Марина Ахмедова - Дневник смертницы. Хадижа Страница 45

— У меня спина есть! — крикнула я.

Он на минуту замолчал, потом опять захохотал, теперь еще громче.

— Что у тебя есть?! — через смех спросил он. — Спина?! Спина у всех есть! — Он посмотрел через плечо и снова захохотал как сумасшедший.

— Иди, да, отсюда, пока я дядю не позвала! — Я выпрыгнула из-за стола. — Сам такой урод, в зеркало на себя никогда не смотрел, еще думает, я тут с ним сейчас разговаривать буду! Еще таким хайванам я телефоны буду раздавать!

Он перестал смеяться, тоже встал и уставился мне в лицо. Аман, какой он был высокий. Как сильно я его любила. Нет! Теперь я его ненавидела, а любила одного Махача!

— Ты в каком селе таким словам научилась? — спросил он.

В этот момент в столовую зашла Сабрина, увидела нас и подбежала ко мне:

— Хадижа, что стало?!

— Пристает ко мне! — крикнула я.

— Кому ты нужна, дурочка? — тихо спросил он, повернулся и пошел из столовой.

Я смотрела на его спину, и мне хотелось броситься на пол, кричать и стучать ногами, как в детстве. Только бабушка больше не придет и не накроет меня своей юбкой. Я теперь живу в другой жизни, а бабушка осталось в прошлой.

— Ты откуда его знаешь? — спросила Сабрина.

— Сам подошел, — ответила я.

— Он сам к тебе подошел?! — удивилась она. — Он никогда ни к кому знакомиться не подходит.

— Ты что, его знаешь?

— Аллах! Его весь университет знает! Ты не знаешь, что в него половина старшекурсниц влюблены!

— Откуда мне знать?! Я такими хайванами не интересуюсь!

— А я считаю, он очень красивый. Он на юридическом учится, на четвертом курсе. Там тоже по нему все с ума сходят. Говорят, он очень богатый. Его отец — генерал.

— Хоть министр! Мне какая разница?!

— Странная ты такая, Хадижа, если бы к любой другой Махач Казибеков подошел, она была бы счастлива.

— Как Махач Казибеков! — закричала я. — Откуда ты про Махача знаешь?! Быстро говори, кто тебе натрепал?!

— Ты точно сегодня какая-то странная. Может, у тебя еще голова кружится? Кто Махача не знает? Махач — самый красивый парень в университете. Правда, друг его, Шамиль, не очень, страшненький такой, я когда сюда шла, в коридоре его видела. Он там стоял дергался, наверное, Махача ждал.

Аллах, скажи мне, что это неправда! Аллах, такого не может быть! Получается, я всю жизнь любила Махача, а он и есть этот красивый парень?! Аллах, ты убить меня хочешь, да?! Получается, Махач встречается с Сакиной и на ней женится, а не на мне! Я всю жизнь его любила! Аллах, зачем ты так со мной поступаешь? Получается, он ко мне подошел просить за своего друга! Аллах, какой ты жестокий! Ты снова у меня отнимаешь! Ты отнимаешь у меня сразу и Махача, и красивого парня! Умереть бы мне! Умереть!

Опять Сабрина заставляет меня делать вещи, которые не понравятся тете.

Я живу как во сне — прихожу на занятия, но не записываю лекции, на переменах сижу в аудитории, больше не выхожу в коридор. О ком мне теперь мечтать? Если бы этот парень не оказался Махачем, я бы быстрее выкинула его из сердца, потому что снова начала бы мечтать о Махаче. Но он и был Махачем. Я постоянно плачу. Я плачу каждую ночь, чтобы тетя не видела, из-за этого у меня утром опухшие глаза и губы. Я почти ничего не ем. Клянусь, я так сильно похудела, что вещи начали на мне висеть как на вешалке.

— Ты не заболела? — каждый день спрашивает меня тетя.

— Из-за сессии волнуюсь, — обманываю я.

— Нашла из-за чего, — говорит тетя. — Дядя же сказал, если проблемы будут, он сам все решит.

— Не решит, Аминат Казиевна не толкается…

Она такая строгая, постоянно унижает братьев Гасановых, они из-за этого перестали на латинский ходить. Я тоже не могу учить все эти латинские слова и склонения, потому что зачем мне? Это мертвый язык. С кем я буду на нем говорить? Все, кто на нем говорил, давно умерли. Ладно еще, легкий был бы. Нет, мало того что мертвый, еще и не запоминается, сколько ни учи. Только Оксана Одинцова в нашей группе учит латинский. Правильно, она же русская, у нее нет дяди, который ей сессию толкнет.

— В ДГУ нет таких, кто не толкается, толкаются все, других не держат, — сказала тетя.

— Тетя, ты же не знаешь ничего. Говорят, в мединституте одного поймали, когда он деньги брал. Он потом хотел повеситься, его с веревки сняли.

— Где бы найти столько веревок, чтобы всех их повесить за одно место, — засмеялась тетя. — Его поймали, потому что он делиться ни с кем не захотел. Не был бы жадный, до сих пор брал бы и жил бы себе спокойно.

Я смогла убедить тетю в том, что переживаю из-за сессии, и она постоянно успокаивает меня тем, что дядя в этом городе всех знает и все может. Но я засыпаю и просыпаюсь со слезами. Все другое в жизни, кроме Махача, меня перестало волновать. Я не хочу учиться, не хочу покупать новые вещи. В один день я осторожно спросила у Сабрины, кто такая Сакина. Оказывается, Сакина — дочка большого прокурора. Многие банкетные залы и рестораны принадлежат им. И не только здесь. Говорят, у них еще много чего за границей. А я кто? Племянница богатой тети. Хотя если сравнивать дядю Вагаба с отцом Сакины, дядя Вагаб — никто. А я по сравнению с Сакиной нищенка, у которой есть одна только норковая шуба. Больше мне в приданое ничего не дадут. И если Махач стал бы выбирать между мной и ей, то зачем ему одна шуба?

Тетя говорит, самое главное — иметь недвижимость, если будет недвижимость, все остальное тоже будет. У нас на курсе есть одна — Елена. У нее отец отсюда, а мать — русская. Отец с ними не живет. У нее недавно умерла бабушка, и она заставила мать продать бабушкину квартиру, чтобы купить норковую шубу. Ее соседка рассказывала матери одной нашей однокурсницы, что эта Елена так на мать кричала, что не будет ходить оборванная на занятия, что весь дом слышал. Клянусь, какая глупая дура. Когда она пришла в этой шубе, все еще в кожанках ходили, потому что было тепло. Говорили — ей не терпится свою шубу показать. А потом, когда та однокурсница разнесла про их проданную квартиру, ее стали каждый день подкалывать. Своими глазами я видела, как она плакала в туалете. Она что, думала, наденет шубу — и все парни ее? Так не бывает. Недвижимость нужна.

Сабрина уговаривала меня поехать в Каспийск к гадалке. Ее тетя там была, и гадалка ей всю правду сказала. У этой тети сын уехал в Россию на заработки, год там работал, а вернулся с пустыми карманами — обворовали его, пока он в поезде назад возвращался. А они копили ему на свадьбу, пришлось свадьбу отложить. Через несколько месяцев он опять поехал в Россию, еще год работал и снова вернулся пустым. Тогда уже его мать начала что-то подозревать. Короче, повезла она его к этой гадалке, а та на него только посмотрела и сказала: «Украли или в автоматы проиграл?» Его мать начала кричать: «Какие еще автоматы?! Мой сын пять раз в день намаз делает, он бы никогда близко к этим автоматам не приблизился! Ни грамма не верю я в это!» А он сидит молчит, потом гадалку спрашивает: «Вы откуда про это знаете?»

Сабрина тоже хочет к ней поехать, потому что Исмаил ее месяц назад обещал украсть, уже время прошло — больше месяца, он даже с трудом на ее эсэмэски отвечает, где он, никто не знает, в городе его никто не видел. Сабрина с ума сходит каждый день. Мы с ней не заговариваем про то, что между ними было, но если он ее не украдет, ей точно позор будет, потому что у нас такой город — у стен бывают уши, и даже все самое тайное через месяц-два становится явным. Короче, мы поедем к этой гадалке. Надо же знать, женится на ней Исмаил или нет.

Тетя если и узнает, ругать сильно не будет — она сама какой пример подает? Месяц прошел, как она Миясатку выгнала, тетя стала плохо себя чувствовать. У нее постоянно прыгало давление, и она целыми днями лежала в темной спальне с завязанной головой. Говорила, у нее мигрень, и мы даже шторы в доме боялись открыть. Потом одна дальняя родственница с дядиной стороны пришла, сказала, что на тетю порчу навели, поэтому она встать не может. Она — эта родственница — еще рассказала, как ее соседка вся опухать в один день начала, ноги у нее стали как тумбы. Она пошла к гадалке, и выяснилось, что ей подарили колготки, на которые порчу навели, чтобы муж от нее освободился. Тетя как услышала, сразу тоже к гадалке побежала. Там ей сказали, что тетя сама знает, кто на нее порчу навел, и еще сказали, что порча — свежая. Мол, пусть распорет подушку, там лежит пучок ниток вперемешку с волосами. Это ей на смерть сделали.

Тетя прибежала домой как сумасшедшая. Она хватала все подушки, вспарывала их ножом, перья залетали ей в рот — в тот день тетя особенно задыхалась и дышала открытым ртом.

— Тетя, не верь, да. Они обманывают все. Оставь подушки, там нет ничего, иди, да, к врачу, если голова болит, — говорила я.

Такой курятник был у нас в доме. Везде перья летали. А убирать кому? Мне убирать.

— Отойди, не мешай, — задыхалась тетя и выплевывала изо рта перья. Они покрыли всю ее грудь и волосы, она стала копия курица.