Патриция Хайсмит - Мистер Рипли под землей Страница 42

– Да-да, я в Париже. Хочешь присоединиться ко мне сегодня?

Элоиза хотела. Том был в восторге. Он представил себе, как уже через час они будут сидеть друг против друга и пить шампанское – если, конечно, Элоиза будет не против. Но обычно она не была против.

Том в нерешительности стоял на круглой Ван-домской площади. В каком направлении двинуться? Влево, к Опере, или вправо, в сторону улицы Риволи? Круги всегда раздражали Тома, он предпочитал мыслить квадратами и прямоугольниками. Интересно, где Бернард, подумал он. И на кой ляд тебе второй паспорт? – спросил он себя. Как козырь, припрятанный в рукаве? Дополнительный шанс на свободу? “Я не могу писать, как Дерватт, – сказал Бернард. – Я вообще больше не могу ничего создать, даже под своим именем”. Может быть, в этот момент Бернард перерезает себе вены в какой-нибудь парижской гостинице? Или, прислонившись к перилам моста через Сену, выжидает момент, когда никого не будет поблизости и можно будет прыгнуть?

Том пошел напрямик в сторону улицы Риволи. В этом районе после захода солнца не было ничего интересного. Витрины магазинов были закрыты ставнями со стальными брусьями или цепями, охранявшими всякую дребедень, предназначенную для туристов, – шелковые носовые платки с надписью “Париж”, шелковые галстуки и рубашки по немыслимой цене. Он подумал, не взять ли такси до шестого округа, где было оживленнее, и побродить там, выпить пива в баре “Липп”. Однако существовала опасность, что там он наткнется на Криса. Том вернулся в отель и заказал разговор со студией Джеффа.

Телефонистка предупредила, что на это потребуется минут сорок пять, так как линия перегружена. Однако спустя полчаса их уже соединили.

– Алло! Париж?.. – можно было подумать, что это не Джефф, а какой-нибудь дельфин, говорящий со дна моря.

– Да, Париж. Это Том! Ты меня слышишь?

– Плохо!

Но все-таки не настолько плохо, чтобы прерывать связь и заказывать разговор заново. Том продолжал:

– Я не знаю, где Бернард сейчас. Вы не получали от него никаких вестей?

– Почему ты звонишь из Парижа?

Объяснять это при такой слышимости вряд ли имело смысл. Спасибо, хоть удалось разобрать, что Бернард им не звонил.

– Они сбились с ног в поисках Дерватта! – прокричал Джефф. (Последовал ряд английских ругательств.) – Черт их побери! Если я не слышу тебя, вряд ли кто-нибудь на линии может понять хоть одно…

– D'accord! [69] – откликнулся Том. – Поведай мне свои печали.

– Возможно, жена Мёрчисона…

– Что?.. – О господи! Нет, все-таки телефон – дьявольское изобретение. Надо срочно возвращаться к перу с бумагой и почтовым пароходам. – Ничего не слышу!

– Мы продали “Ванну”… Они просят… за Дерватта! Том, если бы только…

Неожиданно их прервали.

Том в ярости швырнул трубку на рычаг и тут же схватил ее, чтобы высказать телефонистке все, что он по этому поводу думает, но опять положил трубку. Телефонистка не виновата. И никто не виноват – по крайней мере, из тех, до кого можно добраться.

Итак, миссис Мёрчисон приезжает, как Том и предполагал. Возможно, ей известна теория ее мужа о фиолетовых тонах. Интересно, кому продали “Ванну”? И где Бернард? В Афинах? Может быть, он решил пойти по стопам Дерватта и утопиться на каком-нибудь из греческих островов? Том уже видел мысленно, как едет в Афины. Как называется тот остров Дерватта? Икария? Где он находится? Надо будет выяснить завтра в туристическом агентстве. Том сел за стол и настрочил записку:

“Дорогой Джефф!

Если вы вдруг встретитесь с Бернардом, то учтите, что я мертв. Бернард думает, что убил меня. Объясню позже. Не говори об этом никому – я пишу это только на тот случай, если вы увидитесь с Бернардом, и он скажет, что убил меня. Притворитесь, что верите ему, и ничего не предпринимайте. Задурите Бернарду голову и постарайтесь его утихомирить, пожалуйста.

Всего наилучшего, Том”.

Том спустился в холл, купил марку за семьдесят сантимов и отправил письмо. Джефф, наверное, получит его только во вторник. Но отправлять подобное сообщение телеграммой было бы неосторожно. Или не было бы? “Для Бернарда я – под землей”. Вряд ли Джефф с Эдом поймут, что это значит. Он все еще размышлял об этом, когда в холл вошла Элоиза. Том был рад видеть, что ее чемоданчик при ней.

– Добрый вечер, мадам Стивене, – приветствовал он ее по-французски. – Сегодня ты мадам Стивене. – Том хотел проводить ее к портье, чтобы она зарегистрировалась, но потом решил, что сойдет и так, и они направились к лифту.

Три пары глаз следили за ними. Она его жена? Гм.

– Том, ты очень бледен!

– День был утомительный.

– Ой, а что это…

– Тс-с-с…

Она имела в виду рану на голове. Элоиза всегда все замечала. Кое-что ей придется объяснить, но, конечно, не все. Описывать могилу – бр-р-р… Это было бы слишком ужасно для нее. И выставило бы Бернарда убийцей, а он им не был. Том уплатил чаевые лифтеру, который настоял на том, чтобы донести вещи Элоизы до номера.

– Что у тебя с головой?

Том снял темно-зеленый с голубым шарф, которым высоко обмотал шею, чтобы не видно было кровь.

– Бернард ударил меня. Но беспокоиться не о чем. Снимай обувь, раздевайся. Устраивайся, как дома. Шампанского хочешь?

– С удовольствием.

Он заказал по телефону шампанское. Том испытывал легкое головокружение, как при высокой температуре, но он знал, что все дело лишь в слабости и потере крови. Не накапал ли он кровью дома? Нет, он вспомнил, что проверил это перед уходом.

– А где Бернард? – Элоиза скинула туфли и осталась босиком.

– Не имею понятия. Может быть, в Париже.

– Вы подрались? Он не хотел уезжать?

– Ну, настоящей дракой это не назовешь. У него расстроены нервы. Но все это ерунда, не обращай внимания.

– Но почему ты уехал в Париж? Он что, все еще у нас дома?

А может быть, и так, вдруг подумал Том. Правда, Бернард забрал все свои вещи – Том проверял. А попасть обратно в дом он мог, только разбив стеклянные двери.

– Нет, его нет у нас дома, – сказал он.

– Я хочу осмотреть твою голову. Пойдем в ванную, там светлее.

В дверь постучали. Их заказ выполнили быстро. Осанистый седовласый официант улыбнулся, когда хлопнула пробка. Бутылка с приятным хрустом вошла в ведерко со льдом.

– Merci, m'sieur, – сказал официант, принимая от Тома банкноту.

Они подняли бокалы – Элоиза несколько неуверенно – и выпили. Элоиза хотела первым делом осмотреть его голову. Том подчинился. Он снял рубашку, нагнулся и закрыл глаза, пока Элоиза промывала рану с помощью полотенца. Он постарался не слушать ее причитаний, которые предвидел.

– Рана неглубокая, иначе она не кровоточила бы так, – сказал он. От мытья кровотечение, понятно, усилилось. – Возьми другое полотенце, – возьми что-нибудь, – сказал Том, выходя в спальню, где неожиданно ноги у него подкосились, и он мягко опустился на пол. Но сознания он не потерял и пополз обратно в ванную, так как там пол был выложен керамической плиткой.

Элоиза сказала, что надо наклеить лейкопластырь.

На минуту Том все-таки отключился, но не стал говорить об этом. Он добрался до туалета, где его вырвало. Взяв у Элоизы намоченное полотенце, он вытер им лицо. Спустя пару минут он стоял в ванной возле умывальника, потягивая шампанское, в то время как Элоиза сооружала повязку из маленького носового платка.

– Почему ты носишь с собой лейкопластырь? – спросил он.

– Он мне нужен для ногтей.

Это было выше его понимания. Он придерживал пластырь, пока Элоиза отрезала от него кусок.

– Пластырь розового цвета, – сказал он. – Это попахивает расовой дискриминацией. Американское движение за права негров не потерпело бы этого.

Элоиза не поняла – Том говорил по-английски.

– Я объясню тебе это потом.

После этого они забрались в постель – шикарную широкую постель с четырьмя пухлыми подушками. Элоиза пожертвовала свою пижаму, чтобы подложить Тому под голову, если вдруг опять начнется кровотечение, но он не думал, что оно начнется. Элоиза улеглась голышом и была наощупь удивительно гладкой – как мрамор, – только мягкой и теплой. Момент был неподходящим, чтобы заниматься любовью, но Том все равно был очень счастлив и совсем не думал о завтрашнем дне. Возможно, это было неразумно с его стороны, но он решил побаловать себя и расслабиться. В темноте он слышал, как шипит шампанское в бокале Элоизы, и как она ставит пустой бокал на столик. Он прижался щекой к ее груди. “Элоиза, ты единственная женщина, которая заставляет меня ощущать настоящий момент”, – хотел он сказать, но чувствовал себя слишком усталым, чтобы говорить, да и мысль была, возможно, не такой уж глубокой.

Утром Тому волей-неволей пришлось дать Элоизе кое-какие объяснения, и он постарался сделать это поаккуратнее. Он сказал, что Бернард расстроен из-за своей английской подружки, что он может покончить с собой, и поэтому Том должен найти его. Возможно, он в Афинах. А поскольку полиции, которая разыскивает Мёрчисона, было важно не терять Тома из поля зрения, то лучше всего, если она будет думать, что он в Париже – у кого-нибудь из друзей, например. Он сказал Элоизе, что в понедельник ему должны привезти фальшивый паспорт. Они завтракали в постели.