Евгений Коротких - Черный театр лилипутов Страница 45

— Буду, Женек, буду.

О Стелле мы часто говорили, и всякий раз я вспоминал Валеньку.

— Левшин! Ты собираешься стать руководителем? — поинтересовался я у Витюшки. — Сам же говорил, что презираешь Ирку.

— Говорил… — недоуменно уставился на меня Лев-шин, — и сейчас говорю.

— А что ж ты тогда?

— Не прикидывайся дураком! Почему я должен от денег отказываться? Опущу Иришечку тысяч на… — заулыбался Витюшка, прикидывая в уме на сколько тысяч он раскрутит Ирку. — Да пошлю, родную, куда-нибудь подальше! — махнул беззаботно рукой, так и не назвав суммы.

— Парень, она же хочет купить себе мужа, как когда-то купили ее, и будет об него ноги вытирать!

— Ты просто завидуешь мне! — высокомерно воскликнул Витюшка. — Был бы на моем месте, вел себя точно так же!

Закулисный теперь жил с матерью, но это не помогало. Она не давала денег, и он бежал с раздутым синим лицом к Ирке. Закулисный тихо стучал в дверь и, когда она с презрительным видом ему открывала, стоял, сдерживая дрожь, и, заикаясь, говорил:

— Ир-pa… там-м… ничего не… о-осталось?…

— Для тебя ничего, — издевалась она над ним.

— Ир-pa… я… п-прошу… ну-у…

Один раз он упал в обморок перед дверью, когда она чересчур переусердствовала. Елена Дмитриевна пыталась совестить Ирку за то, что она дает ему деньги и поит водкой.

— Я не хочу, чтобы ваш сын зарезал меня, — зло бросила Ирка, — из-за каких-то двух паршивых червонцев или бутылки водки!

Похмелившись, Закулисный бросался на Ирку с кулаками, но она отработанным ударом наотмашь била ему туфелькой по голове, после чего он валился на пол. Ирка уходила на спектакль и оставляла рядом с ним бутылку водки. Приходила… Закулисный по-прежнему лежал без движений. Потом его уносили к матери.

Елена Дмитриевна все реже и реже стала бывать на спектаклях. Она уже подумывала уехать с Володей в Куралесинск, но как объяснить в филармонии, почему руководителя нет на гастролях; да от ежедневной выручки Закулисная не в силах была отказаться. Она ждала окончания гастролей, чтобы взяться за Володю и спасти семейное дело.

Ни на сцене, ни в гостинице, никто ни с кем старался не разговаривать. Рядовой состав «мойдодыровцев» полностью замкнулся в себе. Коля продолжал петь дифирамбы, покупать цветы и… подарил Ирке дорогие золотые сережки.

— Это мой подарок! — влюбленным голосом воскликнул он. — Отец прислал перевод… Ира! Я люблю тебя!

Ирка, принимая в номере цветы и сережки, вонзила в него насмешливый холодный взгляд.

— Я люблю тебя! — взмахнул Видов руками и упал перед ней на колени, прижимаясь лицом к ее ногам. — Ты сама знаешь, что я всегда мечтал о тебе!

Ирка смотрела на лежащего в двух метрах Закулисного и молчала.

— Коля, — сказала она наконец, отталкивая его коленкой. — Встань, ты не в театре, к тому же ты плохой актер, единственный зритель в этом зале тебе не верит. Давай лучше поговорим о деле. Ты прекрасно знаешь, что я замужем. Когда я стану свободной женщиной, тогда и только тогда мы решим этот вопрос.

— Но когда же? — вставая, попытался поцеловать ее Видов.

Ирка презрительно скривила губы, холодно отстраняясь от него.

— Это… — прошлась она по комнате, выгибая спину, медленно выговаривая слова. — Все…

Ирка вдруг томно упала на широкую кровать, черные длинные волосы рассыпались по небесному атласному покрывалу, и, потянувшись, она подняла с пола сигареты, закурила и с вызовом посмотрела на Видова. На ней были восточные, из тончайшей красной ткани шаровары и немыслимая распашонка с драконами на спине. Коля с волнением смотрел на ее голое гибкое тело. Ирка чуть выгибалась, усмехаясь, поглядывая на Видова, и лениво то сворачивалась в клубочек, то медленно, пуская тоненькую синюю струйку дыма в его сторону, распрямляла длиннющие ноги.

— — Это… — тихо, как бы играя каждым словом, повторила она, — все… зависит… от тебя… Когда?

Видов обернулся и посмотрел на Закулисного, потом с волнением взглянул на Ирку. Она с вызовом смотрела на него горящими зелеными глазами. Коля вздрогнул и вновь со страхом покосился на Закулисного.

— Иди, Коленька, подумай, — мягко сказала Ирка. — Подумай и скажи мне, когда я стану свободной женщиной! Когда?

— Витюшка! — простонала Ирка, когда они остались одни на сцене. — Что же ты мне ничего не подаришь?

— Иришка! — тут же завопил Левшин, целуя ее в жаркие тонкие губы и небрежно прижимая к себе. Мой подарок весь уместится в твоей долговой яме. Давай я подарю тебе чистую тетрадь!

— Все равно отдашь долг, когда приедем, — дрожала она от страсти, впиваясь губами в его губы. Ты все-таки не умеешь вести себя с порядочными женщинами… подари мне хотя бы цветы. Сегодня дам тебе денег… — задыхалась Ирка.

— Я тебе сейчас подарю гораздо больше, — шептал Витюшка, раздевая ее. — Гораздо больше, чем цветы.

— Витюшка… — стонала Ирка. — Ну, не надо… за кого ты меня принимаешь? Сейчас могут зайти… привык со своими шлюхами… Ты меня любишь? — извивалась она под ним.

— Иришка, о чем ты говоришь! — зажимал он ее губы поцелуем.

— Ты мне еще ни разу не сказал, что ты меня любишь!

Она не могла расстаться с Левшиным ни днем ни ночью. Когда Видов за какой-то пустяк замахнулся на Левшина рукой, Ирка, как фурия, вцепилась ногтями в его лицо. У Коли шансов не было почти никаких.

Гoре ни на что не обращал внимания. Он выкуривал пачку за пачкой и неизвестно где бродил ночами. Один раз он пришел с разбитым лицом и распухшими кулаками. Разбудил глубокой ночью швейцара, ввалился к Ирке, и она, глядя на его страшный вид, не пискнув, заняла восемьсот рублей. Утром Горе вернул ей деньги.

Пухарчук боялся показываться Ирке на глаза, а когда волей-неволей натыкался на нее, весь дрожал от страха и начинал морщить носик.

— Чудовище! — со злостью бросала ему Ирка, возненавидя его раз и навсегда. — Иди сюда, — подводила она Женька к зеркалу, — и посмотри на себя! Какой же ты лилипут? Сколько мне еще придется выслушивать из-за тебя от учителей? Ты понимаешь, что позоришь мой удивительный «Мойдодыр»?

Я продолжал бегать на заделку, но уже ни огонька, ни хорошего настроения не было. Ирка кричала на меня, когда я вечером давал данные, грозила разогнать, если в зале будет мало зрителей, хотя сейчас я набивал уже далеко за пятьсот, — и вскоре отвесила мне первую пощечину. Даже Закулисный не позволял себе такого.

— Заступиться? — снисходительно спросил вечером Левшин. — Все равно никуда не уйдешь из филармонии. Кому мы нужны? Могу поговорить с Иркой.

Я вернул пощечину. На этот раз Витюшка меня не простил. Он просто с сожалением посмотрел мне в глаза и даже не закричал. Может, Витюшка хотел что-то сказать, но предпочел расстаться.

— Володя! — рыдала каждое утро Елена Дмитриевна.

— Сынок, ну давай поговорим.

Закулисный зарос, перестал умываться, волосы спутались, изо рта бил фонтан перегара. Он гнойными глазами таращился на мать и не мог выдавить из себя слово.

— Володя! — кричала ему Елена Дмитриевна. — Опомнись! Что ты с собой делаешь? Что ты делаешь со мной? Давай съездим к врачу, вот закончатся гастроли

— и ты снова станешь нормальным. Отвечай, Володя! Ты хочешь, чтобы все было хорошо?

Закулисный начинал трястись еще сильнее, он не понимал, о чем говорила мать, только одно желание мучило его…

— Володя! — ударила она его по щеке. — Ты меня слышишь? Ты умрешь, если не бросишь пить! Что будет с нашим «Мойдодыром»? Что будет с нашим удивительным «Мойдодыром»? Эта гадина… она хочет прибрать его себе! Ты меня слышишь, Володя? Вспомни о своем отце! Эта сволочь хочет забрать наш «Мойдодыр»!

— Дай… — выдавил, стуча зубами, Закулисный, и по его телу пробежала судорога. — Дай…

Елена Дмитриевна бросилась к двери и заперла ее на ключ.

— Ты больше не выйдешь отсюда! — закричала она. — Не пущу!

Маленькая фигурка с короткими кривыми ножками, со сбившейся копной пепельных волос прижалась к двери, и на лице появилась решимость бороться до конца.

— Во имя отца! Во имя своей матери! — восклицала она со слезами на глазах. — Подумай о «Мойдодыре», неужели ты хочешь, чтобы эта дрянь украла наш театр?! Володя, опомнись, что ты делаешь?!

— Дай… — прохрипел Закулисный, дрожащими руками рванув холодильник. — Дай! — затрясся он всем телом, словно слепой, вытянув руки вперед, шатаясь и мелкими шажками приближаясь к матери. — Дай!

— Не пущу! Не ходи к ней! — завизжала Елена Дмитриевна. — Ты умрешь, болван! Что будет с нашим «Мойдодыром»?

— Дай! — отталкивая мать, схватился за дверь.

— Не пущу! — застонала она. — Не пущу-у! Закулисный судорожно схватился за ключ и выпал в

коридор.

— Мой «Мойдодыр»… — закричала ему вдогонку Елена Дмитриевна, — отдать этой… — задыхалась она, — мой театр…

— Ир-pa! Ир-ра! — трясся Закулисный у двери, пиная ее ногой. Но Ирка уже уехала на спектакль, так и не дождавшись супруга. Закулисный, как лунатик, спустился с лестницы, поймал такси и вывалился из него возле Дворца культуры.