Ник Хорнби - Мой мальчик Страница 43

Но надо быть дураком, чтобы в это поверить, точно так же, как надо быть дураком, чтобы верить в гороскопы, решил Маркус. Часы перевели для всех, а не только для него, и не может быть, чтобы из-за этого все грустные мамы повеселели, а все дети в Британии забили решающий гол за свою футбольную команду — особенно те из них, что ненавидят футбол и не знают, с какой стороны нужно бить по мячу, — и уж точно все двенадцатилетние дети не могут повзрослеть за одну ночь. Даже с единственным из них это вряд ли произойдет, а если и произойдет, то уж точно не с Маркусом, с его-то везением. Это случится с другим мальчиком двенадцати лет, из другой школы, который не влюблен в кого-то, на три года старше себя, и кому на это превращение, следовательно, будет начхать. Несправедливость нарисованной им картины взбесила Маркуса, и, войдя домой, он яростно хлопнул дверью.

— Был у Уилла? — спросила мама. Она выглядела нормально. Может, одно из желаний, загаданных на перевод часов, все же сбылось.

— Да. Хотел… — Маркусу все еще казалось, что он должен объяснять причины своих визитов, но ему это по-прежнему не удавалось.

— Мне все равно. Твой папа разбился. Тебе нужно поехать его навестить. Он упал с подоконника.

— Я не поеду, пока ты в таком состоянии.

— В каком?

— Плачешь все время.

— Со мной все нормально. Ну, не все нормально, но я ничего такого не сделаю. Обещаю.

— А он сильно разбился?

— Сломал ключицу. Еще у него небольшое сотрясение.

Свалился с подоконника. Неудивительно, что мама повеселела.

— А что он делал на подоконнике?

— Ну, что-то из разряда "Сделай сам". Грунтовал, или шпаклевал, или занимался еще чем-то таким же невообразимым. Первый раз в жизни. Это научит его уму-разуму.

— А почему я должен ехать?

— Он хочет тебя видеть. Должно быть, не все в порядке с головой после сотрясения.

— Спасибо.

— Ой, Маркус, извини, он не потому хочет тебя видеть. Просто… я имела в виду, что ему, видимо, чуточку себя жалко. Линдси сказала, что ему повезло, что он не разбился сильнее, так что, может быть, сейчас он решил серьезно обдумать свою жизнь.

— Может идти к черту.

— Маркус!

Но Маркусу не хотелось объяснять, где и от кого он научился так выражаться; ему хотелось сидеть у себя в комнате и хандрить, и именно этим он и занялся.

Он решил серьезно обдумать свою жизнь… Именно эта фраза, сказанная мамой, и разозлила Маркуса, и теперь он пытался понять почему. У него это неплохо получалось, когда он того хотел. В его комнате стояло старое кресло-мешок — он сел в него и уставился на стену, в то место, куда он прикалывал интересные истории, вырезанные из газет. "ЧЕЛОВЕК ПАДАЕТ С ВЫСОТЫ ПЯТИ ТЫСЯЧ ФУТОВ И ОСТАЕТСЯ ЖИВ", "ДИНОЗАВРЫ, БЫТЬ МОЖЕТ, БЫЛИ УНИЧТОЖЕНЫ МЕТЕОРИТОМ". Вот что заставляет серьезно задуматься над жизнью, а не падение с подоконника при попытке изобразить образцового отца. А почему он никогда прежде не задумывался над жизнью, пока не упал с подоконника? За последний год, казалось, всем пришлось задуматься над жизнью — всем, за исключением папы. Его мама, например, ничем другим и не занималась, а только раздумывала над жизнью, очевидно, поэтому за нее вечно приходилось волноваться. И почему он захотел увидеть своего сына, только сломав ключицу? Маркус не мог припомнить, чтобы когда-нибудь, придя из школы, услышал от мамы, что ему нужно садиться в поезд и ехать в Кембридж, потому что его папа безумно хочет его видеть. За то долгое время, пока с его ключицей все было в порядке, Маркуса ни о чем подобном не просили.

Он спустился вниз к маме.

— Я не поеду, — сказал он ей. — Меня от него тошнит.

Только на следующий день, когда он рассказал Элли про инцидент с падением с подоконника, его отношение к предстоящему визиту к отцу стало меняться. Они сели в пустом классе на первой перемене, хоть сначала он и не был пустым: когда Маркус сказал, что им нужно поговорить, она взяла его за руку, завела внутрь и распугала с десяток ребят, которые там торчали, ребят, которых она не знала, но которые охотно поверили в ужасные угрозы Элли. (Почему так происходит, думал он. Она не намного выше его, так почему же тогда это сходит ей с рук? Может, если он начнет так же красить глаза и стричься, у него тоже получится распугивать людей, но все равно ему будет далеко до нее.)

— Ты должен к нему поехать. Сказать ему все, что ты о нем думаешь. Я бы так и сделала. Урод. Если хочешь, я поеду с тобой. Зададим ему перцу.

Она засмеялась, и, хоть Маркус слышал ее слова, он уже думал о другом. О том, как будет здорово провести целый час в поезде вместе с Элли, только с ней одной; а потом он подумал, как будет классно напустить Элли на папу. В школе Элли была как радиоуправляемая ракета, и ему порой казалось, что управляет ею он. Когда они были вместе, он мог направлять ее на цели, и она их уничтожала — он обожал ее за это. Она побила дружка Ли Хартли и заставила всех перестать над ним смеяться… Если его ракета так безотказно срабатывает в школе, то почему она не будет действовать за ее пределами? Конечно, будет. Он решил нацелить Элли на своего папу и посмотреть, что произойдет.

— Ты действительно со мной поедешь, Элли?

— Да, конечно. Если хочешь. Будет весело. — Маркус знал, что она согласится, если он ее об этом попросит. Элли согласилась бы практически на все, за исключением, разве что, танцулек на вечеринке. — В любом случае, ты же не хочешь ехать туда один, правда?

Он всегда все делал в одиночку, поэтому ему даже не приходило в голову, что тут у него могут быть варианты. В этом и заключалась проблема с Элли: он боялся, что, оставшись без нее, он уже будет знать, что есть и другая жизнь, но от осознания этого будет только хуже, потому что он не сможет ничего вернуть, и его сердце будет разбито.

— В общем, нет. А Зои поедет?

— Нет. Она не будет знать, что ему сказать, а я буду. Поедем только мы с тобой.

— Ладно. Здорово. — Маркус не хотел даже думать о том, что Элли может наговорить его отцу. Он подумает об этом позже.

— У тебя есть деньги? Потому что я не наскребу на билет.

— Могу достать. — Маркус тратил немного; он знал, что фунтов двадцать уж точно скопил, а мама все равно даст ему достаточно на поездку.

— Тогда поедем на следующей неделе? — Приближалась Пасха, и на следующей неделе у них будут каникулы, так что они смогут остаться на ночь, если захотят. И Маркусу придется позвонить Элли домой, чтобы обо всем договориться, как будто это настоящее свидание.

— Ага. Круто! Мы классно проведем время.

На секунду Маркус задумался, сходятся ли у них с Элли представления о том, что такое "классно проведенное время", но потом решил об этом не волноваться до поры до времени.

Фиона хотела поехать с Маркусом на вокзал "Кингз-Кросс", но он сумел ее отговорить.

— Так получится слишком грустно, — объяснил он ей.

— Но ты же едешь всего на сутки.

— Я все равно буду по тебе скучать.

— Ты же не перестанешь по мне скучать, если мы попрощаемся в метро. В этом случае тебе придется скучать даже дольше.

— Но попрощаться в метро будет естественнее.

Он понимал, что перегибает палку и что все, им сказанное, лишено смысла, но все равно не хотел, чтобы мама и Элли столкнулись на вокзале. Она бы не разрешила ему ехать, зная, что он берет с собой в Кембридж Элли для того, чтобы устроить разнос отцу.

Они вдвоем дошли от дома до станции метро "Холлоуэй Роуд" и попрощались у входа.

— Все будет хорошо, — сказала она ему.

— Ага.

— Ты и глазом не успеешь моргнуть, как пора будет возвращаться.

— Я ведь уезжаю всего лишь на сутки, — заметил он. Пока они дошли до метро, он забыл, что сказал ей, как сильно будет скучать. — Я уезжаю всего на сутки, но кажется, что это целая вечность. — Он надеялся, что, когда приедет, мама забудет, что он это говорил. В противном случае она его одного и в магазин больше не отпустит.

— Мне не следовало заставлять тебя ехать. Тебе и так в последнее время пришлось нелегко.

— Все будет нормально. Правда.

Коль скоро он собирался так по ней скучать, она крепко его обняла — эти объятия длились целую вечность, и все прохожие глазели на них.

В метро народу оказалось немного. Была середина дня — его папа выбрал такой поезд, с которого Линдси могла встретить Маркуса на вокзале в Кембридже по дороге с работы, — и в вагоне метро, кроме него, был всего один человек — старик, читавший вечернюю газету. Он читал что-то на последней странице, так что Маркус мог видеть кое-что, напечатанное на первой; сначала он заметил фотографию. Она показалась ему такой знакомой, что в первый момент он решил, что это фотография кого-то из тех, с кем он знаком, члена семьи; может быть, такая фотография даже есть у него дома — стоит в рамочке на пианино или приколота к пробковой доске на кухне. Но среди друзей семьи или родственников не было никого с белыми волосами, козлиной бородкой, эдаких современных Иисусов…