Владимир Сорокин - Лёд Страница 42

Сердца наши заговорили.

Я учила их словам.

Но не долго: объятия наши разжались со сладостным стоном, меня перенесли в комнату отдыха.

Тихая, с золотисто-голубой мягкой мебелью, комната была пропитана восточными благовониями. Пока я полулежала в мягком кресле, мне массировали руки. Затем я выпила чай из алтайских трав.

Вошел секретарь.

Я поняла: пора.

Меня вынесли из дома. Перед мраморным крыльцом стояла моя темно-синяя бронированная машина и две машины охраны. Было солнечно и по-весеннему свежо. Остатки снега сошли, зеленая травка пробивалась на газонах. Дятел стучал по сухой ветке. Садовник Эб восстанавливал пирамиду в каменном саду. Охранник с автоматом прогуливался возле ворот.

Меня усадили в машину.

И мы поехали в Москву.

Тяжелый лимузин бесшумно несся, мягко покачивая меня. Я смотрела в окно. Я обожала Подмосковье, это удивительное сочетание дикой природы и дикого жилья. Здесь земная жизнь казалась мне менее ужасной. Дорога неслась сквозь массивы леса, среди деревьев мелькали силуэты дач. Так они мелькали и сорок лет назад. В Подмосковье ничего не изменилось с тех самых сталинских лет. Только заборы стали повыше и побогаче.

Зато Москва сделалась совсем другой. Она расползлась. Ее стало слишком много.

По Рублевскому шоссе мы ехали мимо белых панельных домов. Мясо-машины считают их уродливыми, предпочитая дома из кирпича. Но что вообще такое – дом человеческий? Страшное ограниченное пространство. Воплощенное в камне, железе и стекле желание спрятаться от Космоса. Гроб. В который человек вываливается из материнской утробы.

Они все начинают свою жизнь в гробах. Ибо мертвы от рождения.

Я смотрела на окна панельных домов: тысячи одинаковых гробиков.

И в каждом готовилась к смерти семья мясных машин.

Какое счастье, что МЫ другие.

Проехав по Мосфильмовской улице, лимузин свернул к Воробьевым горам. Здесь было, как всегда, пусто и широко. Только памятником сталинскому времени высился МГУ.

Несколько плавных поворотов – и мы подъехали к нашей реабилитационной клинике. Ее построили пять лет назад. В ней лежали обретенные братья и сестры. Здесь им врачевали раны от ледяных молотов.

Сестра Харо подкатила к моей машине кресло. Мне помогли сесть в него и повезли в клинику. В коридоре меня встретили опытные Мэр и Ирэ. Я приветствовала их сердца всполохом.

– Они готовы, – сообщила Мэр.

Меня отвезли в палату.

Там, на большой белой кровати лежали трое обретенных. Они были измождены сердечным плачем, неделю сотрясавшим их сердца.

Мое сердце стало осторожно теребить эти три проснувшихся сердца.

За полминуты я узнала про них все. Когда они проснулись, я заговорила:

– Урал, Диар, Мохо. Я – Храм. Приветствую вас. Ваши сердца рыдали семь дней. Это плач скорби и стыда о прошлой мертвой жизни. Теперь ваши сердца очистились. Они не будут больше рыдать. Они готовы любить и говорить. Сейчас мое сердце скажет вашим сердцам первое слово на самом главном языке. На языке сердца.

Трое обретенных смотрели на меня.

И мое сердце заговорило с ними.

Часть третья

ИНСТРУКЦИЯ ПО ЭКСПЛУАТАЦИИ ОЗДОРОВИТЕЛЬНОГО КОМПЛЕКСА «LЁD»

1. Распакуйте коробку.

2. Достаньте из коробки видеошлем, нагрудник, мини-холодильник, компьютер, соединительные шнуры.

3. Сразу же включите мини-холодильник в сеть, чтобы лед в нем не растаял. Помните, что аккумулятор способен поддерживать необходимую температуру в мини-холодильнике не более 3-х суток!

4. Ознакомившись с пунктом Противопоказания и убедившись в том, что оздоровительная система «LЁD» не противопоказана Вам, уединитесь в тихой комнате и заприте дверь, чтобы никто не смог Вас побеспокоить во время сеанса. Обнажите верхнюю часть Вашего тела, наденьте нагрудник, застегните крепежные ремни на спине и плечах. Механический ударник должен находится ровно по центру Вашей грудной кости. Откройте мини-холодильник, достаньте один из двадцати трех ледяных сегментов. Освободив сегмент от полиэтиленовой упаковки, вложите лед в гнездо ударника, закрепив его держателем. Соедините комплекс «LЁD» шнурами. Включите штекер питания компьютера в розетку. Сядьте поудобней. Расслабьтесь. Постарайтесь не думать о постороннем. Возьмите в правую руку шнур с кнопками управления. Нажмите кнопку ON. Убедившись, что ударник бьет вас ледяным наконечником в центр грудины, наденьте на голову видеошлем. Сеанс оздоровительной системы «LЁD» продолжается от 2-х до 3-х часов. Если во время сеанса вы почувствуете дискомфорт, нажмите кнопку OFF, она отличается от кнопки ON шероховатым покрытием.

5. После завершения сеанса снимите видеошлем и нагрудник, отключите систему. Приняв горизонтальное положение, постарайтесь расслабиться, думая о Вечности. Успокоившись, встаньте, отсоедините от шлема слезоотсосы, промойте их теплой водой, протрите и вставьте в видеошлем.

ПРОТИВОПОКАЗАНИЯ

Оздоровительная система «LЁD» категорически противопоказана людям с сердечно-сосудистыми заболеваниями, расстройствами нервной системы, психическими заболеваниями, беременным, кормящим матерям, алкоголикам, наркоманам, инвалидам войны, а также детям, не достигшим 18-летнего возраста.

ПРЕДОСТЕРЕЖЕНИЯ

1. Мы не рекомендуем Вам проводить более двух сеансов в сутки.

2. Если Вы почувствовали после сеанса дискомфорт, обратитесь в фирму «LЁD». Наши врачи и технологи дадут Вам необходимые рекомендации. Помните, что оздоровительный комплекс предусматривает индивидуальную коррекцию.

3. Если Вы прервали сеанс, удалите неизрасходованный лед из ударника полностью. Для продолжения сеанса Вам необходимо вставить новый сегмент льда.

4. Не подвергайте оборудование воздействию прямого солнечного облучения, влаги и низких температур.

5. Лед для пополнения Вашего мини-холодильника Вы можете приобрести в фирменных магазинах «LЁD».

ОТЗЫВЫ И ПОЖЕЛАНИЯ ПЕРВЫХ ПОЛЬЗОВАТЕЛЕЙ ОЗДОРОВИТЕЛЬНОЙ СИСТЕМЫ «LЁD»

Леонид Батов, 56 лет, кинорежиссер.

До сегодняшнего дня я был убежденным и принципиальным врагом прогресса и с подозрением относился ко всем сомнительным новшествам нашего века высоких технологий, которые обещают нам «счастье и быстрый рай». Это было вовсе не из-за моих «зеленых» убеждений. Скорее, это вытекало из самой логики моей жизни и из моего творчества. Я вел довольно уединенный образ жизни, жил в деревне, общался с узким кругом единомышленников. Раз в четыре года я снимал фильм. Мои фильмы многие кинокритики называли «элитарными», «закрытыми», даже «высокомерно маргинальными». Они правы: я всегда ратовал за элитарность в искусстве, за «кино не для всех». Главным врагом своим я считал Голливуд, этот большой «Макдоналдс», заваливший мир кинематографическим фаст-фудом сомнительного качества. Моими кумирами и учителями были Эйзенштейн, Антониони и Хичкок. По политическим убеждениям я был анархистом, поклонником Бакунина и Кропоткина, этих борцов против безликой машины государства. Я активно поддерживал «зеленых», даже принимал участие в двух их акциях. Я родился и вырос в тоталитарном государстве и всегда был внутренне напряжен, ожидая агрессию извне. Почему я говорю сейчас о моих политических убеждениях? Потому что в человеке все взаимосвязано. И этика и эстетика, и еда и отношение к животным. Точно так же я был напряжен и сегодня утром, когда курьер доставил мне систему «LЁD». Представители фирмы-производителя несколько раз звонили мне и долго уговаривали принять этот подарок. Сначала я, естественно, отказался. Я был сыт по горло рекламой этой системы и вообще той шумихи, которая сотрясала наши СМИ последние месяцы. Я повторяю, что я никогда не верил в «быстрый рай» ни в жизни, ни в искусстве. С другой стороны, вопли в СМИ о «крахе мировой киноиндустрии» после выхода системы, сравнение ее с торпедой, способной потопить Голливуд, вызывали у меня некоторое профессиональное любопытство. Короче, получив коробку с системой, я позавтракал, выпил традиционную чашку фруктового чая, сдвинул свое старое кожаное кресло на середину комнаты, сел в него и исполнил все, что написано в инструкции. Надел шлем и нажал кнопку «ON». Перед глазами сначала была тьма непроглядная. Но молоточек со льдом стал равномерно постукивать меня в грудину. Прошла минута, другая. Я сидел, вперясь во тьму. А ледяной молоточек долбил меня в грудь. В этом было что-то трогательное и смешное. Я вспомнил, как в детстве, когда я жил в провинции, у нас в роще жил громадный дятел. Таких больших дятлов никто не видел – ни отец, ни соседи. Большой, черный, с белыми мохнатыми лапами и белой головой. Все ходили в рощу смотреть на громадного дятла. Наконец, кто-то сказал, что это канадский дятел, в России он нигде не водится. Видимо, он улетел из зоопарка или кто-то привез его и не уберег. Работал он как заводной – стучал непрерывно. И так громко, звонко! Я просыпался от его стука. И бежал смотреть на него. А он никого не боялся, был занят своим делом. Мы так привыкли к черному дятлу, что стали звать его Стаханов. А потом кто-то из шпаны с соседней улицы убил дятла камнем. И повесил его вниз головой на дереве. Я так плакал. Может, в тот самый день я и стал «зеленым»… И вдруг, вспоминая мертвого дятла и глядя по-прежнему во тьму, я заплакал. И в сердце стало так горячо и остро, как бывало только в детстве, когда все переживаешь непосредственно. Мне было ужасно жалко дятла и вообще всех живых существ. Слезы потекли из глаз. И в шлеме сразу заработали слезоотсосы. Это было такое приятное чувство, они нежно засасывали слезы. А я содрогался от приступов вселенской жалости. А молоточек все стучал и стучал, и я уже ощущал не удары, а мягкое давление посередине груди. Эти приступы жалости к живому накатывали волнами, как прибой. И каждая волна завершалась слезами, которые тут же исчезали в слезоотсосах. Молоточек застучал быстрее, волны стали накатывать чаще, и на меня обрушилась непрерывная лавина. Водопад жалости. Я просто затрясся в рыданиях. Это было феноменально. Последний раз я так рыдал шестнадцать лет назад, когда умерла мама. Не помню, сколько это продолжалось – полчаса или час. Но у меня не было никакого страха или дискомфорта. Наоборот, было очень приятно рыдать, это очищало душу. Я целиком отдавался этим приступам. Наконец рыдания постепенно закончились, я успокоился. Молоточек стучал так быстро, что казалось, в грудине у меня отверстие до самого сердца. Чувство вселенской жалости сменилось чувством невероятного покоя и благодати. Мне НИКОГДА в жизни не было так спокойно и хорошо! И в этот момент на внутреннем экране шлема перед моими глазами появилось изображение. Вернее, не появилось, а вспыхнуло – ярко, широко и сильно. Передо мной раскинулся скалистый остров в океане. Он воздымался из океана, как плато, и был почти круглой формы, а в диаметре несколько километров. И на краю этого острова стоял я, держась руками за руки рядом стоящих голых людей. За левую руку держалась девушка, за правую пожилой мужчина. В свою очередь, они держались за руки других людей. И все мы образовывали громадный круг, идущий по периметру острова. И я почему-то понял, что нас в круге ровно двадцать три тысячи. Мы стояли, замерев. Внизу плескался океан. Солнце сияло в зените. Ослепительно голубое небо простиралось над нами. Мы все были голые, голубоглазые и русоволосые. И мы с ВЕЛИЧАЙШИМ благоговением ждали чего-то. И это мгновение ожидания величайшего события длилось и длилось. Казалось, время остановилось. И вдруг в моем сердце что-то проснулось. И сердце заговорило на совершенно новом языке. Это было потрясающе! Мое сердце говорило! Я впервые в жизни почувствовал его ОТДЕЛЬНО, как самостоятельный орган. Оно чувствовало всех людей, стоящих в кольце, ощущало сердце каждого из них. И все сердца, все ДВАДЦАТЬ ТРИ ТЫСЯЧИ НАШИХ СЕРДЕЦ заговорили в унисон! Они повторяли некие новые слова, хотя это были не слова в речевом смысле, а некие энергетические всполохи. Эти всполохи нарастали, множились, словно выстраивая невидимую пирамиду. И когда их стало двадцать три, произошло самое потрясающее. Это невозможно передать никаким языком. Весь видимый мир, окружающий нас, стал вдруг таять и бледнеть. Но это было вовсе не как в кино, когда кадр бледнеет из-за широко открытой диафрагмы. Мир действительно ТАЯЛ, то есть распадался на атомы и элементарные частицы. И наши тела вместе с ним. Это было НЕВЕРОЯТНО приятно: великое облегчение после десятилетий земной жизни. Исчезали, исчезали – и вдруг потоки света