Семен Лопато - Ракетная рапсодия Страница 41

— Давно ждешь?

Он коротко покачал головой.

— Нет, недавно.

— Хорошо.

Обстоятельно, с удовольствием понюхав цветы, она еще раз взглянула на них.

— Красивые.

Не дожидаясь ее вопросов, он кивнул в сторону уходящей в глубь квартала улицы.

— Здесь в двух шагах неплохой бар, маленький. Если тебе там не понравится, то дальше по улице есть ресторан. А если и там не понравится, то дальше еще один.

Она спокойно кивнула.

— Ладно, нормально. — Заглянув в сумку, она огляделась. — Только надо сигареты купить.

Сигаретный киоск был рядом, у кинотеатра. Подойдя к нему, желая опередить ее, чтобы ей не пришлось платить, он быстро взглянул на нее.

— Какие?

— «Мальборо».

Пачек «Мальборо» разных сортов на витрине было несколько; быстро пробежав по ним взглядом, он купил те, что были дороже всего. Взяв из его рук пачку, она непонимающе посмотрела на него.

— Зачем такие дорогие?

— Я думал, чем дороже, тем лучше. А какие надо?

Она поспешно махнула рукой.

— Ладно, нормально.

Он вопросительно взглянул на нее.

— Идем?

Она снова спокойно кивнула. Пройдя шагов пятьдесят, они дошли до дверей бара. В маленьком зальчике было по-весеннему светло, почти все столики пустовали, лишь за одним из них женщина задумчиво курила, глядя в окно, а мужчина, оперевшись локтями о стол, говорил по мобильному телефону. Сергей кивком указал на столик у окна.

— Сюда?

Она кивнула. Подойдя к столику, они уселись, она спиной к окну, а он боком. На стул рядом с собой она положила цветы. Мгновенно появившийся из-за стойки официант бесшумно опустил на стол меню и исчез. Склонившись над столом и раскрыв меню, она с впервые блеснувшими искорками любопытства в глазах с неожиданной хитроватой улыбкой заглянула в него.

— И что же здесь есть?

Он проследил за ее взглядом. Быстро пролистав меню, она задумчиво вернулась к началу. Он вопросительно взглянул на нее.

— Может, котлеты по-киевски?

Она, чуть поколебавшись, кивнула.

— Давай.

Вновь пролистав меню, она заинтересованно взглянула на последнюю страницу.

— Вот что бы выпить взять.

Он улыбнулся.

— На твое усмотрение.

— На мое? — Хитро блеснув глазами, она, посерьезнев, снова перечитала список, после этого ответственно задумавшись. — Ну, давай пока мартини…

Подозвав официанта, он сделал заказ.

Сияв кофту и аккуратно положив ее рядом с цветами, она закурила.

Оторвавшись взглядом от ее холеных молочно-белых рук, он коротко взглянул на нее.

— С работы тебе без проблем удалось уйти?

— Мне? — Как-то бездумно взглянув на него, она на секунду остановилась взглядом, словно принуждая себя вспомнить что-то. Затянувшись и выдохнув, она деловито стряхнула пепел. — А сегодня фура пришла. Все разгружать пошли и сейчас еще разгружают, всю ночь, наверно, будут разгружать. Так что я не нужна. Завтра только учитывать будем.

— А ты кто на складе?

— Я? — Она, словно заставляя себя что-то вспоминать, задумалась.

— Учетчица, с применением ЭВМ.

— Применяешь?

Она серьезно кивнула.

— Применяю. У нас специальная программа, специально для нас написали, по учету мебели, на русском языке.

— Ну ты ее освоила?

Она снова кивнула.

— Освоила. Только не всегда работает, что-то там не доделали. На всякий случай приходится в тетрадке документацию вести.

Им принесли котлеты и мартини. Потянув из трубочки мартини, она взялась за котлету. Попробовав, он мельком взглянул на нее.

— По-моему, нормально.

Она со знанием дела серьезно кивнула.

— Да, классные.

Быстро доев, не умея есть медленно, он, заметив, что ее стакан уже пуст, вопросительно взглянул на нее.

— Заказать еще?

Она кивнула.

— Лучше уж закажи сразу пару.

— А не много?

Она пожала плечом.

— А что тут мартини-то. Пятьдесят грамм.

Подозвав официанта, он повторил заказ.

Доев котлету, она снова потягивала мартини через трубочку, чуть раскрасневшаяся, поблескивающими глазами глядя вокруг.

— Так, значит, ты учетчица?

— Угу.

— И давно ты на этом складе работаешь?

— Уже год.

— А про анимацию зачем рассказывала?

Она, блеснув глазами, легкомысленно дернула плечом.

— Ну надо ж было что-то напи…ть.

Матерное слово сорвалось с ее уст с какой-то задорной легкостью, весело и совершенно не вульгарно.

— А раньше где работала?

Она кивнула.

— А раньше — в анимации. Что, ты думаешь, я тебе рассказывала? Все правда.

— А что ты кончала?

— Я? Станкостроительный техникум. Отделение промышленных роботов. Год на заводе проработала, технологом. — Она, поблескивая глазами, улыбнулась, вспоминая. — А потом уже на курсы аниматоров поступила, здесь, в Минске.

— А ты хорошо рисуешь?

— Как тебе сказать… — Она, разом посерьезнев, как-то увлеченно, с неожиданной доверительностью посмотрела на него. — Если вазу поставить, или гипсовую фигуру, я ее не нарисую, а вот картинки какие-нибудь прикольные, — это я могу нарисовать, это я в школе еще рисовала. — Она тряхнула волосами, озарившись улыбкой при воспоминании. — На этот экзамен, на курсы аниматоров, человек двести пришло. Некоторые вообще уже после художественных школ, с мольбертами, с красками. Ну и дали нам задание — нарисовать Красную Шапочку. Ну и стали все рисовать — красками, на ватмане, все правильно так, красиво. — Она хихикнула. — Ну а я нарисовала такую проститутку в мини-юбке и драных колготках. Ну меня и приняли. Двадцать человек из двухсот приняли всего.

— А потом?

— А потом обучалась год на отделении фазовщиков, ну, картинки перерисовывать, потом стала работать. С Профсоюзной неудобно было на работу ездить, я в Минске устроилась дворником, мне квартиру в коммуналке дали. С утра листья метлой разбросаешь или, там, лед ломиком в ватничке сколешь — и на работу. Сразу на четырех студиях — днем по студиям побегаешь, потусуешься, а вечером дома все доделываешь, перерисовываешь, и так четыре года.

— А потом?

— Ну а потом все кончилось, развалились студии, денег не стало, пришлось работу искать. И главное, дом, где у меня комната была, сносить стали, пришлось обратно на Профсоюзную переселиться. Ну и на склад идти работать. Жить-то надо.

— А на студню эту уже никак нельзя вернуться? Или там уже никто не работает?

— Работают, но только совсем уже школьники, девчонки, мальчишки. На чистом энтузиазме, им там совсем гроши платят. На это нельзя прожить.

— А если б ты школьницей сейчас была, пошла бы?

— Конечно.

— Понятно. — Он, осознавая услышанное, крутанул головой.

— Да, обидно.

— Что делать, кому легко.

Она смотрела на него с каким-то благодушно-самоуверенным, беззлобным лукавством. Взяв в руки длинный узкий стакан с мартини, в котором на этот раз почему-то не было трубочки, она как-то по-бедовому, подначивающе-весело взглянула на него.

— Ну что, накатим?

Машинально он сделал глоток. Поставив на стол стакан, он, собираясь с мыслями, взглянул на нее. Она сидела напротив него, большая и разнеженная, обратив к нему веснушчато-довольное курносое лицо. С какой-то всезнающей улыбкой она смотрела на него, словно наперед что-то угадывая и чего-то ожидая от него. Лицо ее казалось ему светящимся, и вся она как будто светилась добротой и любовью, какой-то всеобъемлющей, непутево-безадресной, бездумно, без разбора раздающей тепло во все стороны. Остановившиеся на нем глаза ее, мягко, затаенно сияя, согревали его. Шевельнувшись, она подвинулась на стуле, закинув ногу на ногу. Белое широкое колено ее, взошедшее из-за края стола, словно погрузило его в еще одно облако тепла и сияния. Встретившись с ней взглядом, он, внутренне приподнимаясь, словно всеми чувствами надвинулся на нее:

— Наташа, я хочу поговорить с тобой.

Она, прямо глядя на него, ждуще улыбнулась.

— Угу.

Секунду он медлил, словно пропуская через себя то тягучее, томяще-созревшее, что хотел передать ей. Переполненный этим чувством и в то же время понимая, что должен сейчас перебороть это и говорить очень просто и ясно, подняв глаза, он чуть подался к ней.

— Наташа, я тебе передать не могу, насколько мне приятно твое общество. Я в третий раз тебя вижу и все еще поверить не могу. Я поверить не могу, что такое совершенство возможно, что такая женщина вообще может существовать. — Остановившись, чувствуя, что говорит не совсем то, что хотел, что надо быть более прямым и внятным, он вновь поднял на нее глаза.

— Понимаешь, ты мне настолько физически приятна, я даже не о сексе сейчас говорю, хоть я тебя хочу, но мне приятно просто быть рядом с тобой, сидеть рядом с тобой. От тебя теплое сияние исходит. Я понимаю, что ты совершенство, что это что-то невероятное, что другой такой нет. Если б это зависело от меня, я б хотел лечь с тобой в постель и больше вообще не вставать — и считал бы, что жизнь удалась. Говорят, желанием оскорбить нельзя — от всей души надеюсь, что это так, больше всего я боюсь, что ты поймешь это как неуважение к тебе. Ничего этого нет. Я ничего не скрываю, я хочу близости с тобой — физической, телесной, любой. Если ты удостоишь меня своим вниманием, это будет огромная честь для меня. Это все, чего я хочу. — Он помедлил, колеблясь, но все же поднял на нее глаза снова. — А если ты еще позволишь мне материально тебя поддержать, то это будет еще одна огромная честь для меня.