Александр Кабаков - Камера хранения. Мещанская книга Страница 42

И все стояло прочно и надежно.

А как только прозвучало: «На вид ребята вроде и не наши, а если надо, жизнь не пожалеют» – все кончилось. Лицемерие «вы не бойтесь, я свой» сначала было просто лицемерием, а потом стало всепоглощающим цинизмом…

Итак:

инструктор райкома комсомола,

заведующий секцией гастронома,

атташе посольства в стране, выбравшей социалистический путь,

властитель литературной моды и умов,

властитель же душ и чувств,

диссидент во имя ленинских норм,

диссидент против ленинских, сталинских и вообще коммунистических норм (очень редко),

авангардист в любом из искусств, из которых важнейшим является самое непонятное,

или понятное,

режиссер, получающий деньги в ЦК КПСС на фильмы против ЦК КПСС,

писатель, издающий книгу против большевиков на деньги большевиков,

лектор, известный во всем мире как критик СССР, воспевающий во всем мире СССР,

ученый, придумавший бомбу и борющийся против бомбы,

философ, воюющий с партией за право ее любить, как ему удобно,

и все, кто мог,

а могли все, кто имел доступ в магазины «Березка» разных категорий, торгующие всем тем, чем не надо было бы торговать в СССР,

– вот они все и погубили великий, могучий Советский Союз.

Магазин «Березка» и особенно бесполосые чеки для расплаты в этом магазине (советские тайные награды 1970–1980 годов) – самая успешная контрреволюция в истории.

И в этой Вандее была своя гвардия: джинсы.

О прочих – позже.

Комсомольский остров

Итак, я сидел на песке Комсомольского острова и, еще не читавши повесть антисоветского писателя Ю., разыгрывал ее психологическую коллизию.

Я рассматривал джинсы фирмы Lee, купленные моим приятелем Г. у морячка в Херсоне за 35 рублей.

Стипендия на первом курсе университета была 22 рубля. Но по странной социальной справедливости я, поскольку принадлежал к обеспеченной семье (больше 50 рублей дохода на душу, что подтверждалось справками), получал в полтора раза больше – 33 рубля. Дело в том, что я мог получать либо повышенную стипендию, поскольку ее назначение зависело только от результатов сессии и никаких справок не требовало, либо никакую – как уже сказано, будучи обеспеченным. Я выбрал повышенную, ради которой сдавал на одни пятерки все сессии. В частности, сдал на «отлично» предмет «Введение в теорию функций комплексного переменного». Поверить в это я не мог тогда, не могу и сейчас…

Не знаю почему, но, выросши в такой, обеспеченной больше, чем 50 рублями на душу, семье, я с ранней и довольно бестолковой молодости с почтением относился к любому заработку и добывал его любыми законными – незаконных, честно скажу, боялся – способами. Получение повышенной стипендии относилось к законным, хотя в программе был курс марксистско-ленинской философии. В тех краях, где вышеупомянутая молодость прошла, таких мужиков называли «заробитчанин» – «зарабатыватель» в нескладном, как все, что там произошло в последние годы, переводе.

Я репетировал ленивых и тупых жирдяев – юг, о, юг! И мамочки этих болванов, о, мамочки! Они обязательно хотели, чтобы их ненаглядные мальчики получили хотя бы серебряную медаль, а что, он хуже этого Семки, который получил целую золотую? У меня был абсолютно бесчеловечный, но эффективный педагогический метод: я заставлял – иногда тайком применяя силу – моих учеников просто зубрить все наизусть. Мой собственный опыт, позволивший без малейших математических способностей поступить на физмат и учиться там, как уже сказано, на сплошные пятерки, доказывал: вызубрить можно все. Если память хорошая – все можно вызубрить даже без особых страданий, если так себе или плохая – надо зубрить круглые сутки. Правда, потом приходится хотя бы некоторое время работать по специальности, и тут выясняется, что студент-отличник и просто хороший инженер – вещи разные и нечасто совмещающиеся в одном человеке. Но уже спешат на помощь КВН, КСП, театральная студия, литературное объединение, джазовый коллектив и все другие мыслимые способы безделья людей с высшим образованием…

В свободное от этих творческих горений время я зарабатывал. Кроме уже названного репетиторства были:

сочинение политически выверенных положительных рецензий на книги местных молодых писателей для молодежной газеты;

ведение на областном телевидении передач о КВН, КСП и так далее;

изготовление сценариев для новогодних вечеров в Доме культуры машиностроителей;

конферирование концертами ансамблей джаз-клуба «Голубые паруса» при горкоме комсомола

и так далее.

Суммарные доходы от всех этих бизнесов (так теперь говорят) и повышенная стипендия, выданная сразу за три летних месяца, составляли порядочный капитал.

Но, как и положено отечественному капиталу, нажитому честным трудом, он был весь или почти весь

пропит.

Здесь, на песках Комсомольского острова,

в недорогом пельменном заведении «Родина»,

в нарушение правил социалистического общежития на детских площадках в ночное время

и главным образом по домам друзей на вечеринках

– пропит.

Пропит при участии недорогих крепленых вин отечественного разлива, бiле мицне (уже фигурировало) и червоне мiцне (по аналогии прозванного «красный стрептоцид»), светлого кубинского рома «Баккарди», которым были завалены винные отделы всего СССР, кизлярского коньяку, пахнувшего завтрашним утром, и, наконец, водки «Пшеничная».

И осталось как раз ровно 35 рублей.

И остался верный друг Г., который, еще в бодрствующем состоянии, пообещал в следующей своей поездке в Херсон (а он был из Херсона, друг Г.) купить у того же самого морячка такие же джинсы Lee за такие же 35 рублей.

То есть эти 35 рублей пропить сегодня же вечером в пельменной «Родина», а другие 35, которые друг Г. получит в Херсоне от родителей в счет содержания сына в очередном семестре, уж точно пустить на джинсы Lee.

Итак, я охранял и рассматривал джинсы фирмы Lee. Рассматривать их можно было бесконечно долго, поскольку каждая деталь их брезентового организма была не похожа на общеизвестные детали прочих штанов.

Начнем с молнии. Трудно себе представить, но было время, когда молния, вшитая в ширинку, будучи обнаружена, вызывала совершенно не контролируемое изумление. Одна девушка позвала из другой комнаты подругу – иначе никто б не поверил. Цель, ради которой, собственно, и сверкнула молния, отошла на второй план… У традиционалиста, случайно скосившего глаза на соседа по писсуару, технологическое новшество вызвало буйный гнев: «Ты бы…, еще бантики туда вдел!» Почему суровая медь «зиппера» (так первородно называли тогда зубчатую застежку) в те глухие времена преждевременно пробудила гей-проблему – непонятно… Рассказывали страшные были о мучительных защемлениях и публичном разъятии застежки на части… Наконец, просто не принимали американскую новинку потому, что американская – это нам не привыкать… Между прочим, даже переимчивые европейцы долго оставались верны пуговицам.

Настоящий зиппер должен был иметь клеймо молниевой фирмы Talon, означающее, что штаны сшиты не на Тайване и не в Индонезии (это тогда уже начиналось), а в родном Сан-Франциско высокооплачиваемыми – по сравнению с китайцами или другими совсем бедными – ребятами. Если на молнии была метка YKK – вы имели дело с подделкой. Теперь такие подделки продаются в бутиках…

В достоверных джинсах почтенных фирм тогда считывались не менее трех десятков примет подлинности.

Это были романтические времена джинсовой культуры, полные приключений, легенд и мифов. Джинсы того времени в СССР с первого взгляда определяли их владельца и носителя по крайней мере в инакоживущие, если не в инакомыслящие.

Это были универсальные штаны, одновременно маркировавшие владельца как фрондера и смягчавшие его фронду до приемлемой игры с государством в «казаки-разбойники»…

Казалось бы, по сравнению с молнией, заклепки по углам косо скроенных карманов – мелочь. Но, как ни странно, именно эти заклепки с торчащими сосочками стали главной деталью словесного портрета: «Парусиновые брюки с карманами, укрепленными по углам металлическими заклепками…» На это получил патент в 1853 году изобретатель Леви Стросс.

…Так мы и жили. Играли в джинсы.

А потом джинсы стали играть нами.

Мы присматривались к мелочам – правильно ли прострочен шов и верный ли узор на задних карманах.

А джинсы контролировали главное: сумели мы пробить к ним дорогу или остались лузерами, которым не полагаются эти советские антисоветские штаны. Мы боролись с влиянием капиталистического Запада, но Запад всегда побеждал в этой борьбе, обтягивая наши комсомольские задницы. Список тех, кому негласно (или гласно) полагался доступ к джинсам (см. выше), почти полностью совпадал со списком тех, кому полагался доступ к государственному штурвалу.