Галина Щербакова - Анатомия развода Страница 44

Позвонила в гневе Дашка:

– Этот идиот все-таки бросил институт. Приезжай, я с ним не справляюсь.

Нина тут же примчалась. Митя чинил магнитофон, Дашки не было.

– Ей предложили «саламандру», - сказал он. И Нина подумала: она, ненормальная, мчится по первому зову, а ее дочь не может остановить никакое ЧП, если где-то возникают импортные тряпки. Потом оказалось - ей повезло, что Дашки не было, потому что она первый раз как следует разглядела Митю.

– Я его терпеть ненавижу, - сказал он об институте. И эта безграмотная фраза убедила Нину больше всего. Собственно, можно было дальше ничего и не говорить, но Митя приготовился к длинному мучительному разговору:

– Я дурак. Я кретин. Я не думал, значит. Хотите - верьте, хотите - нет. Не думал об этом по-настоящему. Геологический так геологический. С маминой подачи, значит… Понял: мерить землю не люблю. Оказывается, можно и не мерить. Успокоился, значит… Пришел на практику в НИИ. Озверел от тоски… Не мое это, не мое!

– А что твое - знаешь?

– Нет! Нет! Пойду в армию. Буду думать. У меня так… Я не думал, не думал, значит, а потом меня как включили…

– А Дашка? Она без тебя с ума сойдет.

Митя посмотрел на Нину так, что она растерялась. Не с осуждением, не с пониманием, не с раздражением. Он посмотрел так, что она сообразила: то, что с ним происходит, важнее Дашки. И вообще неизвестно, понадобится ли ему Дашка в его процессе думания. Мальчик выпростался поздновато, резковато, но ведь лучше так, чем никак. Он что-то про себя понял, так куда ж теперь от этого денешься? И ей, Нине, не Митю спасать надо, а дочь, которая кричит, возмущается, которой предпочтительней Митя прежний. Она, дурочка, за туфлями побежала, а ей бы настроиться на Митино состояние, понять его… Понять, что в нем произошло перерождение, что он пойдет своей дорогой… И любовь их сейчас на ниточке, стоит одному неосторожно дернуть.

Надо объяснить Дашке: любовь изнашивается с изнанки во всех случаях. И сейчас у них с Митей кризис. Они еще обнимаются и целуются, и веруют в свою вечную любовь, но Митя стал другим. И с этим другим надо Дарье знакомиться, да и ему, другому, тоже предстоит выяснить, та ли у него подруга, что готова терпеть его сомнения, его желание жить собственным умом.

– Не исключено, значит, - сказал Митя, - что после армии будет пединститут. Мне нравится ваша профессия.

– Да? - удивилась Нина.

– Да! - упрямо повторил Митя. - Я понял, значит… я из тех людей, которые, напоровшись на что-то, оставляют после себя вешки. Я напоролся… на наше бестолковое образование, в котором все вразброд. Школа - сумасшедший дом с моноидеями. Сначала всех посылали учиться в институт. Сейчас всех - на производство. Короче, чтоб все, как один, значит, делали что-нибудь одно… Знаете, у меня есть идея - помочь каждому стать тем, кем он должен стать… Помочь состояться. Если человеку нужно всего два класса образования, чтоб он был полон и счастлив, не надо тащить его дальше, значит.

– Ну, ну, ну, - засмеялась Нина. - Два все-таки маловато…

– Вы все знаете про каждого? - спросил Митя. - Ничего вы не знаете. А надо знать! Знать! Вот Дашке повезло, у нее был учитель литературы.

– Да что ты, Митя! - замахала руками Нина. - Это совсем не то…

– А мне понравилось, - сказал Митя. - Не ординарно. Я хожу к нему на уроки. Я не все принимаю, но мне хочется с ним, значит, спорить. Я хотел и к вам попроситься… Все-таки интересно, что вы говорите людям, значит, когда они поставлены в необходимость вас слушать?

Нина растерялась.

Она, оказывается, не готова была к ответу.

Ни Нина, ни Куня не знали, что однажды Дашка встретилась с Аленой на Тверском бульваре.

– Ты по какому это праву вмешиваешься в чужую жизнь? - спросила она.

– Без права, - засмеялась Алена.

Дарья распалилась и договорилась до того, что выселит Алену из Москвы, ей это ничего не стоит.

– Эх ты, дурочка с переулочка! - пуще смеялась Алена.

Дарья от злости чуть не замахнулась на нее. Но то ли Алена повернулась боком, то ли ветер помог, только Дашка увидела Аленин живот. Так и застыла с поднятой сумочкой.

– От ребенка скрывали, - засмеялась Алена. - Берегли целомудрие…

– Ну ты даешь! - хрипло сказала Дашка. - От кого?

– От голубя, милка, от голубя, - и как знать, куда пошел бы разговор дальше, не остановись рядом с ними группа африканцев. Гид демонстрировал им новый MX AT.

Африканец со светло-матовыми, как яичная скорлупа, ладонями, снял с плеча фотоаппарат и, повернувшись к Дашке и Алене, процокал им что-то на своем языке.

– О'кей, - догадалась Алена и, картинно выставив пузо, склонила голову к Дашке.

Африканец просто зашелся от восторга. Такие «рашен» девушки, и защелкал аппаратом.

– Снимай, родной, снимай, - смеялась Алена, - снимай беременную Русь. Не все ж вам!

Когда расходились, Дашка сказала:

– Ты если что…

– Позвоню, - ответила Алена. - Митьке привет. И не носи его в зубах…

Дарья тут же ушла: советов и пожеланий от Алены не надо. А вот выдать матери и Куне за то, что молчали, - это непременно. А может, и Митька знал? Ну тогда она им всем!

Как-то утром, убегая, свекровь спросила:

– Надеюсь, ты вечером дома? Обещал прийти Евгений.

– Нашелся-таки, - ответила Нина.

– Он не пропадал. Он был в командировке! - В ее голосе Нина почувствовала удовлетворение: невестка попалась на слове «нашелся». Значит, думала о нем, ждала, потом потеряла… Свекровь молила бога о примирении, но понимала, что не должна этого показывать. Она видела, Нина - «размораживается», но боялась это ускорять. Тут если уж сорвется дело, то навсегда. Осторожненько надо, это что операция на сердце. А ее дорогой сынок - дровосек, а не ювелир. Он всегда женщин брал с ходу, с лета, он ни за одной больше двух дней не ухаживал. Тут же надо первую жену вернуть, а это дело непростое. Нину спугнуть ничего не стоит…

Убежденная в своей хитромудрости, свекровь убежала. А Нина осталась наедине со своими мыслями: «Она старается на меня не давить, чтоб я сама, добровольно вернулась в старую конуру. А я ведь уже стою перед ней, мне осталось только хвостом вильнуть и юркнуть».

Что в ней поднялось? Гнев ли, злость, гордость? Та девчонка, которая выдавливала из себя по капле раба? Или та сильная баба, что умела ломать, потому что была уверена - построит? Или та, что точно знала, чего хочет? «Вразуми меня, господи, - шептала Нина, - что истина? Любовь или полное от нее освобождение? Желание докопаться до сути или принятие мира на веру? Быть гордой или не быть? Зачем все это со мной было? Чтобы я что-то поняла? Но что? Что я поняла за свои пятьдесят лет? Что ничего не знаю, что ничего не понимаю?..»

А вечером пришел Евгений и положил на стол красивый пуховый платок.

– Можешь протянуть через колечко, - сказал он. Нина пододвинула платок свекрови.

– Это тебе! - почему-то испугался Евгений. - Тебе, тебе!

– Я ему посоветовала привезти тебе платок, - победоносно сказала свекровь, - ты все время зябнешь.

Потом они пили чан, и Нине было уютно в платке, тепло и покойно. Женька гордился собой - не так было просто достать настоящий оренбургский пуховый платок, свекровь трижды костяшками пальцев постучала снизу стола. Со стороны - приличная, интеллигентная семья.

Правда, когда Женька затоптался в коридоре, Нина излишне торопливо вложила ему в руки шапку и зазвенела ключами.

– Дорогой ведь платок, - сказала она, когда он уже переступил порог, - мне даже неудобно…

– Дорогой! - подтвердил Женька. - Но тем приятней дарить.

«Это в нем всегда было, - подумала Нина, закрывая дверь. - Дарить дорогое… Он не жмот…» А вот Дашка завела тетрадь расходов. Считает трамвайные копейки. Чья ты, дочь моя?»

Алена родила сына 1 мая. Нина и Куня с ног сбились в поисках подарка. Пришли в роддом с раздутыми сумками, написали длинное письмо, спросили, как сына звать-величать.

Алена ответила большими каракулями: «Иван, международный сын».

Нина тут же позвонила Дашке:

– Забираем Алену. У нее Ванечка.

– Ишь ты! - засмеялась Дашка. - А ты тут при чем? Дождись своих! Ладно, поздравь и от нас…

Чтоб все было по-людски, взяли с собой Евгения.

Упакованного Ванечку вручили Евгению, но Куня вырвала этот маленький кулек из его рук и прижала к груди, как родного внука.

Алена, Нина и Куня с Ванечкой на руках сели сзади. Женька впереди.

– С внуком можно поздравить? - спросил шофер.

– Ага! - засмеялся Евгений и подмигнул Нине. Сладострастно вдыхала весенний воздух Алена. Чужая? Своя? Насвистывал модную мелодию седеющий мужчина. Муж? Отец? Куня нежно прижимала ребенка, и было ясно - не отдаст. Никому и никогда.

Они переехали бульвар, по которому бежала группа физкультурников.

– Эй, бабушка! - закричала Алена и хотела открыть окно, но Куня посмотрела на нее так, что Алена тут же осеклась: «Не буду, не буду».