Лия Флеминг - Ласточки Страница 42

Мадди, забыв об ужине, заторопилась к дверям. Но Глория побежала за ней:

– Ты куда? Так и танцы закончатся, а ты ничего не успеешь.

– Я скоро приду. Нужно пойти поговорить с одним человеком насчет собаки, – выпалила она и выскочила на улицу, торопясь выполнить долг милосердия.

Конечно, она нервничала, но решила набраться храбрости и зашагала по дорожке, ведущей к жилищу викария, старому фермерскому дому с каменным крыльцом. По обе стороны дорожки были высажены фиолетовые астры и маргаритки, кивавшие головками на ветру. Они каким-то чудом уцелели после первых заморозков. В ночном воздухе отчетливо ощущался холодок. Еще не совсем стемнело, и дорога была видна хорошо. Лето выдалось холодным и дождливым, окот прошел не слишком удачно, но все же мысль о том, что лето кончается, пугала ее. Дитер скоро уедет, а ведь они едва познакомились.

Он сидел за пианино, перебирая клавиши, и с легкой улыбкой поднял глаза, когда она постучала в окно.

– Миссис Марри сказала, что вы получили письмо… Может, я составлю вам компанию? Погуляем, и вы мне все расскажете, если захотите, – предложила она. Дитер кивнул, схватил пуловер и направился к двери.

Сначала он молчал. Мадди повела его по Аллее Слез, объяснив, что деревья посажены в честь дяди Джулиана, ее отца и жителей города, погибших в боях.

Потом они направились к старому буку. Дитер был погружен в себя.

– Познакомьтесь, это мое дерево… вернее, наше Древо Победы. Но не над немцами. Мне сказали, что над Наполеоном. Смотрите, лестница все еще на месте. Сюда я приходила подумать, пожевать жвачку, – призналась она, показав на помост, устроенный в ветвях дерева.

Дитер недоуменно уставился на нее, но тут Мадди замычала и изобразила корову, жующую траву. Он поднял брови и рассмеялся.

– Давайте заберемся туда. Подальше от посторонних глаз.

Она знала, что скоро совсем стемнеет, да и в хостеле свет не горел, поскольку все были на празднике.

Дитер подтянул колени к подбородку.

– Я так беспокоюсь. Тильда – моя младшая сестра. Но у нее слабая грудь, а в Германии сейчас мало лекарств и больниц. Мой дядя небогат. Они взяли нас к себе после ареста отца. Мне следовало бы заботиться о сестре. Но я застрял здесь.

– Когда начинаются занятия в университете? – спросила она, не зная, что еще сказать.

– В октябре… но я должен ехать домой и зарабатывать на лекарства. Вообще не следовало приезжать сюда, но меня одолевало любопытство. Эгоизм с моей стороны, конечно, но я хотел увидеть настоящих англичан. Конечно, мы встречали солдат, хороших и плохих, злых и милосердных. Думаю, война всех нас превращает в животных. Настоящих героев не существует, но здесь я нашел только тепло и дружбу.

– Вот увидите, ей станет лучше. В следующем письме получите хорошие новости, – утешила Мадди, но в голосе было больше надежды, чем уверенности. Глядя вдаль, она любовалась мерцающими огоньками города.

– Как-то даже странно видеть зажженные лампочки. Мы привыкли к кромешной тьме. Только звезды над головой. Я сидела на дереве, болтая ногами, ждала папу и маму, но они так и не вернулись. Но я точно знаю, что Тильде станет легче.

– Я не встречал таких девушек, как вы. Добрых и красивых. Почему у вас нет друга?

– У меня полно друзей. Мы с Глорией пишем в армию Грегу и его товарищу Чарли.

– Нет, не таких. Я имел в виду любимого человека, – прошептал Дитер.

– Когда у вас косоглазие и вы возвышаетесь на шесть дюймов над любым мальчиком, никто не хочет стать вашим возлюбленным. Но теперь глаз выправился, но мне все равно нет дела ни до кого из них.

– Но вы прекрасны и добросердечны. Мой отец утверждал, что любящая душа – самая великая красота на свете.

От волнения Мадди едва дышала.

– Наверное, он был хорошим человеком.

– Да. Но сейчас я должен попросить разрешения поцеловать вас… или захожу слишком далеко?

– Ничуть, – прошептала она.

– Знаете, я еще никогда не целовал девушек.

– А я никогда не целовала парней. Только малышей.

Они поцеловались сомкнутыми губами, целомудренно, но крепко.

Его губы были теплыми и солоноватыми на вкус, с примесью табака и мыла. Она сидела в объятиях Дитера, глядя на звезды.

Ее первый поцелуй! И к тому же, с немцем!

Мадди вздохнула.

Кто бы мог подумать, как сказала бы Берил…

Но тут ее словно окатило холодной водой. Она совершенно забыла о предосторожности! Что подумают о ней Марри! Воспользовалась положением парня! И Плам придет в бешенство. Никто не поймет, почему ее тянет к нему как магнитом.

– Придется хранить все в тайне, – пробормотала Мадди, выпрямившись. – Вряд ли кто-то поймет наши отношения.

– Как у Ромео и Джульетты? – улыбнулся он.

– О, не говори так! – отстранилась она. – Это грустная пьеса. Мы ведь не заклятые враги, верно? Я пока никому не скажу. Когда ты уедешь, мы будем писать друг другу. А может, я когда-нибудь приеду к тебе.

Мадди была в смятении. Первый настоящий возлюбленный, первый поцелуй, и все в один вечер! Как прекрасно быть любимой и нужной!

– Когда мы снова сможем погулять? – спросил Дитер, крепко взяв ее за руку.

– Завтра, по верховой тропе. Я пойду выгуливать собак и покажу тебе тихую дорожку к водопаду. До начала занятий в колледже я свободна. Завтра иду по магазинам с тетей Плам. Она обещала купить мне что-нибудь новое на свои талоны.

– Повезло. А моя сестра ходит в лохмотьях. Но я должен написать Тильде и отправиться в поездку с мистером Марри. Нужно выбрать, какие места следует посетить студентам, когда те приедут в Йоркшир. Мы уже были в Болтонском аббатстве, а завтра – Инглтон Фоллз и какие-то пещеры. Но думаю, вряд ли они приедут сюда скоро. Здесь нас никто не любит.

– Как может кто-то не любить тебя? Ты мне очень нравишься. И можешь отвезти Тильде кое-что из моей одежды, если захочешь.

Она не могла вынести мысли о том, что у кого-то нечего надеть, а у нее – так много всего.

На этот раз они целовались дольше и крепче, пока ноги Мадди не ослабли, а в животе что-то не сжалось.

– Нам лучше спуститься, пока не свалились с дерева, – рассмеялась она, мгновенно ослабив напряжение.

Ему пора вернуться в дом викария, а ей – идти на танцы.

Она парила в воздухе, так что танцевать будет нелегко…

– Где, спрашивается, ты была? Танцы уже закончились, – буркнула Глория, неодобрительно надув губы. Похоже, ее новое платье ни на кого не произвело впечатления, а на местных парней не стоило и смотреть.

– Эти танцы не для меня, – бросила Мадди.

– Слишком низко для леди. Задираешь нос, не так ли? – засмеялась Глория.

– Нет, глупая, конечно, нет! Я просто забежала в Бруклин! Дядя Джерри скоро возвращается, и я хотела узнать, нет ли новостей, – объяснила Мадди. Щеки ее розовели, словно она бежала, а серые глаза сверкали полированной сталью.

«Интересно», – подумала Глория. В Мадди что-то изменилось. И, скорее всего, это связано с тем немецким парнем. По какой-то непонятной причине он сумел заставить Мадди улыбнуться. Высокий и неплохо смотрится, но совсем не во вкусе Глории: очки такие страшненькие, и одежка смешная.

Она заметила, как он смотрел на Мадди во время игры в лапту. Неужели она влюбилась в джерри? Быть того не может! Через пару недель он уедет и к тому же, видно, слишком задается – вот и на праздник не пришел!

Видать, один из тех ученых-священников, которым нет ни до чего дела. Глория представить не могла себя женой викария! Доктора или фермера… возможно, но за такого чванного типа, как старик Марри… никогда!

Она должна написать Грегу и рассказать обо всем.

Почему Мадди так легко нашла себе парня? Никакой косметики, даже не умеет сделать нормальную прическу. В жизни не носила лифчика и выглядит как мальчишка в шортах. Но сегодня вечером сумела прихорошиться. Мадди такая верзила – никаких каблуков, только лодочки, если хотела заполучить партнера.

Девочки вместе смотрелись очень странно: высокая Мадди и миниатюрная Глория, но Глории это было очень даже выгодно, потому что из них двоих именно она казалась гламурной кошечкой. Ее новая хозяйка миссис Ганн была энергичной и хорошенькой, и если Глория выберет правильную тактику, ей достанется больше обносков. Она уже порылась в гардеробе хозяйки, когда супругов не было дома. Мало того, она наряжалась в платье миссис Ганн, разыгрывая спектакли для шестилетней Сары. Она перемерила все: шубы, костюмы, бальное платье, поскольку Дениз была такой же миниатюрной, как и Глория. Гардеробная миссис Ганн была настоящей пещерой Аладдина.