Дмитрий Новоселов - Бизнес-блюз Страница 41

Была еще какая-то четвертая тема, но я не смог ее до конца классифицировать, потому что у меня зазвонил телефон.

– Вас беспокоят из приемной доктора Сенчилло, – сказал приятный женский голос. – Я могу записать вас на завтра. Доктор примет вас в шесть часов вечера. Вы сможете? Ваша проблема не решилась?

– Моя проблема только усугубилась, – обрадовался я. – Даже если в шесть часов у меня будут дела, я их отменю.

Потом я попросил Аркашку, чтобы он проследил за тем, чтобы ко мне домой пришел полный состав артистов.

– Мне не нужна одна пятидесятилетняя Снегурочка. Новый Год без Деда Мороза – ерунда.

Аркашка пообещал, что все будет тип-топ.

Ободренный его словами и убедившись, что на меня никто не обращает внимания, я спустился в пургу и поехал домой.

На этаже меня встречал Макарыч. Это был старый привычный Макарыч без понтов и вывертов, в трусах и в майке.

– Зайди, – он был под мухой. Совсем слегка. Я не посмел отказаться.

– Знаешь, генерал, ты меня сегодня сильно удивил.

– Голь на выдумки хитра. С телохранителями, не правда ли?

– Да не в этом дело. Удивительно, что ты вообще там появился.

– Я ведь обещал, – не понял он.

– Вот именно.

– Давай выпьем.

Я был дома. Почти дома. В двух шагах от дома. Если я выпью две рюмки, ничего не случится. Всего две рюмки. Мне очень хотелось.

– Только пару рюмок, – сказал я.

Только пару.

Генерал налил в стаканы.

Я вполне могу опрокинуть пару рюмашек и спокойно пойти домой спать.

Мы выпили.

Через десять минут я был уже пьян и наливал по четвертому разу.

Ну, хорошо, не пару, так четыре или пять, я ведь почти в квартире. Я вполне могу остановиться.

Макарыч говорил о политике и непрерывно нажимал кнопки на пульте телевизора. На всех программах шли непонятные концерты, показывали одни и те же лица. При виде артистов генерал морщился и матерился.

– Ты знаешь, – говорил он, – за что я люблю Путина. Он наводит порядок. Во всем должен быть порядок. Вот наш губернатор – он мало того, что вор, он еще и тряпка. Он не рулит. А Путин рулит. Путина выберут, а нашему губеру – хана.

Он опять защелкал пультом. И все время попадал на концерты.

– Достали уже со своими шнягерами! Блевать охота.

– А среди них можно навести порядок?

– Проще простого. Заставить всех петь вживую. Если не можешь – пошел на хер со сцены.

– А среди поэтов?

– Еще проще. Принять закон, в котором бездарные рифмы типа кровь – любовь – вновь – бровь и иже с ними признать запрещенными и за их использование наказывать.

– Как?

– Расстреливать.

– Жестоко.

– А сколько можно издеваться?

– И что тогда случиться?

– Поверь мне. Наступит золотой век российской поэзии.

Мы опять выпили, причем два раза, почти без перерыва. Пуля лизала мне руку. Генерал выключил телевизор и зашвырнул пульт за кресло. Он становился агрессивным.

– А среди вьетнамцев тоже можно навести порядок? – поинтересовался я.

– Среди них и так порядок. Виновных нужно искать среди нас. Если взять директора вашего завода и посадить лет на десять, у других любая охота отобьется брать деньги узкоглазых.

– А если директор родственник губернатора?

Он взял меня за руку и провел в кабинет. Там он извлек из кармана ключ, открыл тумбочку, выдвинул ящик, в котором лежала большая железная коробка, и достал из нее два пистолета, потом лег животом на пол и вытащил из-под кровати чехол с ружьем.

– Видишь оружие? – спросил он. – Мы его сейчас возьмем и пойдем на улицу. Первому попавшемуся вьетнамцу прострелим ухо или задницу. Поверь мне, если такие действия проделывать систематически, скоро от вьетнамцев в нашем городе и следа не останется.

Мы выпили еще.

Мысль показалась мне гениальной.

– Пошли, – сказал я.

Макарыч нацепил какой-то камуфляж, ушанку и кобуру. Мне он протянул «макарова».

– Оружие наградное, но боевое. Применять только в крайних случаях! Вот предохранитель.

Он положил в кобуру второй пистолет, а под шинель спрятал охотничье ружье. Мы сели в лифт и спустились в мороз.

Прохожих было немного. В свете луны они отбрасывали тени. Говорят, что мысль материальна. Если это так, то за каждым человеком должен двигаться шлейф из мыслей, как выхлоп за машиной. Или разлетаться как мыльные пузыри. Я смотрел на людей и мне казалось, что эти прозрачные шары я вижу наяву.

Мы стояли под деревом в двух шагах от дороги около зарослей белоягодника. Вьетнамцы долго не попадались. Я озяб.

Наконец вдали показался похожий субъект.

– Вон, смотри, – сказал я генералу. – Тип, который идет нам навстречу. Он очень похож на ням-няма.

– Если он идет нам навстречу, значит, он идет против нас, – глубокомысленно изрек Макарыч и передернул затвор.

Когда вьетнамец поравнялся с нашим деревом, мы бесшумно выскочили на него. Я подхватил бедолагу подмышки, а Макарыч зажал рот. Узкоглазый не успел опомниться, как мы уже затащили его в темный угол за кусты и поставили на колени.

– Молись своим вьетнамским богам, – сказал я.

– Вьетнамцы – буддисты и коммунисты, – поправил меня генерал. Он достал ружье и показал его пленному. – Ты будешь первый убитый в нашем городе вьетнамец, но далеко не последний!

– Я не вьетнамец, – сказал мужик. – Я – казах.

– Ах, ты казах? – пьяно переспросил генерал.

– Да.

– Тогда назови столицу Казахстана.

– Астана.

– А вот и не угадал! Столица Казахстана – Алма-Ата, – Макарыч направил дуло ружья в лоб бедолаге. – Астана – говно.

Я на несколько секунд протрезвел. Мне казалось несправедливым, если мы пристрелим казаха. Это было несправедливо но смешно. Я заржал.

– А вдруг это на самом деле казах? – сквозь смех пробормотал я.

Макарыч тоже засмеялся:

– Ты сам посуди, откуда у нас казахи?

– А вдруг? – мы хохотали до икоты. Я на всякий случай отвел дуло от головы пленника.

– Ну, хорошо, если ты не вьетнамец, то беги! – крикнул Макарыч и выстрелил.

Пуля ударила в стену дома. Мужик вскочил, перепрыгнул через кусты и побежал, быстро и грациозно. Его действия вызвали новый приступ смеха. Мы прямо корчились и хватались за животы.

Вдоволь насмеявшись, мы обнялись и пошли в сторону дома. Наверху в квартире генерала мы еще раза два выпили. Больше я ничего не помню.

10.

Я отдирал мысли, намертво прилипшие к серому веществу, с таким же трудом и усердием, с каким в детстве отколупывал куски старой штукатурки от стены детского сада, чтобы достать кусок кирпича и нарисовать на асфальте красное солнце. Вначале ничего не получалось, но потом прояснило. Я лежал в зале на диване – грязный, потный и одетый. Всю ночь мне снился Дед Мороз, вернее, его отсутствие. Я бегал по вонючим подворотням и темным лабиринтам в поисках этого мифического персонажа, орал: «Дедушка Мороз!» и очень расстраивался, что не находил. Кроме Деда Мороза я искал еще какую-то вещь, но как ни пытался, не мог вспомнить какую.

С гравитацией творилось что-то непонятное. Руки и ноги не поднимались. Я скатился с дивана, вначале на колени, потом на корточки и только после этого с трудом смог встать на ноги.

В коридоре горел свет. Скрипел паркет. Я открыл дверь и зажмурился. Прямо на дороге стояли два больших чемодана и сумка на колесиках, которую мы обычно берем в путешествия.

Жена завязывала Маринке шарф.

– Вы куда? – поинтересовался я.

– К бабуле, – сказала дочь. – Мама говорит, что мы от тебя уходим. Потому что ты – пьяница.

– Оль, что за дела? У меня вечер был на работе. Потом у Макарыча слегка перебрал. Жена подняла глаза полные ненависти.

– Ты не понимаешь? Точно не понимаешь?

– Ну, ладно, ну перелил через край. Новый Год все же.

– Марин, иди-ка в свою комнату.

Дочь вприпрыжку пересекла коридор. Она с первого класса нормально не ходила – или семенила или подпрыгивала.

– Значит, ты не понимаешь? – спросила жена.

– Не особо. Я че, каждый день бухаю, что ли?

Звонарь начал дергать за веревочки, колокола завыли. Пока еще высокие тона. В затылке запели хоры.

– Я тебя вчера видела с проститутками. Ехала из диспансера, смотрю номера знакомые. Пригляделась, а мой муж сажает в машину проституток.

Вот те на!

– Ты ошиблась.

– Не надо! Я развернулась и полчаса за тобой ездила. Я даже видела, как тебе их целую машину привезли.

– А дальше видела?

– А зачем? Я что больная. Ты выбрал самую жирную. Извращенец.

– Я тебе все объясню.

– Было бы интересно! Ну-ка! Давай.

В голову ничего не лезло. Не мог же я рассказать ей правду.

– Давай, давай. Что молчишь? Тебе было скучно и ты попросил проституток поиграть с тобой в «морской бой»? Или вы читали вслух Библию?