Ник Хорнби - Мой мальчик Страница 45

— Так будет всякий раз, когда ты с кем-то знакомишься? Мне нужно будет встречаться с ними в баре, и это при том, что я даже тебя почти не знаю, не говоря уж о них?

— О, нет. Ну уж точно не каждый раз. Я избавлю тебя от случайных знакомых.

— Спасибо.

Рейчел все не появлялась. Она опаздывала уже на пятнадцать минут. После странного и беспредметного разговора о рубашках Джона Мэйджора (завела его Фиона, а не он) и нескольких затянувшихся пауз, Рейчел опаздывала уже на тридцать минут.

— А она существует?

— Да, она определенно существует.

— Хорошо.

— Пойду позвоню ей. — Он пошел к автомату. Набрав номер, услышал автоответчик, подождал, не зазвучит ли в трубке ее голос, и вернулся к столу, не оставив сообщения. Он решил, что единственной причиной, которую он сочтет уважительной, может быть лишь внезапная встреча Али с огромным грузовиком… Если только она с самого начала не собиралась бросить его одного. Внезапно он с пугающей ясностью осознал, что его подставили: когда Рейчел сказала, что у него и у самого все получится, если ему показать, как это делается, именно это она и имела в виду. Уилл и желал бы ее ненавидеть, да не мог; вместо этого он почувствовал нарастающую панику.

После еще одной затянувшейся паузы Фиона заплакала. Ее глаза наполнились слезами, они заструились по щекам, закапали на свитер, а она просто сидела, как ребенок, не замечающий, что у него течет из носа. Некоторое время Уилл просто пытался не обращать внимания, думая, что все пройдет, но в глубине души понимал, что игнорировать ее — это не дело, если он еще хоть чего-то стоит.

— Что случилось? — Он попытался сказать это так, будто осознавал всю серьезность вопроса, но вышло все наоборот: серьезность прозвучала как раздражение, по крайней мере, так ему показалось, а в конце фразы так и просилось "на этот раз".

— Ничего.

— Но ведь это не так, правда? — Еще не поздно. Если в эту секунду вбежит, рассыпаясь в извинениях, запыхавшаяся Рейчел, он сможет встать, представить их друг другу, объяснить Рейчел, что Фиона как раз собиралась рассказать, в чем заключается корень всех ее бед, и откланяться. Он с надеждой посмотрел на дверь и, как по волшебству, она открылась: в бар вошли два парня в футболках "Манчестер Юнайтед".

— Правда. Ничего не случилось. Ничего конкретного. Просто у меня такое настроение.

— Экзистенциальный страх?

— Да. Вот именно.

Он не понял ее тона. Он использовал этот термин, чтобы показать, что такой страх ему знаком (на случай, если Фиона считает его тупым), но быстро понял, что, если он тебе знаком, как раз в подобных обстоятельствах ты и не станешь его ни за что употреблять; это прозвучало бессердечно, фальшиво и поверхностно. Он не создан для разговоров об экзистенциальном страхе. Это не для него. И что в этом такого? Стыдиться уж точно не следует. Кожаные штаны — тоже не для него. (Он как-то раз примерил такие для смеха в магазине "Время кожи" и выглядел в них, как… Не важно.) Зеленый цвет — не его. Антикварная мебель — тоже. И депрессивные, либерально-хипповые женщины — тоже не для него. Подумаешь! Это еще не означает, что он плохой человек.

— Не знаю, есть ли смысл обсуждать это с тобой, — заметила она.

— Нет, — сказал он с гораздо большим энтузиазмом, чем следовало. — Я понимаю, о чем ты. Может быть, нам тогда закончить на этом и пойти? Думаю, Рейчел не появится.

Фиона грустно улыбнулась и покачала головой.

— Мог бы хоть для приличия не согласиться со мной.

— А нужно?

— Наверно, мне нужно с кем-то поговорить, а ты здесь единственный, с кем я могла бы это сделать.

— Просто я здесь единственный, кого ты знаешь, но для такого разговора я абсолютно не гожусь. Даже если сейчас, не глядя, кинуть кусок лимона, то наверняка попадешь в кого-нибудь, кто подходит для этого гораздо лучше. Конечно, если не целиться в парня, который бубнит себе под нос вон за тем столиком.

Она засмеялась. Может быть, шутка про лимон сработала. И потом она будет вспоминать эти секунды как поворотный момент своей жизни. Но тут она покачала головой и сказала: "О, черт…" — и снова начала плакать; он понял, что переоценил силу своей мимоходом брошенной остроты.

— Может, пойдем где-нибудь перекусим? — предложил он устало. Уилл понял, что ему предстоит долгий вечер.

Они пошли в "Пиццу Экспресс" на Аппер-стрит. Он не бывал там с тех пор, как последний раз обедал с Джессикой, бывшей подружкой, которая была полна решимости сделать его настолько же несчастным, невыспавшимся, отставшим от жизни и обремененным семьей, какой сама она стала сейчас. Это было давным-давно, до истории с ассоциацией "ОРДА", Маркуса, Сьюзи, Фионы, Рейчел и всего остального. Тогда он был идиотом, но, по крайней мере, идиотом с убеждениями, с системой ценностей; теперь он был на пару сотен лет старше, с коэффициентом интеллекта на пару баллов выше и без каких бы то ни было жизненных ориентиров. Уж лучше быть идиотом. В прежней его жизни ничьи проблемы Уилла не касались, а теперь его касались проблемы всех и каждого, и он не знал решения ни одной из них. Так что же тогда приобрел от этого он сам и окружающие его люди?

Они молча изучали меню.

— Вообще-то, я не очень голодна, — сообщила Фиона.

— Пожалуйста, поешь, — сказал Уилл, слишком быстро и напористо, так что Фиона улыбнулась.

— Думаешь, пицца поможет? — спросила она.

— Да. Венецианская. Заказав ее, ты внесешь свой вклад в предотвращение затопления Венеции, и тебе станет легче.

— Ладно. Если только с дополнительной порцией грибов.

— Вот это другое дело.

Подошла официантка, чтобы принять заказ; Уилл взял пива, бутылку красного вина и себе пиццу "Времена года" с дополнительными порциями всего, что только есть, включая кедровые орешки. Если повезет, он сможет таким образом спровоцировать у себя сердечный приступ или внезапно обнаружить, что у него смертельная аллергия на что-нибудь.

— Извини меня, — сказала Фиона.

— За что?

— За то, что я так себя веду. И за то, что я так веду себя с тобой.

— Я привык, что женщины так ведут себя со мной. Я так провожу почти каждый вечер.

Фиона вежливо улыбнулась, но внезапно Уиллу стало противно от самого себя. Он хотел вывести их разговор в нужное русло, но у него не получалось, да и не могло получиться, пока он оставался в собственной шкуре, со своим образом мыслей и манерой выражаться. Ему казалось, что он вот-вот скажет что-то правильное, серьезное и важное, но потом он сдавался и думал: "Да черт с ним, скажу лучше что-нибудь дурацкое".

— Это мне нужно извиниться, — заметил он. — Я хочу помочь, но знаю, что у меня не выйдет. Я не могу предложить никакого решения проблемы.

— Значит, так думают мужчины?

— Как?

— Что, если не можешь предложить решение, не можешь сказать: "А я тут как раз знаю одного парня с Эссекс-роуд, который может все устроить", — то не надо и суетиться.

Уилл поерзал на стуле и ничего не ответил. Именно так он и думал; вообще-то, он уже полвечера пытался вспомнить имя этого парня с Эссекс-роуд, фигурально выражаясь.

— Я нуждаюсь не в этом. Я знаю, что ты ничего не можешь поделать. У меня депрессия. Это болезнь. Началась она ни с того, ни с сего. По правде, это не так, потому что в жизни произошло много такого, что способствовало ее возникновению…

Так начался их разговор. Это было гораздо проще, чем Уилл мог предположить: всего-то и нужно было, что слушать и задавать вопросы по существу. Он делал это и прежде, множество раз, разговаривая с Энджи, Сьюзи и Рейчел, но тогда у него на то были свои причины. А теперь скрытые мотивы отсутствовали. Он не имел ни малейшего желания переспать с Фионой — ему просто хотелось, чтобы ей стало лучше, но он и не догадывался, что для того, чтобы ей стало лучше, вести себя нужно точно так, как если бы он мечтал с ней переспать. Задумываться над тем, что это означает, ему не хотелось.

Он многое узнал о Фионе. Узнал, что на самом деле она не была готова к тому, чтобы стать матерью, и что порой она ненавидит Маркуса так сильно, что это ее беспокоит; узнал, что она переживает из-за своей неспособности к долгим отношениям (Уилл едва удержался, чтобы не вставить, что неспособность к долгим отношениям есть не что иное, как проявление не оцененной по достоинству силы духа, и только у по-настоящему крутых парней все вечно не клеится); узнал, что она была в ужасе от своего прошлого дня рождения, потому что в тот день никуда не ходила и не делала ничего, кроме повседневных дел. Казалось бы, все это по отдельности не так уж и страшно, но ее депрессия была гораздо больше простой суммы всех составляющих. То, с чем ей теперь приходилось жить, изматывало и заставляло видеть мир через серо-зеленую пелену. Еще он узнал, что если бы ее спросили, где это "нечто" гнездится (более невероятного вопроса Уилл и представить не мог, но в этом-то и состояло одно из множества различий между ними), то она ответила бы, что в горле, потому что из-за этого "нечто" она не могла есть и, даже когда она не плакала, ей постоянно казалось, что в горле у нее комок.