Алекс Тарн - Пепел (Бог не играет в кости) Страница 41

Я молча пожал плечами. Хотел бы я сам знать ответ на этот вопрос. Одно было ясно: Пеннинские Альпы это вам не уютный массив Шабле. В штиблетах на картонной подошве сюда лучше не соваться. Эту мысль я и объяснил Йозефу на прощанье. Мы расстались у трактира на перевале. Он пошел в Италию, а я остался выпить шнапса и поглазеть на Монблан. Лошадь нуждалась в отдыхе, так что пришлось там и заночевать.

А через две недели я снова поехал в Мартиньи. На сей раз на заднем сиденье автомобиля и в наручниках. Верне донес инспектору о моем преступном самоуправстве. Дождался-таки своего часа, умник. В полиции не стали раздувать скандала. Просто выперли меня без выходного пособия. Так что остался я без гроша, без дома и без семьи. Одно утешало: мне как раз стукнуло тридцать три года, в точности, как Господу нашему Иисусу. Самое время было начинать новую жизнь.

ГЛАВА VI

Невидимая слежка сводит с ума именно из-за своей невидимости. Уж лучше топать между двумя дюжими амбалами, понурив голову и с руками, связанными за спиной. Там, по крайней мере, все ясно — вот ты, вот они. А тут — другое. Тут ты не только не знаешь, где они — это еще не так страшно, но и не можешь по-настоящему отличить самого себя от собственной паранойи. Случайный прохожий, пассажиры автобуса, кассир на вокзале, проводник в поезде, девушка-цветочница на перроне… твоим врагом и преследователем может оказаться любой из них или даже все сразу. Девушка, продайте цветочек вашему Чарли… Вы, наверное, слепы, как и положено любой порядочной цветочнице из сентиментального чаплинского фильма. Почему же вы следите за мной, при вашей-то слепоте, девушка? Ах да, мы ведь совсем в другом кино… правильно, у нас ведь — триллер… Чаплин не снимал триллеров.

Берл заставил себя поспать в поезде. От Намюра до Цюриха экспресс «Евро-Сити» ковылял семь часов с лишним, зато без пересадок. Спалось плохо, никак не удавалось устроиться в кресле поудобнее, и это тоже следовало отнести за счет паранойи — обычно Берл мог без труда дремать даже стоя. Его все время мучило ощущение, что кто-то лезет к нему в карман или копается в багаже. Хотелось вскочить, сдернуть чемодан с полки, шмякнуть его в проходе об затоптанный пол, заорать благим матом: «Нате, гады, жрите! Нету там ничего, нету!..» Проснувшись, злой и разбитый, он, прежде всего, проверил чемодан, который оказался нетронутым, как того и следовало ожидать. Со стороны Берл наверняка выглядел смешным со своей идиотской проверкой, и это бесило его дополнительно.

Заталкивая чемодан обратно на полку, он обвел попутчиков вызывающим взглядом, но не нашел никого, с кем можно было бы задраться хоть по какому-нибудь, пусть даже совсем дурацкому поводу. Люди безучастно смотрели в окно, жевали, дремали, клевали носом над книжками и газетами. Никому не было ровным счетом никакого дела ни до Берла, ни до его паранойи. Оставалось злиться только на себя, чем Берл и занимался с мазохистским упоением до самого Страсбурга. Там ему полегчало, потому что он вспомнил, что голоден, а в проклятом экспрессе не оказалось ресторана. В итоге до Базеля можно было абсолютно безопасно для душевного здоровья злиться на железнодорожную компанию. В Базеле, воспользовавшись получасовой остановкой, Берл затолкал в себя несколько мерзких вокзальных сосисок и в течение оставшегося до Цюриха часа дороги вволю вымещал свой гнев на уже недосягаемом базельском буфете.

В Цюрих Берл прибыл в плохом настроении. Миновав вокзал, он вышел на площадь. Был переходной час поздних сумерек, когда фонари еще выглядят недостаточно уместно, а небесный свет уже умер, и оттого в душе и на городских улицах особенно тревожно и темно. Вокзал выглядел мрачновато. Его двухъярусный фасад с высокими дугами арок показался Берлу похожим на неприятную маску, типа страшной гримасы — из тех, которыми дети в шутку пугают друг друга, подсвечивая снизу фонариком собственное лицо. На Банхофштрассе Берл нашел гостиницу поприличнее.

— Где тут у вас Юнион-Банк? — спросил он портье, пока тот стучал по клавиатуре, регистрируя нового постояльца.

Молодой портье удивленно поднял брови: — Какое именно отделение Юнион-Банка требуется господину? В Цюрихе их десятки.

— Главное, — хмыкнул Берл. — Самое старое. Там, где злобные гномы хранят свои сокровища в темном подземелье.

Портье немного подумал и улыбнулся: — Если господин имеет в виду здание правления, то это недалеко. В двух шагах ходьбы отсюда. Вот ваш ключ, господин. Приятного пребывания.

Берл поднялся в номер, разделся и лег в постель. Дверь он не стал запирать из принципа, а документы оставил на столе, рядом с открытым чемоданом. Пусть копаются, если хотят. Плевать он хотел и на них, и на паранойю.

Серое угловатое здание банка утюгом наезжало на перекресток. Берл вошел в холл и остановился, оглядываясь по сторонам. Если не знаешь, к кому обратиться, обращайся к старшему. Если не знаешь, кого искать, ищи главного. Поколебавшись, он решительно направился к сухопарой старухе в остекленной угловой кабинке около лестницы. Более всего старуха походила на беленькую метелку для смахивания пыли с фарфоровых безделушек.

— Доброе утро, госпожа, — Берл поклонился, освещая старушечью кабинку самой яркой из своих улыбок. — Я хотел бы видеть господина директора.

— Доброе утро. На какое время вам назначено, господин…

— Липс… — любезно подсказал Берл. — Доктор Липс. К сожалению, я прибыл без предварительного согласования. Мое дело не терпит отлагательств.

Старуха поджала губы: — Вынуждена извиниться перед господином доктором… — она скорбно помахала своей метелкой в стерильном воздухе. — Господин директор принимает только по предварительной записи. Я могу условно записать вас на следующую пятницу. Возможно, вы предпочитаете, чтобы вам помог кто-нибудь другой? По какому вопросу?

— Золото, уважаемая госпожа, — зловеще прошептал Берл. — Презренный металл в количестве четырехсот унций.

Метелка снова качнулась, уважительно, но непреклонно: — Увы. Не вижу, кто бы мог сейчас этим заняться. Мы проводим аукционы дважды в году. Если вас интересует…

— Меня интересует директор, — перебил ее Берл. — Будьте любезны немедленно доложить вашему начальству, что доктор Липс…

— Что случилось, Ленни? — Голос шел откуда-то сверху, с лестницы.

Берл обернулся. По лестнице спускался крепкого вида пожилой господин в дорогом костюме и шелковом галстуке с блистающей бриллиантовой заколкой. — Здравствуйте, господин Шульц, — с достоинством произнесла метелка, поднимаясь во весь свой немалый рост. — Этот господин хочет видеть директора по поводу золота. Я объяснила ему, что…

— Подождите, Ленни… — Шульц повернулся к Берлу. — Итак, э-э-э…

— Доктор Липс, к вашим услугам… — Берл слегка наклонил голову, пристально вглядываясь в собеседника.

— …доктор Липс… — ничто не дрогнуло в светлых выцветших глазах. — Очень приятно. Меня зовут Эрнст Шульц. Я заведую здесь отделом золота и нумизматики. Возможно, я могу быть чем-нибудь полезен?

— О! Вас-то мне и надо! — обрадовался Берл, панибратски хлопая господина Шульца по плечу, отчего заведующий отделом покачнулся, а секретаршины брови взлетели до самых корней метелки. — Не думаю, что мой золотой кирпич похож на монету, но антикварную ценность он имеет наверняка. Вы ведь не откажете в коротенькой консультации вашему верному клиенту?

Господин Шульц вздохнул и переглянулся с госпожой Ленни.

«С какими только типами ни приходится иметь дело…» — говорил его скорбный взгляд.

— Ладно, что с вами сделаешь… — сказал он, взглянув на часы. — У меня есть ровно четверть часа. Если такая коротенькая консультация вас устроит…

— Еще как устроит! — восторженно вскричал Берл и широко размахнулся, чтобы еще раз хлопнуть доброго заведующего. На этот раз он целил по спине, но господин Шульц, спасаясь от возможного увечья, уже устремился вверх по лестнице в направлении своего кабинета.

Берл одарил секретаршу красноречивым взглядом — что, мол, съела, старая карга?.. — и последовал за Шульцем, прыгая через две ступеньки. В кабинете Берл, не тратя лишних слов, протянул швейцарцу фотографию слитка.

— Какой же это антиквариат? — лицо Шульца выразило скорее разочарование, чем интерес. — Обычный золотой слиток, каких много. Прусский государственный монетный двор. Тридцать восьмой год. Не думаю, что вы выручите за это намного больше номинальной цены по весу. Мы, к примеру, могли бы дать вам только небольшую премию ввиду… гм… несколько сомнительной исторической ценности.

— Премию? — с энтузиазмом переспросил Берл. — Это сколько же?

Шульц немного помялся: — Ну, скажем, десять тысяч долларов…

Бумажный листок слегка подрагивал в его руке. На запястье заведующего отделом золота и нумизматики виднелась бледная татуировка, четыре латинские буквы: ERST.