Макар Троичанин - Да пошли вы все!.. Повесть Страница 44

- А затем, объяснила ровным наставительным тоном, - что у подростка не должно быть личных денег, чтобы не спровоцировать на несанкционированные родителями траты. Что ей надо и можно, я знаю и приобрету сама. Наиболее актуальным для нас сейчас является приобретение приличного автомобиля. Кстати, - лицо Ивана Ильича вытянулось в ожидании какой-нибудь пакости, - ты не забыл, что обещал помочь левыми доходами, которые у тебя уходят неизвестно на что. - Так захотелось тычком заткнуть наглую пасть, аж руки зачесались. - Не забыл, что у тебя взрослая дочь, которая должна выглядеть как все приличные люди, не забыл…

- Да пошла ты… - вскипел неприличный отец и отключил мобильник, который ещё несколько раз включал гаишную сирену, а потом успокоился.

А Иван Ильич долго ещё не мог успокоиться, переживая тянущий, вяжущий шлейф прошлого супружеского терпения. Хорошенько попереживать помешал, однако, звонок в дверь. «Чёрт!» - выругался он. – «Одно к одному!» - и отпер дверь. За ней стояла смущённая Марья Ивановна и, конечно, с тарелкой, на которой лепились друг к другу большие пельмени.

- Здравствуйте, - улыбаясь, поздоровалась навязчивая соседка с улыбчивыми кроткими глазами. – Вот, - протянула тарелку, - попробуйте вареников с капустой.

Ивана Ильича даже передёрнуло, и он, еле сдерживаясь, ещё под впечатлением приятного телефонного разговора, сердито выговорил повышенным тоном:

- Марья Ивановна! Ну, зачем вы? Ну, не люблю я ни капусты, ни теста. И вообще: перестаньте меня пичкать! Что я – немощный какой? – как будто отругал.

Она неловко убрала тарелку к груди, густо покраснела и вот-вот готова была расплакаться.

- Ой, а я старалась, - еле выговорила дрожащими губами.

Он не хотел ни слышать ненужных поучений, ни принять ненужных забот.

- Да не пропадут, - лихо успокоил ни за что, ни про что обиженную соседку, - ребята смолотят – им, молодым, много надо. Спасибо, и больше ничего не приносите. Лучше расскажите, как работа, что с мужем.

Она низко наклонила голову и тихо сказала:

- Работа как работа. О муже ничего не слышно, - повернулась и ушла к себе, не взглянув на грубияна.

«Вот и хорошо», - проводил он её глазами с неприятным осадком на душе. – «Давно пора было прекратить это материнское опекунство».

Вместо законного диванного балдения пришлось вытряхиваться из квартиры и проветривать загаженные мозги. Дарька, естественно, не возражал. С передышками, в темпе брежневских пятилеток, дотелепали на трёх до улицы за кварталом. Там малыш вместо того, чтобы повернуть направо, к далёкой лесной аллее, повернул налево, в сторону ближней свалки. И даже ускорил инвалидный ход, иногда по забывчивости касаясь асфальта больной лапой, а Иван Ильич на двух здоровых еле успевал за ним. Хорошо, что свалка была недалеко, а то пришлось бы в задышке хвататься за левый      бок.

Среди мусорных куч движение замедлилось и началось тщательное обследование почтово-мочевых распечатанных бандеролей и ознакомление с оставленной корреспонденцией. Дарька делал это так обстоятельно, что хозяин затомился в бездельи и стал присматривать какой-нибудь внушительный курганчик, чтобы увековечить его своей внушительной фигурой, но не решился увековечивать и без того высокие кучи мусора. Наблюдая за Дарькиными изысканиями, он, интеллигент начитанный, вспомнил, что преступникам свойственно возвращаться на место преступления, но, чтобы туда возвращалась жертва, этого не помнил.

- Дарька, - увещевал он жертву, - бесполезно, ничего не вычитаешь, сослали без права переписки.

Глаза малыша стали тусклыми и грустными. Он был согласен на новую трёпку, лишь бы быть в стае. Вдруг он спохватился, наверное, уловил свежий след и побежал на четырёх в лес, а Иван Ильич на двух – следом. Тревога, однако, слава Курочкину, оказалась ложной. Попусту побегали-походили-понюхали-полизали среди кустов и редких деревьев, пока пёс окончательно не выдохся. Хозяин взял его на руки и понёс домой, успокаивая:

- Не расстраивайся, ещё не раз достанется с твоим характером.

Удручённый бесполезной прогулкой Дарька отказался от ужина и, лёжа в уединении на подстилке у стола, безучастно слушал чтение вслух занимательной книжки о правильном уходе за сородичами, для которых, как и для хозяев, самым правильным было бы оставить их в покое и не лезть в собачью жизнь с вредными человеческими привычками-командами. Иван Ильич никак не мог осилить первого параграфа о правильном кормлении, когда натуральный пёс не желал есть ни правильно, ни неправильно. Пришлось и самому за компанию ограничиться чаем. Дарька к тому времени опрокинулся набок. Можно и хозяину опрокинуться. Перед тем, как заснуть, успел удовлетворённо подумать: хорошо всё же быть одному, когда никому не обязан, и тебе никто не должен.

Глава 3

-1-

Институт бурлил реорганизационными слухами. Разрастаясь, они выплёскивались наружу, растекаясь по всему городу, по всем спальным районам, где тревожно спали, а то и нервно бдели встревоженные сотрудники. В спальнях, на кухнях и на междусобойчиках слухи обновлялись, дополнялись и возвращались в институт. Говорили, как о безусловном, об организации на базе ведущего института автономной академии с собственным бюджетом и, главное, персональными окладами. О значительном увеличении штата, о собственном издательстве и независимом научном совете по утверждению званий и, главное, о полной независимости от промышленности. Работать было некогда и не хотелось. На некоторых тайных микронаучных советах, собиравшихся в сортирах и на лестничных клетках, всерьёз обсуждались перспективы создания международной научно-производственной корпорации и даже межконтинентального научно-исследовательского силиконового, в пику известной долине, центра, надутая грудь которого будет питать всю электронную промышленность страны и отсталого зарубежья, а в качестве соска будет реорганизованная шарашка. Конечно, находились и скептики, вдувающие тухлую струю слухов в озонированную атмосферу оптимистического ожидания. Такие были согласны только на повышение зарплат и на образование лаборатории вместо КБ. Но все поголовно верили в лучшее, несмотря на то, что не дождались журавля ни после горбачёвской перестройки, ни после ельцинского анархического разгула, ни в результате новейших преобразований-реорганизаций, направленных вроде бы на благо народа, а оказывающихся в результате – на благо чиновничье-бюрократического класса.

У Ивана Ильича не было никаких слухов и приходилось пользоваться чужими, благо Жанна Александровна снабжала ими чуть ли не каждый час. Он даже попытался покорпеть над лазером, но постоянные отвлечения мешали сосредоточиться. К тому же беспрестанно точила тревога за Дарьку, который после свалки на свалке наотрез отказался приезжать на работу и, проводив хозяина до остановки, оставался сам по себе на целый день. Он бегал и на трёх и уже на четырёх, а в последние два дня вообще уходил из дому с самого ранья голодным, но регулярно возвращался к приходу хозяина. Обмениваясь дневными впечатлениями, они ужинали, причём пёс ел совсем мало и совсем неохотно, и создавалось впечатление, что он не голоден, а просто делает одолжение любимому хозяину. «Вполне возможно», - удручённо думал Иван Ильич, - «драный свободолюбивый зверь терпит меня в общей конуре только из уважения». Вероятно, он снова повадился на базар к таким же свободным лохматым и гладким друзьям и к брошенному случайному корму. Хозяину оставалось только переживать, представляя, как пса снова раздирают на части. Пока собачий бог миловал, и Дарька приходил целёхоньким, радуясь, наверное, что есть хорошая ночёвка, а, возможно, просто по привычке. Приходилось только терпеть, гнать страшные мысли и торопиться после работы домой как в любимую семью. Не выдержав, беспомощный хозяин позвонил знатоку.

- У тебя есть взрослые дети? – спросил Курочкин.

- Дочь, - со вздохом сообщил беспомощный и в родительской сфере отец.

- И как вы с ней? – допытывался консультант почему-то не по делу.

- Да никак, - сознался Иван Ильич. – Терпим друг друга, и каждый живёт по-своему. Стараюсь не мешать.

- И правильно делаешь, - одобрил Пётр Алексеевич. – Так же поступай и с Дарькой. Только дураки думают, что собака есть собака, как они по глупости выражаются, мол, все собаки одинаковы. На самом деле они очень и очень разные, с разными характерами, как дети. Переборщишь со строгостями – навредишь, вырастет злобный пёс, выполняющий команды из боязни до поры до времени. Отпустишь на волю – получишь неуправляемого зверя, который любую команду воспринимает как насилие. У таких бродяжничество – вторая натура, с ней сложно бороться. И только постоянное общение, долгие задушевные разговоры – да, да, разговоры! – и ненавязчивое обучение принесут плоды. Ты принял его в семью как приёмного ребёнка, если я не ошибся в определении, старайся научить хорошему поведению, а не вдолбить силой, задавливая волю. У вас получится, он тебя любит, любит не за корм и ночлег, а за… чёрт его знает за что! Ты ему просто нравишься, иначе бы ушёл. И он тебе нравится, иначе бы выгнал. Сам бог вам велел найти друг друга, так что притирайтесь. А поскольку ты – человек разумный, то и инициатива должна исходить от тебя. – Он немного помолчал и добавил: - С дочкой – то же самое. Бывай.