Игорь Симонов - Неизбежность лжи Страница 40

Для Лизы муж делал небольшое исключение и относился к ней снисходительно, как к человеку, пострадавшему в результате аварии, виновником которой была другая сторона в лице Лизиного бывшего мужа с его отвратительными пороками. По этой причине Алиса легко получила разрешение на приглашение Лизы в гости, тем более что и дети были сверстниками. Это была формальная сторона вопроса. Настоящая же интрига заключалась в том, что одуревшая от безделья и отсутствия полноценной сексуальной жизни Алиса решила направить накопившуюся энергию на разрушение чужой и вполне успешной личной жизни, коей ей представлялась жизнь подруги. Так что пока няни занимались детьми – тут надо отдать Лизе должное, она в этих непростых условиях старалась проводить с дочерью не меньше двух часов в день, так что Алисе ничего не оставалось, как в некоторых случаях тоже играть в маму, что она исполняла неохотно и неумело. Итак, пока няни занимались с детьми, Алиса уже в первый вечер буквально меньше чем за две бутылки молниеносно поставила очень огорчивший Лизу диагноз: «Подруга, слушаю тебя и удивляюсь – неужели ты до сих пор не поняла, что он телку завел?»

Солнце давно уже зашло за дальние холмы, тишина и покой царили вокруг. Они сидели на террасе в удобных креслах, поджав ноги, шампанское, два бокала, тарелка с сыром и тарелка с фруктами, ведерко со льдом – даже самые плохие новости в такой обстановке представляются не такими драматичными, как в Москве, однако Лиза, несмотря на все раздражение последних недель, не готова была так легко сдаваться.

– Перестань, – лениво отмахнулась она, – нет у него никакой телки. У тебя одно на уме.

– На уме у меня точно одно, – легко согласилась подруга, – как следствие постоянного недоеба. Но мы сейчас не обо мне, а о тебе. Я мужиков читаю, блин, как книгу, а Костю твоего видела, и приговор мой остается в силе – он завел телку.

– И что же мешает ему просто взять и уйти? Сказал бы, да ушел. Я ему ничего не должна, он мне ничего не должен, а то звонит – говорит, что любит, скучает. На хрена ему это?

– А они такие – мужики, – Алиса привстала и наполнила бокалы шампанским, – сами не знают, чего хотят, может, ему одной мало, может ему две нужно, может, еще чего, а ты тут сидишь и слезы льешь…

– Ну слезы я, положим, не очень лью, – усмехнулась Лиза, – а если ему две нужно, так познакомил бы, если девушка симпатичная, так я не против…

– Да ладно?! – от неожиданности Алиса неудачно откусила персик и сладкий сок с подбородка стал капать на тонкий кашемировый свитер, – ты чего серьезно? А ну-ка колись, подруга.

– Смотри, обольешься вся, – Лиза показала на свитер. Алиса охнула, сняла его, вытерла ладонью подбородок и уперлась в Лизу двумя новенькими, круглыми, гладкими, крепкими грудями с вызывающе торчащими сосками. Она поймала Лизин взгляд.

– Нравится?

– Красота, – одобрила Лиза.

– Потрогай. – Лиза потрогала одну, потом другую. – Да ты не бойся, жми сильней.

– Мне нормально, – засмеялась Лиза.

– Вообще как настоящие, – Алиса с любовью погладила обновку.

– Лучше, чем настоящие, – согласилась Лиза.

– Ну, и я про это. Ты-то когда сделаешь?

– Не знаю, – покачала Лиза головой, – может, ребенка еще одного рожу и потом, а может, и нет.

– Ух ты, мамаша моя, – Алиса встала с кресла и обняла подругу, – пойду переоденусь, а то замерзла что-то. Тебе принести потеплей?

Лиза опять покачала головой. Шампанское больше не веселило, и тихая печаль последних дней привычно заполняла место, где совсем еще недавно ненадолго поселилась радость. Она не завидовала ни Алискиной груди, ни новой вилле, ни тем более ее семейной жизни. Она завидовала ее простоте восприятия окружающего мира, которое почти не отличалось от восприятия мира любым женским журналом. И не важно, хотела ли она сама быть такой, важно, что даже если бы хотела, то стать такой уже не могла. Если бы у Кости были отношения с новой девушкой, она бы это почувствовала, и это было бы обидно, но объяснимо, и решение тоже было бы простым. А так нет никакого решения. Она глотнула еще шампанского и поставила бокал на стол. Надо проведать дочь и идти спать, пока Алиска с глупостями приставать не начала. Впереди еще несколько дней, и Лиза чувствовала, что решение само найдется. Может, оно будет не самое лучшее, но найдется, не зря же она сюда приехала, оставив Костю в сырой и холодной Москве с его ужасными новыми знакомыми. Завтра проспавшаяся Алиса за поздним завтраком часов в двенадцать расскажет, почему так страстно желала Лизиного приезда. А до этого можно будет поплавать, позагорать и поиграть с дочерью.

В Москве, вовсе не сырой и еще не такой холодной, Костя проснулся после своего Ватерлоо[51]. Несколько дней он прожил в состоянии небывалого напряжения, и вчерашний вечерний разговор тяжелой стеной опустился рядом, только что не придавив, и разделил его жизнь на то, что было до вчера, и то, что начинается сегодня. Точнее даже, ему было рекомендовано просто вычеркнуть эти недели и все, что с ними было связано, из памяти, оставив в ней всю предыдущую жизнь. Такая гуманная рекомендация по выборочной потере памяти. Неизвестно только, как точно он сможет следовать этой рекомендации и что случится, если выполнить ее не удастся. Хотя наступившее утро принесло странное, ничем еще не обоснованное ощущение, что рекомендацию выполнить удастся. Утром не было уже той боли, что была вчера. Было нежелание все это вспоминать – первый шаг к выздоровлению. Помощница отправила в штаб сообщение, что он уехал в командировку и вернется в воскресенье поздно вечером. Телефон, предназначенный исключительно для партийных разговоров, был выключен. В течение трех дней все в штабе все поймут. А про остальное просто не надо думать.

Но при этом надо себя чем-то занять. Самым лучшим в этой ситуации действительно было бы дня на три уехать. А уехать дня на три лучше всего было бы к Лизе, которой вчера он так и не позвонил. К Лизе ехать было не просто нужно, но совершенно необходимо, потому что перед ней он чувствовал вину. Но к Лизе ехать и совершенно не хотелось, потому что она оказалась кругом права. Костя принадлежал к тому немногочисленному человеческому виду, который готов был признать свою неправоту, но вот так вот лететь прямо сегодня и сегодня уже вечером смотреть в ее глаза, да еще и при посторонних, возможно, людях, которые будут задавать вопросы и ожидать на них ответов – это уже прямо мазохизмом каким-то попахивало. Нет, сегодняшний день надо пережить наедине с самим собой, посмотреть хорошее кино, сходить куда-нибудь на выставку, а вечером позвонить Лизе и в зависимости от того, какое состояние организма на тот момент будут регистрировать датчики, принять правильное решение. И от того, каким он услышит Лизин голос.

Он услышал его спокойным, лишенным нежности, что было неудивительно, учитывая обстоятельства, но и лишенным агрессии последних дней. У Лизы все было в порядке, она немного волновалась, что он не позвонил, но решила себя не накручивать, зная, в каком бешеном темпе он живет.

– Ты умница, – сказал Костя, – темп может в ближайшее время резко измениться.

– В какую сторону? Станет еще более сумасшедшим?

– Вовсе наоборот. Практически вернется к предыдущей жизни.

– Тебя могут уволить? Бедненький, ты этого не переживешь?

– Переживу.

– То есть уже уволили?

– Не по телефону, радость моя.

Тут она должна была сказать: «Ну, тогда приезжай и все расскажешь, здесь так чудесно, так красиво, приезжай, я соскучилась». Но она сказала: «Я так соскучилась, но здесь так тепло, так красиво, я хочу еще на несколько дней остаться. Ты там без меня глупостей не наделаешь?»

Костя обещал не наделать глупостей. Будучи настоящим мужчиной, к тому же еще не отошедшим от грохота последнего боя, он совершенно неправильно интерпретировал слова своей подруги: «Она еще обижается на меня, – грустно подумал Костя, – но может, оно и к лучшему. За эти несколько дней я приду в себя, Лиза перестанет злиться, и мы вернемся к нашей чудесной жизни».

Костя в данном случае допустил самую распространенную ошибку мыслящих существ – не применил хорошо известные ему законы, по которым развиваются те или иные процессы, к собственной жизни. Так сапожники ходят без сапог, а «мудрецы не могут быть мудрыми для самих себя»[52].

Даже если предположить, что Лиза просто поехала на неделю к подруге после всех их споров и ссор, то и тогда возврат к прежней чудесной жизни не выглядел бы вполне вероятным. Но Лиза не просто уехала к подруге, она уехала к подруге, решившей вмешаться в ее личную жизнь, и в этот момент, несмотря на проявленное в разговоре с Костей, самообладание, она переживала самый настоящий кризис.

Вот уже три вечера подряд Лиза проводила в обществе старого знакомого Алискиного мужа сеньора Леонардо. Сеньор Леонардо, похоже, был готов проводить в обществе Лизы не только ужины, но уже, возможно, и завтраки, хотя все участники разыгрываемой на склонах зеленых холмов мелодрамы вели себя строго в соответствии со сценарным планом.