Михаил Веллер - Разбиватель сердец (сборник рассказов) Страница 46

ВИТЕНЬКА. Ты сам говорил, что одна я тебя понимаю!

ОТЕЦ. Женщина понимает мужчину так: глядит ему в рот и восхищенно поддакивает. И он в восторге. А за двадцать лет это надоедает. Этот монотонный моногамный брак: две стареющие лошади в одной упряжке… и обе тоскуют по юности и счастью. И встречается девочка, и изводит жажда быть свободным, счастливым, не верить времени и вернуть молодость, и перестаешь владеть собой, потому что и не хочешь владеть…

ВИТЕНЬКА. Я хочу хотеть того, что хочешь ты. Слышишь?

ОТЕЦ. Всю жизнь я мечтал это услышать. И вот, когда встретил… но как нам здесь, в этом городе, где все всех знают?

ВИТЕНЬКА. Плевать на этот город. Давай уедем!

ОТЕЦ. Куда? Как? Поздновато мне…

ВИТЕНЬКА. До среднестатистического возраста ты вполне успеешь поставить детей на ноги. А я… буду уже старенькой… буду нянчить внуков…

ОТЕЦ. И почему девушек тянет к немолодым мужчинам…

ВИТЕНЬКА. Это немолодых сужчин тянет к девушкам. Правда, молодых тоже. А на самом деле… с тобой интересно, ты умнее, ты личность, понимаешь? С тобой я тоже сразу становлюсь взрослой и значительной: не девчонкой, а дамой, женщиной, полноправной в этой жизни. И становлюсь ею не под пенсию, а еще молодой, красивой. С тобой я защищена, ты крепко стоишь в жизни, с тобой ничего не может случиться.

ОТЕЦ. Меня скоро посадят.

ВИТЕНЬКА. А? Тьфу. Предупреждать же надо. Надолго?

ОТЕЦ. Прокуроры – люди не мелочные. Торопиливость не любят.

ВИТЕНЬКА. Ничего. Бывает. Отсидишь и вернешься ко мне. Я тебя пропишу. Я уже привыкла ждать… Но ловко: все все расхлебывай, а сам дышать в сосновые леса! Так неохота жениться?

ОТЕЦ. когда я женился, до боли не хотел походить на большинство мужей: подкожные рублики на то-се и при случае изменять жене. Но мало кому выпадает удача асю жизнь любить свою жену.

ВИТЕНЬКА. Ну, от жены это тоже зависит.

ОТЕЦ. Кого мне всегда было жалко при разводах – так это детей. Так часто у них после этого жизнь скособчивается.

ВИТЕНЬКА. А нас при не-разводах тебе не жалко! Вранье, одиночество, бесконечные часы до вечера четверга, когда ты приходил… Вздрагивать от телефонных звонков, не показывать слез, – а все все знают. Меня дразнили тобой, а я была счастлива этим. Какая казнь – любить женатого мужчину… делить его с другой. Сходить с ума – ложусь спать и думаю: он сейчас с ней. Ты со мной, а во мне ужас: сейчас уйдешь к ней. Я бы убила ее!

С треском распахивается дверь спальни: МАТЬ.

МАТЬ. Ну хватит! Ах-х ты… Маало ей – убить меня еще!

ВИТЕНЬКА (невинно). Да, а что? Это так естественно.

ОТЕЦ. Ты подслушивала! Ладно… Теперь ты все знаешь.

МАТЬ. Зато ты знаешь еще не все! По-до-жди-ка там минутку (заталкивает отца в дверь спальни и закрывает ее).

ОТЕЦ (из-за двери). Прекрати немедленно! (Дергает дверь.)

МАТЬ (сует в ручку двери ножку стула). Нам надо кое о чем поговорить… по-женски!

ВИТЕНЬКА. Что вы делаете!

МАТЬ (утирает пот). Ничего… через двадцать лет и ты научишься. Ну что? Сверстников тебе мало?

ВИТЕНЬКА (холодно). Мало.

МАТЬ. Так меня возненавидела, что решила породниться?

ВИТЕНЬКА. Да. Стать ближе к предмету своей ненависти.

МАТЬ. Ты понимаешь, что ты ему не пара?

ВИТЕНЬКА. Последний довод ревности. Я любому пара.

МАТЬ. Замуж? Не-ет. В клинику я тебя отправлю, а не замуж!

ВИТЕНЬКА. Если раньше сами в психущку не попадете.

МАТЬ. И ты уверена, что ребенок от него?

ВИТЕНЬКА. Право проигравшей – оскорблять.

МАТЬ. Он через месяц вернется ко мне!

ВИТЕНЬКА. Так что вы волнуетесь? Считайте это отпуском.

МАТЬ. Ты сама его через год бросишь!

ВИТЕНЬКА. Подберут. Мужчины нынче – дефицит.

МАТЬ. Ты… ты наглая распутная девчонка!

ВИТЕНЬКА (взрывается). Какая я девчонка! В двадцать лет светские дамы блистали в салонах! Расцвет женской красоты – с пятнадцати до двадцати! А тут сначала шестнадцатилетних девушек ограждают средневековыми запретами, а потом тридцатилетних женщин лечат от холодности и неврозов! Ах, как нравственна эта мораль! как мудра эта хромая медицина! Природу решил подправить: выдать придуманное за действительное!

МАТЬ. Природу? Ну так рожайте, а не бегайте на аборты!

ВИТЕНЬКА. Да? А вы на них никогда не бегали? А? А дальше что позор? Камень на шее – кто на тебе с нагрузкой женится? Растить безотцовщину? А жить как? – очень на работе любят мать-одиночку, которая только и сидит с больным ребенком!

МАТЬ. Умей отвечать за свои поступки. Вот вырасти его…

ВИТЕНЬКА. За что отвечать – что я нормальный человек? "Вырасти"! Где, как, на что, – вы с луны свалились? Где жилье, необходимые вещи, как одеваться, – ведь именно в молодости денег нужно больше! потому что всего хочется, а ничего нет, надо всем обзаводиться, вставать на ноги! Дайте мне ссуду на двадцать лет – я ведь верну! Дайте кооператив в кредит – я ведь отработаю! Одни разговорчики о высоких моралях; а жизнь есть жизнь! Я бы вышла замуж в семнадцать лет, мы любили друг друга, а ему тоже было семнадцать, и мы были никто, и родители отправили его в институт в Москву, и запудрили мозги, и женили на прописке, и конец. Ведь два года в молодости – как двадцать в старости.

Дверь спальни дергается, стул падает: ОТЕЦ.

ОТЕЦ. Я давно хотел тебе сказать…

МАТЬ. Я сама скажу. Все кончено, Валя. Не прощу никогда.

ОТЕЦ. Все давно кончено, Валя! Я сам тебе не прощу. Ты одна видела меня плохим. Только с тобой я чувствовал, как во мне из каких-то черных глубин поднимается все самое гадкое! о чем и сам не знал.

МАТЬ. Просто одна я знаю тебя по-настоящему. И еще – не могла не сравнивать тебя с тем, другим. А сравнения ты – тц! – не выдержал. Он бросил меня, переступил, как через вещь, и все равно я его любила. И знай: в любой миг, если б он вернулся – я ушла бы к нему.

В дверях прихожей стоит САНТЕХНИК.

САНТЕХНИК. Ну, вот он и вернулся.

МАТЬ (резко оборачивается). Что?!

САНТЕХНИК (подходит, берет ее за плечи). Здравствуй, Валя…

МАТЬ (в полном ошеломлении). Как это…

САНТЕХНИК (быстр, уверен, печален). Я немного изменился, да? Состарился… Хоть голос – тот же? (Что-то шепчет.)

МАТЬ (слабо). Зачем…

ВИТЕНЬКА. Вот это да…

ОТЕЦ (саркастически хохочет). Сантехник! Браво, сантехник! Хозяин жизни! Наших клозетов и жен! Ты заслужил свой рубль. (Кричит.) Я дам тебе сто рублей, только убирайтесь сейчас оба!

САНТЕХНИК. Допрыгался, "хозяин"? А сантехник я такой же, как ты фальшивомонетчик.

МАТЬ (явно теряет чувство реальности). Откуда…

САНТЕХНИК (перебивает). С Чукотки. Я здесь уже полгода. И не знал… а тут… подожди… (Уводит ее в кухню.)

Открывается дверь ребячьей: стоит БОРИС.

БОРИС (без сил). А чтоб вас всех перевернуло и стукнуло.

12. Кухня. МАТЬ, САНТЕХНИК.

МАТЬ. Почему ты ушел тогда? Посчитал, что нельзя жениться на первой любви? "Брак по любви – веселые ночки да черные дни"?

САНТЕХНИК. А! Прав умный человек: "Браки по расчету у нас отсутствуют. Что ты можешь ей дать? Чем твое богатство от ее отличается?"

МАТЬ. Э… Женятся на дочках ректоров и директоров универмагов, на дачах и машинах. На скромных девственницах и престижной внешности, на квартирах и прописках…

САНТЕХНИК. Я женат на лучшей из жен – на свободе. Что бы ты ни получил в браке по расчету – получаешь только раз: деньги кончатся, дача сгорит, машина разобьется – а мымра под боком останется. С хорошей женой сам все наживешь…

МАТЬ. Разве я не была бы тебе хорошей женой?

САНТЕХНИК. Я учился тогда в седьмом классе. И ты снилась мне каждую ночь. Весной отец взял меня на охоту. Утром я проснулся в палатке: ветер сдувал туман с озера, камыш белый от росы, вдали кричат утки… и я понял, что отдам все в жизни за то, чтобы вот так встречать рассветы в незнакомых местах, вдыхать незнакомые запахи, бродить по свету, обретать и бросать снова. Это было как предчувствие судьбы – и самого себя.

МАТЬ. А если я мечтала о том же? И пошла бы за тобой?

САНТЕХНИК. Если б ты могла пойти – то не жила бы сейчас здесь. Ты не могла… ты была другая. Такую я и любил.

МАТЬ. Ты думал только о себе. А меня сделал несчастной.

САНТЕХНИК. Нет. Всю судьбу человек с юности несет в своем характере. как в глубине души он хотел прожить жизнь – так она и складывается. Человек всегда свободен – и в выборе, и в чувствах. Натура продиктовала тебе твою судьбу, а мне – мою.

МАТЬ. Женщина уходит первая, если она поняла, что скоро все кончится. Уходит, пока еще все хорошо, чтоб ничем не омрачать, не зачеркивать то светлое, что было. Но почему уходит в никуда мужчина, когда все хорошо и в его власти?

САНТЕХНИК. Однажды я сидел у тебя вечером зимой: музыка, свеча, уют… и подумал о тех, кто сейчас в тайге, в тундре, варит в снегу чифир, трет щетину на обмороженной роже, считает часы до рассвета, и дни до весны, и километры до жилья, – и тошно стало, что жизнь моя проходит впустую. Настоящего захотелось, крутого, борьбы, горечи; и я понял, что это сильнее моего желания: это моя натура, для такой жизни я создан, и не будет мне счастья и покоя, если проживу иначе, – одна тоска…