла по небритому подбородку. Он не отрывал взгляд от экрана. Кратер пояснил Оле:

– Зазноба там Кораблевская. Он ради нее все тропки ойкумены истоптал.

Помолчав, Кратер выдал ночную заготовку:

– Ольга, вы прекрасны, как итальянский язык.

– Всю ночь думали? – шепотом догадалась Оля.

Кратер кивнул.

– Вы усложняете мою задачу – с влюбленным человеком я не могу работать за деньги. Впрочем, выясняется, деньги оказались мусором никчемным… Как теперь рассчитывать таксу?

– Можно не работать. Отойти от дел, – робко предложил Кратер. – Со своей стороны я готов…

– Э, нет! Так я не могу. Только когда я обеспечена занятостью, чувствую себя в своей тарелке.

Они сидели в комнате переговоров, которую благодарные работники Пушкинского музея легко выделили им за сравнительно небольшую сумму. («Зачем и дальше народ развращать?» – думал Саня, когда протягивал упитанной женщине, почти главной в этом гостеприимном заведении, две купюры по пятьсот евро.)

Команда поедала завтрак, любезно предоставленный работниками музея. Саня поедал взглядом экран ноутбука, аренда которого стоила месячной зарплаты работника метрополитена.

Фея ела пирожок и смеялась. Смеялась! Открыв рот, выставив зубы, готовая вот-вот переломиться пополам от хохота. В прошлой жизни у нее редко-редко получалось улыбаться. Грустно и как-то безнадежно. На экране оживала другая Фея.

Саня повернулся к Оле, которая тихо приблизилась и с интересом изучала возлюбленную Кораблева.

– По коням!

Bonnie Tyler: «Total Eclipse Of The Heart»

Любовь с новой силой будоражила кровь и воображение. Захотелось вновь прикоснуться, вновь узнать, вспомнить руками это тело, увериться, что эта невозможная, ржущая Фея осталась такой же близкой, несмотря на изрядное количество дней разлуки и призрак смерти между ними.

Внезапно обнаружила себя незатейливая московская природа, тополиный пух, сочные пятна берез, упрямое шевеление клумб под выхлопами угарных газов. Все это волновалось, качалось, дрожало, улавливая прихотливые порывы московского ветерка – он испокон веку доносит сюда отголоски бескрайних просторов, где может набрать и потерять силу любая непогода.

Весь прошлый месяц столичный интерьер невидимкой бродил вслед за Саней, перетаптывался рядом, терпеливо ожидая, когда утихнут выстрелы, закончатся погони, перестанут наталкиваться друг на друга будни.

Сейчас ослепительно-оглушительный июльский день взорвался перед ним, ярким солнечным светом ударил по глазам, зашумел фонтанами, дохнул нагретым асфальтом.

Воздух требовалось вдыхать и вдыхать, чтобы трамбовать легкими тревогу и ожидание, которые разбухали внутри грудной клетки.

Всю дорогу спутники Сани молчали, разом поняв – неосторожным словом или движением можно спугнуть удачу. Наверное, поэтому, когда «скорая», взвизгнув тормозами, остановилась, вслед за Саней никто не пошел…

Ноги бежали к ресторану, сердце ухало, мысли скакали как горох, даже не пытаясь набрать тяжесть самого простенького словосочетания.

Его бы лихорадило еще сильнее, если бы по дороге сюда он не уговаривал разбушевавшиеся чувства доводом о неминуемом завершении долгого путешествия за край света. Рядом с Феей скитания Сани должны закончиться. Он нашел ее. Вырвал из лап забвения. Все станет как прежде. Цветное, объемное, уютное, легкое. Даже лучше. Каждая секунда обретет ценность. И никаких катастроф и концов света. Забег длиною в жизнь завершен.

«Иначе чего ради я несусь сюда?»

Лишь за несколько шагов до Феи Кораблев замер, не в силах ступить и шагу.

Из-за спин проголодавшихся он рассматривал парочку, которая не спешила уходить, – его любимая девушка и хмурый подросток.

Украдкой он вглядывался в родные черты. Сколько прошло с момента, как они расстались? Месяц? Вечность? Сейчас он интегрирует Фею в свою жизнь, перевоплотит, и мир изменится? Время зайдет на следующий, уже не столь непосильный вираж?

Она заметила его, перестала смеяться, чуть сгорбилась, отползла в себя. Но взгляда не оторвала. И он не оторвал. Так и смотрели. Среди гула голосов и уже не робких движений под столом – люди наполняли пластиковые стаканчики горячительным. Завсегдатаи «Макдональдса» шумно праздновали то, что мир наконец-то потерял опостылевшую устойчивость.

Именно из-за этого увязнувшего друг в друге взгляда все остальное как в тумане. Оцепенение невидимой прямой еще долго прорезало всеобщее бестолковое шевеление.

«Почему я не подготовился заранее? Слова, куда подевались все мои слова?..»

«Ну вот, я его вновь увидела. Кто, что я теперь?»

Ноги словно приросли к полу. Саня закрыл глаза, перерубив визуальную связь, готовую вырасти до толщины субботнего ленинского бревна.

Сощурился и двинулся сквозь толпу.

– Я не знаю, о чем говорить, – сказал он спустя вечность после того, как приблизился к ней. – Здравствуй.

– И я не знаю. Привет.

– Я нашел тебя. Извини. Очень долго искал.

«Разве расскажешь? О том, как Кратер колол мне эту прозрачную дрянь? О том, как предательски дрожали наши руки?»

– Сейчас мы заговорим фразами из «Москва слезам не верит».

– Давай уйдем. Развяжем языки. Мир встал на уши. Теперь каждому есть что сказать.

Фея кивнула:

– Я не одна.

– Я тоже не один.

Кораблев оценивающе посмотрел на Витька. Тот криво ухмыльнулся, помрачнел, однако эта болезненная детская ревность не представляла никакой угрозы.

– Не будет обижать нас? – Саня решился произнести слово, месяц назад расколовшееся на «я» и «ты».

– Нет. Он редко дразнится. Не злобно. Говорит, что я его Лазарь в юбке. Что у меня внутри гремят пустые банки. Что чувствовать я перестала. И не умела никогда.

Витек собрался вклиниться в обсуждение собственной персоны, но Кораблев не дал ему это сделать.

– М-да… На менестреля не похож, но, очевидно, способен заполнить паузу между словами.

«Влюбленных?» – срезонировали мысли Феи и Сани.

– Я рада тебя видеть, – уверенно сообщила Фея.

На крыше «скорой», салютуя победе сил любви над силами рока, закрутилась мигалка. Сирена, которую завел Толян, тронувшись с места, заревела как бегущий к пропасти бегемот. Клаксоны свадебного кортежа звучат иначе. Они возвещают о счастье.

Фею и Саню предупреждали о роке.

Дмитрий Маликов: «Дыши»

Вечером, когда они наконец-то остались одни, она рассказала о том, что мешает ей остаться вместе с ним:

– Я не могу чувствовать так, как раньше.

Они вновь лежали рядом, но прежней близости не было. Перед глазами словно стояла дверь, в которую завтра утром уйдет один из них. А другой навсегда навесит пудовый замок.

«Куда уходят чувства? Может, в ту серую мерцающую бездну, из которой меня вытащил Витек? Смерть после смерти?»

– Я не могу любить, – пыталась оправдываться Фея.

Кораблев подумал – именно такие слова становятся причиной цунами, землетрясений, истощающей неуверенности в прочности этого мира.

«Ведь это было так просто. Испытывать нежность. Дрожать от тревоги. Замирать от надежды. Быть уверенной, что происходящее с нами здесь и сейчас самое главное и в жизни, и после нее…»