Умберто Эко - Пражское кладбище Страница 45

— И все же, — говорил Далла Пиккола, — если вам занадобится связаться с масонами, скажите. Я брат в одной парижской ложе и неплохо изучил их среду.

— Вы, аббат? — переспросил я. Тот усмехнулся:

— Знали бы вы, сколько масонов среди аббатов… Тем временем меня обещали познакомить с кавалером Гужено де Муссо. Ему было под семьдесят, духом он уже слабел, несколько идей всецело заполняли его мозг. Он все доказывал существование дьявола, волшебства, колдунов, спиритистов, месмеристов, евреев, а также иереев-идолопоклонников и даже «электриков», провозглашающих какой-то там электрический жизненный принцип. Речи его лились потоками. Начинал он с самого начала. Мне были исчерпывающе поведаны истории Моисея, фарисеев, рассказано о Верховном Синедрионе, о Талмуде. По ходу дела Гужено подливал мне отменный коньяк, в промежутках всякий раз удерживая бутылку на столике у себя под рукой, так что я все терпел и слушал.

Меня оповестили, что процент позорных женщин в еврействе выше, чем у христиан (что, это разве новость, спросил я себя, читали же Евангелие, там Иисус, куда ни ткнется, встречается с блудницами?). Потом разговор перепал в другую тему — что талмудическое учение вообще не допускает существования ближнего, не говорит о долге каждого перед ближними его, чем и объясняется и в некотором роде оправдывается бесчувственность евреев, разоряющих семьи, обесчещивающих дев, умаривающих голодом вдов и стариков, чью кровь эти ростовщики всю уже высосали. Как и число проституток, число преступников в иудейской нации превосходит то, что у христиан. — Да вы знаете, что из двенадцати судебных процессов по кражам в Лейпцигском суде одиннадцать подсудимых — евреи? — вскрикивал Гужено и добавлял с ехидной ухмылкой: — И на Голгофе у них набралось два вора на одного честного человека.

Вообще же преступления евреев самые извращенные, утверждал Гужено: мошенничества, подделки, ростовщичество, злостное банкротство, контрабанда, производство фальшивых денег, взяточничество, растраты. Право, позвольте не продолжать.

После часового выкладывания подробностей по части ростовщичества наконец он доехал до самых пикантных вопросов: детоубийства и каннибализма, после чего, наоборот, будто желая добавить к этим потаенным злодеяниям нечто совершаемое при свете дня, на виду у всех, перешел к откровенному финансовому еврейскому вредительству, которому потворствуют французские власти, неспособные противиться евреям и покарать евреев.

Самое же интересное (хотя будет трудно это использовать) началось, когда Муссо заговорил, да так пылко, будто сам был как раз евреем, об интеллектуальном превосходстве евреев над христианами. Он опирался именно на те утверждения Дизраэли, которыми меня уже потчевал Туссенель. Так что я убедился, что социалисты, фурьеристы и католики-монархисты одинаково подходят к еврейскому вопросу. В частности, Муссо восставал против расхожей догмы о рахитичном, чахлом еврее. Правда, конечно, что у их нации ни телесные упражнения, ни военная наука не в чести (в сравнении, например, с древними греками! Сколько внимания уделяли те физическому упражнению!). И правда, что иудеи тщедушны и слабоваты телом. И тем не менее они умудряются прожить дольше нашего и отличаются немыслимой плодовитостью, вследствие, надо полагать, своего безудержного полового аппетита. Евреи неуязвимы для многих заболеваний, не щадящих прочее человечество. Поэтому они опасные захватчики остального мира.

— Ну вот пусть мне объяснят, — не унимался Гужено, — отчего евреев не разили холерные поветрия, хоть они жили в самых болезнетворных, самых пагубно перенаселенных частях больших городов. В чуму 1346 года, как подметил один историк того времени, евреи не болели ни в одной стране.

Фраскатор пишет, что только евреев не заражало тифом в 1505 году. Денье рассказывает, что евреи уцелели в эпидемию дизентерии в Неймегене в 1736 году. Ваврух выявил, что глисты не заводятся у еврейского населения в Германии.

Что вы скажете? Как это может быть у самого грязного племени в Европе, вырождающегося к тому же, ибо у них одни родственные браки? Это ведь против натуральных законов. Может, дело в диете, принципы которой остаются непостижимы для нас? Может, дело в обрезании? Какая тайна дает им силу, превосходящую нашу силу, даже тогда, когда они кажутся такими слабыми? Столь коварный, столь могущественный враг подлежит уничтожению любыми средствами, говорю я вам. Понимаете ли вы, что в день возврата на землю обетованную их всего-то было шестьсот тысяч мужчин, то есть с семьями (считаем каждую семью по четыре) два миллиона с половиной! А во времена Соломона у них насчитывалось уже миллион и триста тысяч бойцов. То есть не менее пяти миллионов душ. Удвоились! Ну а сегодня? Пересчитать их трудно. Рассеялись ведь по континентам. Но при самых осмотрительных подсчетах мы получаем около десяти миллионов. Размножаются! Размножаются!

Казалось, он выдыхается от криков. Я поспешил поднести ему его коньяк. Но он перевел дух, опамятовался, продолжил речь. Под лекцию о мессианизме и каббале (с подробным пересказом его же собственных книг о магии и сатанизме) я впал уже в блаженный ступор и чудом оказался в состоянии встать, поблагодарить и откланяться.

Ну уж дудки, приговаривал я, не дождутся они, чтобы я все эти сведения всерьез затолкал в докладную записку для Лагранжа; за них, поди, меня самого затолкают в каталажку. В замок Иф, в честь любимого Дюма. Каюсь, я воспринял сочинения де Муссо без приличествующего почтения. И напрасно, потому что впоследствии этот его опус «Еврей, иудаизм и иудаизация христианских народов», напечатанный в 1869 году, шестьсот страниц мелким шрифтом, сподобился благословения Пия Девятого и пользовался значительным успехом у читающей публики. Но у меня как раз таки и было вот это ощущение, что со всех сторон созревают и печатаются антиеврейские книжата и книжищи, в силу чего мне следовало действовать очень осмотрительно. В моем «Пражском кладбище» раввины должны были изречь нечто легко запоминаемое, для народа понятное и в некотором смысле новое… ну, поновее ритуального убийства христианских младенцев, о котором твердят вот уж сколько веков и в которое верят не больше, чем в ведьм. А кто верит, пусть не пускает своих детей играть около гетто. Поэтому я снова стал расписывать ужасы той лихой ночи. Первым говорит тринадцатый голос:

— Отцы наши завещали избранным сынам Израилевым собираться раз в столетие у надгробия святого раввина Симеона-Бен-Иегуды. Восемнадцать столетий назад крест похитил у нас могущество, обетованное Авраамом. Попираемый, уничижаемый врагами, вечно под страхом смерти, под страхом поругания, народ Израиля уцелел. Он разринулся, да, по лику всей земли. Это значит, что земля должна принадлежать нам. Она судилась нам со времен Аарона. Наш удел со времен Аарона — золотой телец.

— Да, — сказал на это рабби Иссахар, — когда мы станем единственными хозяевами золота всей земли, истинная сила соберется в единый кулак.

— Это десятый раз, — снова грянул главный голос, — после тысячи лет неутихающей и рьяной борьбы против наших врагов мы сходимся у гроба нашего раввина СимеонаБен-Иегуды, мы, избранные всех колен народа Израилева. Но ни в одном предшествовавшем веке наши пращуры не накопили в своем владении столько золота, а следовательно, столько силы. В Париже, в Лондоне, в Вене, в Берлине, в Амстердаме, в Гамбурге, в Риме, в Неаполе и у всех Ротшильдов! Израилиты ныне — хозяева финансового положения. Говори ты, реб Рувим, ты знаешь парижскую ситуацию.

— Все императоры, цари и правящие властелины, — говорил реб Рувим, — отягощены долгами, они должают нам за содержание своих армий, за поддержание своих колеблющихся тронов. Так продолжимте опутывать их. Облегчимте им условия займов. Наша цель — получить контроль над залогами: их железными путями, их копями, их лесами, их крупнейшими кузнями и мануфактурами, над прочими недвижимостями. Над налоговыми управлениями, наконец!

— Не забудемте о земледелии, ведь оно всегда останется величайшим богатством каждой страны, — вмешался реб Симеон из Рима. — На обширную земельную собственность мы формально не притязаем, но если мы убедим правительства дробить крупные латифундии, приобретать их по кускам станет легко.

Потом реб Иуда из Амстердама:

— Однако многие из братьев наших во Израиле выкрещиваются…

— Что за беда! — отвечал тринадцатый. — Выкресты полезны. Хотя телом они и охристианиваются, духом и душой остаются верны Израилю. Пройдет сто лет, не будет больше сынов Израиля, желающих стать христианами: напротив, христиане запросятся переходить в нашу святую веру. Израиль брезгливо отвергнет их.

— Однако прежде всего, — вставил реб Левий, — да не забудем, что христианская церковь наш наипервый и наиопаснейший враг. Станемте насаждать в среде христиан идеи свободомыслия, скептицизма. Разлагать нравственность священнослужителей.