Драго Янчар - Северное сияние Страница 41

Как только лыжники приблизились — а было уже около 20 часов, — Маркони встал и попросил у Бориса Валентана сигарету. Марьета Самса шла в пяти метрах сзади. Главина встал среди деревьев. Валентан ответил, что не курит. Тут Маркони вытащил из-под плаща топорик.

Первоначальный ужас и оцепенение быстро сменились любопытством. Наиболее настойчивые, которых при событиях подобного рода всегда хватает, ходили осматривать место трагедии и, ведя собственное частное расследование, приходили к заключению о противоречивости показаний обоих преступников — в том виде, как их освещали местные газеты. Самые упорные, которых также предостаточно и которые всегда знают больше всех остальных, продолжали выискивать скрытые причины и истинные мотивы злодеяния. Ни те ни другие не верили в бессмысленное убийство и никак не могли смириться с мыслью, что то, что произошло, есть всего лишь очередное проявления некоего абстрактного зла. Зла, единящего целый ряд людей, не знакомых между собой, тесными или отдаленными связями и, наконец, сталкивающего их в том самом месте, где должно произойти то, что произошло. Люди не верят, что абстрактное зло расползается по миру, который готовится к тому, чтобы все, в нем существующее, с помощью разума, науки и благородных устремлений привести в полное совершенство. Тем более люди не желают верить, что жуткая трещина зла в лето 1938-го начинает все больше расширяться. Поэтому никто не мог и предположить, что событие в Буковье, это жуткое злодеяние, после которого возле заснеженной просеки под гудением могучих похорских сосен остались лежать двое совершенно невинных, уважаемых и добрых человека, — есть всего лишь составная часть того самого абстрактного зла, которое неминуемо приближалось, точнее, было уже здесь. Люди никак не хотели признаваться себе, что трещина становится все больше и от этого мир содрогается и уже скользит в бездну.

Посему люди упорно копали дальше в поисках причин злодеяния, и это, надо признать, дало свои результаты. В процессе следствия выяснилось, что один из двух убийц, старший по возрасту, постоянно упоминает еще и третьего человека, возможно, даже третьего участника преступления, который познакомил его с обеими жертвами. Вскоре упрямые детективы-любители вместе с местными репортерами все как один были мучимы лишь одним вопросом: что расскажет третий.

Однако третьему, а это, разумеется, был Йозеф Эрдман, поведать было нечего. Подстерегавший его город, которому он заглянул в глаза ранним утром первого января 1938 года, поглотил его. А может быть, его поглотила собственная бездна, которая только и ждала подходящее время и место, чтобы втянуть в себя. Так или иначе, Эрдман все еще лежит в своей комнате и пытается найти некое слово, которого никак не может вспомнить и вымолвить. Жуткие образы пляшут у него перед глазами, но он не в состоянии их описать. Прибережем его дальнейшую исповедь, которая на следующих страницах не прояснит нам ничего, только позволит увидеть мучительные и не связанные между собой сцены распада личности и разрушения сознания. Там, в комнате, находится его сознание, которое, честно говоря, уже было немного поврежденным, когда нога Эрдмана ступила на перрон мариборского вокзала, иными словами, когда Йозеф Эрдман попал в эту историю. Сейчас его сознание крошится и разламывается, как тонкий хрупкий фарфор.

В заключении патологоанатомической комиссии, производившей вскрытие трупов в прозектуре городской больницы, сообщается, что Валентан скончался вследствие перелома костей черепа и кровоизлияния в мозг. Причиной смерти могли быть повреждения от удара топором в лобную кость или от сильных ударов тупым предметом в затылочную часть черепа. Рассечены кожа, кости, повреждена мозговая ткань, излившаяся наружу и образовавшая пятно площадью 9 x 3 см. Лобная кость проломлена, и по ней расходятся во все стороны трещины. Смерть могла произойти также и от удара, нанесенного тупым предметом по голове, при котором рассечено ухо и раздроблена височная кость. Еще один удар был нанесен острием топора в правый угол рта, где рана длиной 9 см открывает кость челюсти и зубы. Кроме этих тяжких повреждений обнаружено большое количество ран более легких, нанесенных острым предметом, как-то: раны на левой брови, на правой щеке, с правой стороны лица на нижней челюсти, с левой стороны подбородка и на левом ухе, а также царапины на коже переносицы, на правой щеке и обеих руках.

Маргарита Самса умерла вследствие ушиба мозга и большой кровопотери. Ей были нанесены множественные удары острым и тупым предметами по голове, при этом раздроблена лобная кость, откуда расходятся трещины. Проломлены левая и правая височные кости. На лице обнаружено большое количество ран, нанесенных острием топора. С правой стороны шеи рассечена кожа и мышцы, перерезана сонная артерия. Многочисленные ранения обнаружены на обеих руках: четвертый палец правой руки раздроблен, на среднем пальце правой руки два глубоких пореза, на кисти левой руки до кости глубокий порез, средний палец левой руки сломан, на наружной стороне левой кисти сильный отек, кожа с нее, содрана. В ране на правом указательном пальце обнаружены волосы. Вокруг ран на левом предплечье и на правом колене — сильные кровоподтеки.

Начальник полиции господин Само Бенедитич не был удивлен, получив сообщение, что в деле об убийстве фигурирует имя Йозефа Эрдмана. Этот австрийский гражданин, который подобно лунатику бродил по городу, с самого начала был ему подозрителен. Правда, интуиция господина Само Бенедитича подсказывала иные мотивы преступления. Многолетний опыт работы в большом пограничном городе скорее наводил на мысль о политике или контрабанде. За Эрдманом установили слежку, однако его бесконечные и бессистемные блуждания ничего не прояснили для следствия. Затем к нему подсылали провокатора — безрезультатно. Даже личный контакт с самим начальником полиции пользы не принес. А господин Само Бенедитич очень верил в эффективность откровенного разговора с глазу на глаз. Он, конечно, доверял логическому уму, который прощупает все обстоятельства и сопоставит факты, но куда сильнее прислушивался он к собственной профессиональной интуиции. И интуиция после беседы с Эрдманом подсказала, что с этим человеком не все в порядке. Бенедитич почувствовал это каким-то шестым чувством, всеми фибрами своей искушенной души и решил, что не удивится, если с этим Эрдманом произойдет какая-нибудь история. Правда, он не оказался ни контрабандистом, ни немецким шпионом, ни коммунистическим агентом. Но с убийством-то он связан. А значит, интуиция не подвела. Хотя ниточка уводила несколько в другую сторону. И все же… Конечно, господину Бенедитичу было бы куда приятнее получить сведения политического свойства о компании, которая собирается вокруг инженера Самсы, или, еще лучше, чтобы информация такого плана была добыта о той чудной троице, дни и ночи проводящей в кабаках Лента. Казалось, все вело к тому, ведь что за компания там собиралась: уволенный саботажник, в настоящее время живущий как бродяга, которого кто угодно может нанять на любое дело, помешанный на религиозной почве русский эмигрант, скорее всего, необходимый для отвода глаз, и австрийский гражданин, рожденный в этом городе, торговый агент, не выбирающий компании, водящий дружбу то со словенцами, то с немцами, то с высшим городским светом, то с отбросами общества. А может, напротив? Именно таким образом компании и подбираются? Причем тщательнейшим образом. В работе, которой занимался господин Само Бенедитич, необходимо было учитывать все возможные варианты. Поэтому и не позволил убедить себя мнимыми мотивами убийства. И он совсем не удивился, когда в ходе расследования ему доложили, что один из обвиняемых, а именно Иван Главина, упоминает также и Йозефа Эрдмана. Нити злодеяний легко переплетаются самым неожиданным и невероятным образом. Начальник полиции господин Само Бенедитич был новостью удовлетворен, но не из-за самой новости, а из-за очередного доказательства непогрешимости своей интуиции. Он немедленно позвонил в прокуратуру и получил санкцию на арест.

Йозефа Эрдмана взяли в гостиничном номере. Валялся на полу, а вокруг — множество пустых бутылок. У дверей стоял упакованный к отъезду чемодан. Искушенный криминалист обнаружил на нем тонкий, однако достаточно заметный слой пыли, говоривший о том, что чемодан был приготовлен по крайней мере несколько дней тому назад. Сам Эрдман пустыми, кроваво-красными от напряженного бдения или от беспробудного пьянства глазами смотрел на вооруженных людей, надевавших наручники. Губы его были сжаты так плотно, что края их совершенно побелели.

В камере подследственный лежал абсолютно неподвижно. Ничего не ел. Надзиратель, наблюдавший за ним в глазок, видел, что он вставал только затем, чтобы влить в себя неимоверное количество воды, будто бы хотел потушить сжигающий его изнутри пожар. На первых допросах не произнес ни слова. На очной ставке с Главиной смотрел на того, не узнавая, хотя Бенедитич был уверен, что это — один из отработанных оборонительных приемов. С подобными трюками он уже имел дело. Однако, посетив подследственного в камере, он убедился, что тот не узнает и его… Между тем при содействии австрийской полиции удалось получить некоторые важные сведения, касающиеся личности арестованного. Оказалось, что его родители действительно проживают в Линце, куда они переселились за несколько лет до переворота[48]. Однако никакого торгового дома «Щастны & Ко» давно не существует ни в Вене, ни в каком-либо ином месте. Ничего удивительного, что телеграммы, рассылаемые Эрдманом по различным венским и триестским адресам, возвращались с пометкой: адресат выбыл. Ясно, что такого адресата просто не существовало. Когда подследственного ознакомили с этими данными, он лишь пожал плечами. Однако это пожатие было знаком, говорившим о том, что он начинает сотрудничать со следственными органами. Изумление ожидало следствие на другой день, когда на вопрос, считает ли он себя виновным в подстрекательстве к убийству, в чем его обвиняет подследственный Главина, Эрдман неожиданно заговорил. Сказал, что считает себя виновным, абсолютно виновным и что без него этого страшного события вообще бы не произошло. Следователь попросил его выразиться точнее. Эрдман отвечал, что уже в тот момент, когда он сошел с поезда с твердым намерением разыскать тот мячик… Мячик? — спросил следователь. Шар, ответил Эрдман, мир. Уже тогда он знал, что притянет кого-нибудь в сферу действий сил зла. Сил зла? Да, космос разорван между Добром и Злом, между духом и материей, между душой и телом, между старым и новым эонами[49]. Разорванный шар зашит черной нитью из прозектуры. С помощью астрального вещества, которое есть вопрос культа, человек может предвидеть и предчувствовать. Перед ним возник утренний агитатор Сатаны, который предрекал лже-Воскресение. В действительности же верховный принцип этого мира есть принцип Зла, мир лежит в утренней мгле и отдается ангелу Зла. Следователь попытался его остановить. Где вы познакомились с Иваном Главиной? — спросил он. Падший ангел в прозектуре склоняется над мертвым человеком и измеряет ему пульс, частоту ударов сердца. Следователь переглянулся со стенографисткой. Потом задал еще вопрос, теперь его голос был мягким и доверительным. Правда ли, что он познакомил Ивана Главину с жертвой, с обеими жертвами? Эрдман мгновенно ответил. Зло, которое гнездится в нем, постепенно заманивало жертву на место заклания. Когда в небе появится знамение и магнитная стрелка потеряет покой, тогда настанет час. Зло набухает во чреве этого города и стремится вырваться на волю. Кровавое сияние было знамением, что вскоре оно явится.