Эдуард Лимонов - Палач Страница 46

— Может быть, зайду, — после долгого обдумывания соглашается Яцек. — Только мне от вас ничего не нужно. Моя работа меня устраивает. Я три дня занят, три дня отдыхаю. Деньги мне тоже не нужны. Я не люблю деньги…

— Как хочешь, — не возражает Оскар. — Пока!

Идя вниз по Пятой авеню, Оскар, улыбаясь, вспоминает изречение своего блестящего тезки Оскара Уайльда: «Только один класс думает о деньгах больше, чем богатые. И это — бедные».

Оскар сидит у Наташки в спальне, и они нюхают героин. Торит свеча. Наташка почему-то считает, что нюхать героин менее опасно, чем колоть героин. Наташка боится привыкнуть к героину, героин Наташке нравится. Очень нравится, куда более, чем кокаин…

— Именно поэтому общество и дискредитировало героин, — поучает Наташку Оскар, — что героин самый антисоциальный наркотик из всех, какие существуют. Человек, принявший героин, становится самодостаточным. Лежа на спине и глядя в потолок, он в воображении своем имеет весь мир, и в этом мире уютно. А общество хочет, чтобы он отправился на фабрику и изготовлял нужные всем металлические детали машин.

— Да, — вздыхает Наташка, откидываясь на подушку, — очень уютно. Тепло, приятно и ничего не хочется. Я себя необыкновенно сентиментально сейчас чувствую, Оскар, я тебя очень люблю.

Оскар забирает из слабых и замедленных рук Наташки зеркало и пластиковую трубочку и нюхает опять порошок цвета чуть обожженной солнцем кожи.

— Будь осторожен, О, ты уже вынюхал несколько линий. Куда больше, чем я…

— Мне хочется… Мне просто нужно больше, чем тебе, я здоровее…

— Вот-вот, всем умершим от ОД тоже казалось, что им нужно чуть больше того, что они уже приняли…

— Смерть от героина, говорят, самая легкая. Сердце тихо останавливается. Умираешь мгновенно и безболезненно.

Теперь Оскару тоже хочется лечь. Потому он, как ему кажется, очень медленно перебирается с кресла, на котором сидел, на кровать и, вытащив из-за Наташки одну подушку, опускается на спину рядом с Наташкой.

— Ой, хорошо-то как…

— Хорошо… — вздыхает Наташка.

Они оба молчат, вслушиваясь и всматриваясь в особый, чистый, приветливый и гармоничный мир, в который их погрузил героин. Даже секс как будто не нужен. Оскар искоса посматривает на Наташку.

У русской девушки сейчас очень светлый лик. Умиротворенный, спокойный и чистый лик. Невозможно даже предположить, что это та же самая женщина, которая стонала и рычала, лежа на члене Алена, и извивалась, как червяк, под чудовищным дилдом, которым месил в ее попке Чарли… Спящая тихая красавица, девушка сказки лежит рядом с Оскаром и только время от времени открывает слипшиеся медовые глазки, жмурясь на свечу. Свеча на ночном столике черная, Наташка — декадентка…

— Наташ, — обращается к ней Оскар, слыша красивую пустоту вокруг себя, пустоту, внезапно наполненную русским именем. И опять смотрит на Наташку.

— Что?

— Я люблю тебя…

На глаза Оскара вдруг внезапно надвигается пелена слез. Он представляет себе маленькую, совсем маленькую Наташку, бесприютно бредущую по снегу по улицам их столицы — Москвы, беззащитную перед снегом, холодом и опасностями, подстерегающими маленьких девочек. Как хорошо, как чудесно, думает Оскар умиленно, что Наташка спаслась, выросла и теперь лежит рядом с ним на другой подушке, такая миленькая, и медовая прядка спала ей на глаза. Как чудесно! Оскар шмыгает носом и, привстав на локте, смотрит на Наташку с болезненным умилением.

— Ты что, Оскар? — От взгляда Оскара Наташка медленно открывает глаза. — Ой, ты плачешь… Ты чего плачешь, О? Не плачь…

Сил у Наташки мало, потому она долго тянет руку к волосам Оскара, и, наконец достигнув их, теплая рука ложится на волосы, и Наташка так же медленно поглаживает волосы Оскара.

— Не плачь…

— Я люблю тебя… — всхлипывает Оскар… — Я очень тебя люблю… Ты моя девочка. Как хорошо, что ты есть… — И Оскар, вдруг глубоко и уже не сдерживаясь, плачет, не пряча лица. — О-о-ой! — стонет он.

— Эй, — Наташка как бы очнулась от сна, — чего же ты плачешь, если ты меня любишь? Разве плакать нужно, глупый? Нужно улыбаться…

— Я… Я не знаю как-к…

— Раскрываешь чуть-чуть рот и растягиваешь углы рта в стороны — получается улыбка.

Оскар старается последовать совету Наташки, но углы рта сползают у него вниз — опять в плачущую гримасу, и слезы текут не останавливаясь.

— Ооооо-ой!

— Оскар! — Наташка как будто начинает над ним смеяться. — Ты зальешь слезами всю мою постель. Перестань, глупый!

Оскар глядит неотрывно на Наташку — в джинсах и маленькой тишотке с надписью «Поверти сакс», и ему кажется чудом, как такая тоненькая и нежная Наташка умудряется спасаться в мире, полном страшных каменных зданий и твердых металлических машин. Оскар чувствует, как новая волна теплых слез надвигается ему на глаза, и, когда глаза так щиплет, что уже нет сил сдерживаться дальше, Оскар опять разражается приступом слез…

— О-ооо-ой!

— Эй, — Наташка внезапно привстает с постели, — О, ты перебрал героина, я же тебя предупреждала. Видишь, что происходит.

— Я люблю тебя больше всего на свете… — шепчет Оскар и чувствует, как ему необыкновенно приятно опять сползти в бессилие, слезы, вселюбовь и всепрощение… — Я люблю тебя, ты моя девочка… Моя девочка, — повторяет он, и уже не взрыв, но теплый кисель слез мягко поглощает его и он счастливо хнычет в этом болотце. — Поцелуй меня, бэйби, — просит он Наташку. — Поцелуй…

— Оскар, я буду злиться, перестань сейчас же плакать…

Наташка, немилосердно вытащенная Оскаром из мира ее — Наташкиных — грез, приподымается и садится в постели. Берет сигарету и закуривает. Выпускает дым…

— Но я не могу, — хнычет Оскар. — Не могу остановиться. Мне приятно плакать. Мне очень хочется плакать… Мне стыдно, но я не могу…

— А впрочем, плачь, — вдруг философски решает Наташка в пользу Оскаровых слез, — Все великие люди плакали. Франциск Ассизский тоже плакал… В экстазе…

Получив разрешение, Оскар ревет уже громко и безостановочно, перевалившись только на бок, для того чтобы найти в кровати и целовать Наташкины узенькие ступни, голые ступни, жалко торчащие из джинсов…

— Не могу тебе дозвониться уже несколько дней, Оскар. Таинственные похождения? Любовная история?

— Любовная история… — смеется Оскар. Два дня он провел вместе с Наташкой и ушел только потому, что Наташкин уик-энд все еще принадлежал ее официальному любовнику Джоэлу.

— Во-первых, я хочу сказать тебе спасибо, Оскар. Парти получилось великолепным. Великолепным… Не говоря уже об оргии… — Довольный Стив в трех блоках от Оскара издает в телефонную трубку смущенный гоготок… — Кстати, где ты взял Артура? Я ничего подобного в моей жизни не видел. Присутствие Артура, следует сказать, несколько поперчило наш секс… — Опять гоготок. — Я не представлял себе, что такое возможно…

— Все возможно в великом городе Багдаде — Нью-Йорке. За Артура, Стив, следует благодарить Габриэл, это был ее сюрприз.

— Конфиденциально, ты можешь мне объяснить, как это делается?.. Габриэл Крониадис, без сомнения, могущественная женщина, но труп… Не скажешь же ты, Оскар, что ее люди специально убили молодого человека, чтобы сделать тебе и твоим гостям сюрприз…

— Ну нет, — смеется Оскар. — Я, безусловно, был бы польщен, если бы было так. Нет, Габи просто-напросто взяла труп в рент.

— Труп в рент?

— Если можно взять в рент квартиру, или автомобиль, или Ти-Ви, то почему нельзя взять в рент труп? — Оскар доволен возможностью блеснуть перед Стивом своими знаниями тайного Нью-Йорка. — Я услышал впервые об этом еще лет шесть назад, Стив. Клиенты в «Адонисе» говорили, что за очень большие деньги можно арендовать под оргию специально оборудованное помещение… И одним из аксессуаров, мол, служит свеженький труп…

— Хорошо, но откуда «они» берут труп?

— В госпитале, Стив. Некто умирает вдруг в госпитале, и «они» заимствуют труп из морга всего на несколько часов, обычно ночью, после чего труп водворяется обратно в морг. «Они» — это целая сеть, объединяющая санитаров, служащих моргов, гардов и даже, может быть, докторов больших госпиталей…

— Ой, ой, ой, — пораженно гудит Стив в телефоне, — но могут же остаться следы, знаки того, что труп употребляли… — Он запинается.

— Стив, — Оскар снисходительно улыбается, — ты не станешь ебать труп, и я, признаюсь тебе, никогда не имел такого рода желаний. Для этого нужно быть очень специальным человеком… Обыкновенно «Артуров» употребляют для возбуждения, как аксессуар. Ну, случается, его хлещут кнутом или мастурбируют на него — это все. На мертвом следы порки не видны, и не так много некрофилов разгуливает по миру. В основном же труп стимулирует сексуальность… Ты сам сказал, что присутствие «Артура» поперчило твой секс.