Михаил Елизаров - Библиотекарь Страница 44

Они прошли через наш живой коридор и остановились посреди двора. Светлана, намотав на руку будочную цепь, с трудом удерживала поднявшуюся на дыбы Найду. По другую сторону Анна тянула поводок с беснующейся Латкой. Подоспели Таня, Вероника, Маргарита Тихоновна и Тимофей Степанович. Мощные собаки и оружие создавали утешительное ощущение, что незваные гости находятся у нас под конвоем.

– Вадим Леонидович, – не удержался Сухарев. – Как здоровьечко? Квартирку-то брать будете или нет?

Тимофей Степанович восхищенно цыкнул:

– Живой, гнида!

Колесов болезненно вздрогнул и сказал, старательно глядя на ботинки:

– Товарищ Терешников, мне бы очень хотелось отсюда побыстрее уйти.

– Уйдете. Но не раньше, чем выполните свое задание! – оборвал его Ямбых, а затем обратился ко мне: – Здесь все ваши читатели? Да?

Я кивнул, предчувствуя катастрофу.

Ямбых, как муха, посучил сухими шелестящими ладонями.

– Ну, а вы что скажете? – спросил он у Колесова.

– Давайте, Вадим Леонидович, не робейте, – подбодрил того Терешников.

Колесов короткими пугливыми взглядами сосчитал нас:

– Одного не хватает… Водилы.

Я почувствовал, как ударила в щеки кровь, виски предательски вспыхнули и потекли.

– Так-так… – Ямбых ухмыльнулся. – Не вспомните, случайно, фамилию водителя?

Вадим Леонидович замялся, проворно оттопырил ворот пиджака, полез в карман.

– Оглоблин Федор Александрович, – прочел он по бумажке. – Пятьдесят шестого года рождения… А теперь можно?

– Идите-идите, – позволил Ямбых. – Товарищ Терешников, сопроводите. А у нас с широнинской читальней будет отдельный разговор.

– Надолго? – спросил Терешников, пятясь к выходу. За ним шаг в шаг отступал Колесов.

– Посмотрим… – Ямбых улыбнулся нашим потерянным лицам. – Ну, и куда вы подевали вашего читателя? Съели?

– Никуда мы его не девали, – сказала Маргарита Тихоновна. – Товарищ Оглоблин здесь, с нами… Просто нас раздражало присутствие тех двоих клоунов, – она указала на лязгнувшую за Терешниковым дверь.

– Что вы мне голову морочите?! Что за херня?! – вспылил вдруг Ямбых.

– Оглоблин здесь, – подтвердила Маргарита Тихоновна, – он не может подойти.

– Почему? Заболел? Ранен?

– Я сейчас вам все объясню. Пойдемте, – поманила она. – Это рядом, в саду.

Растерянный Ямбых и его спутники двинулись за ней. Я понял, что она собирается им показать. Мы подошли к чугунному кресту под яблоней.

– Вот, – указала Маргарита Тихоновна.

– Ага, значит, все-таки умер! – облегченно выдохнул Ямбых. – Слава тебе, Господи! – И, чуть смутившись, добавил: – Я имею ввиду, дело прояснилось. Стало быть, это его могила?

– Не совсем. Могилы нет. Только крест!

Ямбых торжествовал:

– И почему же вы с самого начала утаили от нас его смерть?

– Не хотелось лишний раз тревожить Совет, – сказал я. – Нам казалось, гибель Оглоблина – это исключительно проблемы нашей читальни…

– И что же с ним произошло?

– Он погиб. Его застрелили бандиты…

– Те самые, что проявили повышенный интерес к вам…

Как все это напоминало шахматный разгром, когда одинокий король улепетывает с клетки на клетку от озверевшего вражеского ферзя.

– Говорите, застрелили, – повздыхал Ямбых. – Печально, печально… У меня еще одна неприятная новость. Нам придется эксгумировать труп.

– Нет смысла, – торопливо сказал я. – Тело сразу кремировали…

– Так говорите, в земле покоится урна? Причем неизвестно с чьим пеплом. Мило…

– Пепла тоже нет, – с тихой угрозой сказал Кручина. – И не могло быть. Нашего товарища кремировали у меня в литейном цеху…

– В литейном цеху… – насмешливым эхом повторил Ямбых. – Кремировали… А давайте-ка я расскажу вам, что было на самом деле. Он сбежал, этот ваш Оглоблин! – выпалил Ямбых. – Сбежал! И не было никакой перестрелки. Читатель Оглоблин слинял от вас по тем же мотивам, что и Шапиро! А вы для отвода глаз замочили десяток хачей, чтобы потом на них списать очередного предателя… Впрочем, – он вдруг сбавил тон и сказал почти дружелюбно, – возможно, в одном пункте я ошибаюсь. Я допускаю, что именно сбежавший Оглоблин навел на вас банду…

Возражать и спорить было бессмысленно. Широнинская читальня засыпалась по всем пунктам.

– Ну, благодарю за внимание, – Ямбых расплылся в поганой улыбке. – Как говорится, концерт окончен…

«ДУМА О СТАЛИНСКОМ ФАРФОРЕ»

Ямбых и его люди уехали восвояси, нам оставалось ждать, что решит Совет. Перспективы рисовались самые печальные: нарушение конспирации, побег читателя, сокрытие фактов, угрожающих общей безопасности, несанкционированная операция по уничтожению вероятных свидетелей – все это с избытком набегало на второе взыскание «А», за которым маячили изъятие Книги и роспуск читальни.

В Совете пока не торопились с вердиктом. Спешить-то было некуда, широнинская читальня и так была у них в руках. Выгадывались лишь сроки нанесения смертельного удара.

С возвращением в город карантин не закончился, а принял иные тревожные масштабы. Маргарита Тихоновна днями сидела у телефона, пытаясь вызвонить соседей. За полторы недели мир вокруг нас вымер. Молчали читальни Буркина и Симонян. Никто не поднимал трубки в Колонтайске. У Терешникова любезным говорком отзывался безликий автоответчик: «Здравствуйте, вы дозвонились по номеру…».

Наступило летаргическое затишье. Окружающие меня люди вели себя словно они вдруг выяснили, что уже давно и счастливо мертвы. Вот тогда мне снова сделалось неуютно и страшно в широнинской читальне, как в те первые мои дни.

Что угодно – злость, страх, отчаяние не произвели бы на меня такого угнетающего впечатления, как эта бледная суровая схима, саваном накрывшая читальню. Стали чужими лица, похожие на могильные фотокарточки. Спокойные речи казались заупокойными, все улыбались блаженным мученическим оскалом так, что хотелось хлестать по щекам, чтобы они очнулись. Как никогда часто они перечитывали Книгу, будто торопились вытравить настоящую жизнь вымышленным книжным фантомом.

Посуровел, замкнулся Марат Андреевич. Я не узнавал ни Луциса, ни Кручину. Какой-то потусторонний огонь выжег их изнутри, а теперь вечными лампадками искрился в расширенных зрачках. Загробная торжественность отдалила от меня даже Таню. Заранее мертвая, она уже любила по-другому, издалека, точно присыпанная землей.

В этом ходячем кладбище единственно живой, эмоционально подвижной оставалась смертельно больная Маргарита Тихоновна. Я-то был уверен, что она более других будет подвержена состоянию восторженно-гибельного фанатизма. Наоборот, она стала мягче, душевней.

– Ты, Алексей, ребят не чурайся, – кротко пожурила меня Маргарита Тихоновна. – Ну какие они зомби? Выдумал тоже! – фыркнула она. – С чего ты решил, что они готовятся к смерти? Как раз напротив, они хотят начитаться впрок… – тут Маргарита Тихоновна вздохнула. – Разве можно насмотреться или наслушаться про запас? Плоть воспоминаний эфемерна. Они, слабые организмы, чтобы не погибнуть, обязаны присосаться к плотному телу. Книга Памяти – самый подходящий донор, мощный бесперебойный генератор счастливого прошлого, пережитого рая. Разве может угнаться за такой махиной слабая человеческая память? Ты же сам убедился!

– Маргарита Тихоновна, я не оспариваю достоинства этого феномена, но это же по сути мираж.

– Хорош мираж! – она засмеялась. – Лучше оригинала будет! Ты сколько раз читал Книгу? Четырежды? Вот… А ребята ее наизусть выучили! У тебя пока еще лишь твое собственное натуральное прошлое, а у них уже два, причем одно – по-настоящему прекрасное. За него и держатся. Только вот загвоздка: чтобы прошлое не поблекло, его нужно постоянно подпитывать, то есть перечитывать Книгу. Лишиться ее – значит потерять навсегда возможность погружаться в былое счастье, причем не просто вспоминать его, а проживать заново, без чувственных потерь. Это дорогого стоит. Ребята сейчас проходят своего рода психологический тест: готовы ли они умереть за Книгу…

Я набрался смелости:

– Маргарита Тихоновна, поймите меня правильно. Я буду предельно откровенен. Книга – это, конечно, очень важно, но я чувствую, что не готов идти до конца… То есть, мне кажется, что в крайнем случае я смогу и без Книги. Вполне вероятно, я ошибаюсь, даже наверняка ошибаюсь, но у меня нет времени, чтобы с собой определиться. Я от ответственности устал, я один побыть хочу…

Маргарита Тихоновна участливо помолчала. Я был рад, что она не удивилась и не обиделась. Следующим утром я передал Книгу на попечение Луцису со словами, что у меня небезопасно. Впрочем, широнинцам и не требовалось пояснений, мои просьбы выполнялись беспрекословно. Всей читальней перевезли Книгу домой к Луцису. Гордый оказанным доверием, он обещал беречь ее как зеницу ока.

За неделю одиночества я с отчаянием убедился, что возглавлять отряд смертников, именуемый широнинской читальней, у меня нет ни малейшего желания. Бросить же этих людей на произвол судьбы я тоже не мог. Что-то навсегда и прочно изменилось во мне, и предательские мысли о побеге с первых шагов попадали в медвежий капкан жгучего стыда. Так я, терзаясь жалостью, долгом и тревогой, тянул из чашки горклый кофе, плющил один за другим в пепельнице окурки, и медленная сентябрьская муха час за часом упрямо бодала стекло.