Борис Фальков - Тарантелла Страница 44

— Вы правы, я почти всё это слышала… кажется, ещё в школе.

Лукавство было уж очень откровенным, её и саму оно покоробилo, ведь она отлично помнила — где и когда слышала: пару часов назад на площади, от самой себя. Но продолжила без заметной паузы:

— И всегда себя спрашивала: как же это, когда же это меня успели сотворить, когда по воскресеньям папочка выходной и складывает ручки? А по другим дням, от понедельника… до субботы, у него и без меня работы завались, всё расписано до мелочей.

Она поочерёдно разогнула предварительно загнутые пальцы, всегда находящийся под рукой календарь недели, состроила из них веер и помахала им. Одному дню пальца не хватило, и она присоединила к правой руке большой палец левой, к сожалению, прервав отлично начатое движение. Ничего страшного, и за такой не доведенной до конца операцией Адамо проследил достаточно внимательно, на что она и рассчитывала. Пальцы у неё красивые, вылепленные честно, она это хорошо знала.

— Это вам, бездельник, следует внимательно глянуть в подлинную Библию: там про привычки работящих папочек — всё точно выписано. Весь их календарь, подстроенный под эти привычки задним числом. Подтвердите это, padre! О… А где же он?

Она, наконец, повернула голову направо: позиция у правого угла конторки была пуста. Скосив глаза, она смогла глянуть и дальше, через плечо, но и холл был совершенно пуст, а входная дверь плотно прикрыта. Священник исполнил свою угрозу, исчез, просто испарился, будто он и был сделан не из твёрдого материала — из пара. И духу от него не осталось, словно он был не тело из мяса и костей, в которое вдули жизнь, а весь — дух. Дела призвали его, так он сам заявлял, на привычное поприще. Упырь отправился на своё место, в область своей тьмы: в свой гроб, и вряд ли уже сюда вернётся. Но от нас ему не уйти, мы сами к нему вернёмся, когда пожелаем. Может, там, во тьме своей спальни, выдавленный отсюда вурдалак собирается обдумать своё сегодняшнее поведение, да и всё своё прошлое, и переписать свою предысторию так, чтобы его больше не изгоняли из общества людей. Как это уже давно делают его более цивилизованные коллеги. Может, потому он так и поспешил к себе в спальню, что его прошлому следует поторопиться, подстраиваясь к уже определившемуся настоящему: чтобы не упустить своё место в будущем уже сейчас.

А она сейчас приняла прежнюю позу, лицом к лицу с Адамо, теперь — наедине с ним. А он сейчас же скопировал перемены её поз без видимых расхождений, только в зеркальном, обратном порядке: справа налево. И тоже оказался лицом к лицу с нею. Что ж, это занудное трио давно уже осточертело всем, и вообще оно — ничем не обоснованное излишество: всё это можно было исполнять и дуэтом, то же — но более концентрированно. Ну и, конечно, намного интимней, выразительней.

— Но… — продолжила она с новым облегчением, и с удивившей её саму энергией, — как тут не возникнуть и подозрениям в адрес бедной мамочки, и не у меня одной! Потому папочка и её частенько лупил.

— Подумаешь, какая тяжёлая работа… — опустил он глаза, наверное, под давлением этой энергии. — Папочка её так, походя, между прочим. Зубы воскресным утречком почистил и рот прополоскал. А между этим вас заделал. Вы и не заметили… с мамочкой. Через четыре месяца только и спохватились, как водится.

— Вот, вот ваш подход — и ко мне, и ко всей человеческой истории! Либо зубоскальство, либо идиотские аллегории, заезженные притчи. Чёрт возьми, вы же всё-таки современный человек, какой-никакой медик. Вы-то должны знать, что все существа, даже растительные, появляются в этот мир женщинами. Даже школьники знают, что наш мир по существу — женщина, и только благодаря позднейшим искажениям часть его превращается в мужчин. Искажениям, вам понятен смысл этого слова? Поменьше читайте ваши книжки. Можно подумать, мы действительно находимся вне истории, до всякой истории, в раю, а вы в нём полный хозяин: вроде, достаточно вам пожелать — так оно сейчас и сделается. Плохой вы хозяин, что-то рай у вас сильно пересушен, кажется, тот очевидцы описывают иным. Но как же иначе, если вы всю его многообразную историю, всё его прошлое и настоящее, и значит — всё мировое время усушиваете до мумифицированного сейчас! Здесь, где вы сейчас прилипли к стулу, и есть ваш рай. Что ж, наслаждайтесь им… и вашей книжкой. Теперь я точно знаю, что у вас за книга. Это оттуда дурацкая манера поучать свысока абстрактными притчами. И привычка беззастенчиво развлекаться за чужой счёт: за счёт слабого человеческого детёныша, зависимого от любого самозванца, назвавшего себя папочкой.

— Да не та это книга, не та! Но и в той нет никаких притч, вам неверно докладывали… в вашей школе! Не из американских ли фильмов ваши сведения? Ну конечно, оттуда же и представления о мире как одинокой суке с большими титьками и прочими необходимостями, но совершенно не нуждающейся в партнёре для… того, чтобы успешно забрюхатеть. Но, честно говоря, мне нет дела, откуда ваши представления. Мне так же всё равно, что вас сюда привело. Я даже допускаю, что вы говорите правду. Но очень уж заносчиво вы сюда явились, милая деточка. Всё-то вы брыкались, как лошадка весной, сходящая с ума от её и собственной девственности. Вот была картинка! Ну и… я просто захотел дать вам урок. Вы правы, отеческий. Хотя, вон, даже вашему папочке при всех его стараниях не удалось… исказить вас настолько, чтобы превратить в мирного жеребёночка. Развлечься? Согласен и тут: пусть будет просто развлечься, не вижу и в этом ничего худого.

— Потанцевать со мной, — фыркнула она. — Повеселиться маленько.

— А что? — пожал он плечами. — У нас тут действительно скучно, особенно в майскую жару. А вы… крошка, вы просто подарок скучающему человеку. Я только увидел вас, такую, прищур и всё такое, так сразу и сказал себе: погоди, доченька, ты у меня попляшешь. Очки, милая, надо носить, если у тебя близорукость, а ты при этом хочешь ладить с людьми.

— И тут же решили собрать побольше этих людей на устроенную вами пляску. А поскольку некоторые из них всё же заняты на полезных работах, вы подстроили забастовку, так?

— Далась вам эта забастовка… Я же сказал: почту закрыли навсегда. Да и не закрыли бы — что вам-то с того? Если сегодня всё равно воскресенье.

— Какое такое воскресенье! Что вы мелете…

— Обыкновенное. Скажете, и его вам подстроил я?

ДЕВЯТАЯ ПОЗИЦИЯ

— Воскресенье! — выкрикнула ошеломлённая она. — Не может быть! Я же смотрела календарь перед выездом, всё себе расписала…

— Даже вы не станете утверждать, что его подсунул я.

Она снова аккуратно, но теперь загибая пальцы, подсчитала.

— Не понимаю, как это могло… Неужели были вырваны страницы? Но это значит, что день рождения у меня сегодня!

— Поздравляю, — засмеялся он. — И сколько вам стукнуло?

— Не ваше дело.

Она свела брови, и это усилие выдавило на глазные яблоки немного жидкости. Гневное выражение устоялось в них, и на всём лице, как маска. Гнев сквозь слёзы — это было и внутренним ощущением, залегающим под маской, под её спудом. В точности соответствующим, тождественным наружному его выражению ощущением.

— Скажу я вам, не цените вы своего счастья: времени не замечаете, даже календарь правильно прочесть — и то не научились, к чему? О таком счастье только мечтать, а вы всё жалуетесь на него… Ну, теперь-то вы поняли, кто создаёт все ваши обстоятельства? Эх, за такие уроки надо брать большие деньги, а тут — хоть бы спасибо тебе сказали… Чем попусту биться лбом об стенку, вашему скупому льву-папочке нужно было раскошелиться и нанять меня. Уйти после плодотворного воскресенья в отставку, а меня назначить папочкой. Как я понимаю, всё равно у него других детёнышей после вас не было.

— Спасибо за бесплатный урок, дорогой вице-папочка, — с угрозой прошипела она. — Но мне уже все подарки осточертели. Поверьте, именно такие я получала регулярно и дома, пока не стала совершеннолетней. Лев? Нет, врывался с рассветом в мою спальню почти голый, как… ваше двуногое без перьев, как петух! И кукарекал: всучал мне свои поучения. А теперь вы суёте мне те же замызганные дары, как школьнице, несмотря на то, что я давно не девочка. Я вышла из возраста, когда нуждаются в уроках, лет двадцать назад. Допустим, я виновата сама, всех провоцирую, вашими словами — мотивирую своей мордашкой. Но, повторяю, я давно не девочка, какой-никакой опыт имеется и у меня. И он не противоречит всему человеческому опыту. Взять хоть вас, папочек-самозванцев… С вашими книгами. Самому народу той книги вы поперёк горла стали. И народ создал против вас закон: соответственно ему тот народ отныне составляют только те, кто произошёл от женщин, матерей народа. А отцов… на них на всех плевать, хоть бы их вообще не было, с растёртыми они в кашу вашими ятрами или нет!

— Ну, это не совсем так. Сказано: у кого раздавлены ятра — не может войти в общество. Надо понимать, у кого они не раздавлены…