Александр Ольшанский - Евангелие от Ивана Страница 46

— Так ведь поэт Иван Где-то воскрес, — осторожно возразил всезнающий Гриша.

— Григорий Палыч, вас ввели в заблуждение, — Варварек неожиданно перешла почти на официальный тон.

— И я его видел на баррикадах Белого дома, — проявил мужскую солидарность министр Около-Бричко.

— Аэроплан Леонидович, уж я бы на вашем месте не выгораживала Лжеивана. Это он, двойник Ивана Где-то, измывался над вами в издательстве многие годы. Иван Где-то был лапушкой, неспособен был муху обидеть. Уж я-то его знаю. Между прочим он мне как-то жаловался на то, что кто-то его постоянно сталкивал с вами, Аэроплан Леонидович.

Варварек была крупной мастерицей интриги: в считанные секунды поставила на место собеседников, более того, предприняла попытку примирить Ивана Где-то и Около-Бричко, настроить рядового генералиссимуса пера против Лжеивана. Однако мастерство это относилось к области женской логики, и поэтому Аэроплан Леонидович, вспомнив свои многолетние издательские мытарства, не спешил испытывать к Ивану Где-то добрые чувства, напротив, они возникали к Лжеивану. Враг твоего врага — твой друг, и он все-таки защитник Белого дома, значит, свой человек.

— А что такого противозаконного совершил этот Лжеиван? — спросил Гриша также почти официально.

— Григорий Палыч! — воскликнула Варварек с удивлением и, столкнувшись с вопиющим фактом мужского пофигизма или недостаточной профессиональной осведомленности, от досады даже шлепнула ладонью по своему пышному бедру. — Я думала, что вы все знаете. Тогда извините меня, мальчики, пожалуйста, что я к вам с незаслуженными упреками, — она наградила собеседников милой улыбкой и ласковым, многообещающим взглядом. — Во-первых, он наверняка убийца моего мужа. Великий поэт, подумать только! — умер от удушья. Лжеиван пробрался в палату и задушил подушкой моего Ванечку, — и крупная слеза ярко сверкнула в ее прекрасных глазах. — У меня на руках есть заключение патологоанатома, где черным по белому написано, что настоящий Иван Где-то умер от асфиксии, но не вызванной сердечной недостаточностью. Астмой он не страдал. Во-вторых, мошенник и убийца похитил тело покойного Ивана Где-то и куда-то его дел, а себя стал выдавать за него, якобы выбравшегося из могилы. В-третьих, это подлая ложь — не мог Ванечка воскреснуть, поскольку я попросила патологоанатома заспиртовать его сердце и отдать мне. В-четвертых, Лжеиван получает незаконно гонорары Ивана Где-то…

— Угрозыску достаточно, — остановил ее словесное фонтанирование Гриша. — Прошу заявление с копиями имеющихся документов на стол. Мне лично.

Аэроплан Леонидович хотел было предостеречь приятеля от скоропалительных выводов. Разве это довод, простите, что Иван Где-то не мог воскреснуть, поскольку его сердце заспиртовали? Он и раньше, если взять отношение редактора и литконсультанта к нему, его творчеству, не отличался сердечностью. Да и вообще кто сейчас с сердцем… Это атавизм, как честь, совесть, достоинство. Кто из преуспевающих ныне, ставших твердо на грабьлевский путь, может, не кривя душой, заявить, что у него имеется сердце? Нет у них сердца, одни лишь сердечно-сосудистые заболевания. К тому же, какие гарантии того, что Варварьку не подсунули орган какого-нибудь бомжа? Да и смерть от удушья — типичная концовка творческого пути в этой стране. При чем тут какой-то Лжеиван? У него это бизнес, так почему же угрозыск должен мешать ему?

Однако высказать все эти соображения он не успел — к ним приблизился Чумейко-Чумайс.

— Кого мы видим? Какие люди! Такие люди — и без охраны? — это была модная среди лимитградского бомонда речовка-приветствие.

— Как это без охраны? — спросила с благосклонной улыбкой Варварек. — Начальник ЛГУРа — это вам не охрана? А федеральный министр со своими братками — тоже вам не охрана? Ах, этот невозможный Анатолий Чукогекович, — и она протянула ему руку для поцелуя.

— А вы знаете, друзья мои, что мы вдвоем с Варварой Степановной являемся авторами метода торговли «ордер на квитанцию», который потом успешно выродился в карточки покупателя? — ударился вдруг Аэроплан Леонидович в воспоминания. — Тогда Варвару Степановну крупно повысили в должности.

— Вот как!? — воскликнул, потирая руки Чумейко-Чумайс. — Нам оригинально думающие люди нужны. Если родится еще какая-нибудь заковыристая мысль в вашей прекрасной головке, непременно поддержим.

— А хотите сходу потрясающее предложение? — загорелась она.

Гриша и Аэроплан Леонидович готовы были разорвать Чумейко-Чумайса за безответственное обещание — придется по его милости слушать какие-то дамские прожекты вместо того, чтобы выпить со знакомыми, особенно влиятельными и потому нужными.

— Мы все — сплошное внимание, — заявил Чумейко-Чумайс, явно издеваясь над ними.

Варварек поначалу понесла ахинею: о том, что каждый перепродавец добавляет стоимость к товару, и эта стоимость, бывает, в несколько раз превышает себестоимость или отпускную цену производителя. Все втроем стали подыскивать повод, как расстаться с Варварьком, однако она вдруг поставила условие Чумейко-Чумайсу:

— Анатолий Чукогекович, обещаете мои предприятия освободить от того, что я сейчас предложу?

— Обещаю, — Чумейко-Чумайс всегда был готов на все и добавил: — Честное капиталистическое…

— Надо ввести налог на эту добавленную стоимость!

— А кто определит, сколько и кто добавил? — спросил Аэроплан Леонидович.

— Какая вам разница: сколько и кто добавил. Главное, чтобы все платили налог на эту добавленную стоимость при покупке товара. А определять величину налога будет правительство.

— Пусть бы платил налог тот, кто добавил эту стоимость, то есть сделал накрутку. Почему кто-то будет накручивать, а кто-то должен платить за это налог? Извините меня, но это чистой воды дамская логика, — с раздражением высказался Гриша.

— Григорий Палыч, я не обижаюсь на вас, хотя бы потому, что вы никогда не ответите на вопрос: а что у нас делается не по дамской логике? Более того, не через известное нижнее место?

— Друзья, — поднял руку Чумейко-Чумайс, прекращая спор. — Я должен вам заметить, что это сильнейший ход. Более того, гениальное предложение: оспорить его невозможно, а понять — тем более. Но платить будут все. Это спасение нашего бюджета. Варвара Степановна, пока я при должности, а буду при ней всегда, ваши предприятия освобождаются от налогов. Более того, вы получите бюджетную дотацию за счет нового налога, назовем его для краткости НДС. Предлагаю выпить за Варвару Степановну, спасительницу бюджета!

Когда они чокались с изобретательницей нового налога, к ним к ним присоединилась Марта Макарьевна. Заговорщицки прищуриваясь и оглядываясь, она вполголоса объявила:

— Мужчины выбирают девушек. А дамы — юношей, — при этом она показала Варварьку глазами на появившихся парней, затянутых в черные фраки.

— А мужчины могут выбирать юношей, а дамы — девушек? — спросил игриво Аэроплан Леонидович.

— Господин министр, у нас все как в цивилизованной Европе! — с гордостью доложила госпожа Коновалова.

— А все-таки мужики — скоты, — с обидой прошипела обойденная их вниманием Варварек.

Глава тридцатая

Такого полного и безраздельного торжества Дьявола и повального осатанения населения, особенно в его руководящей части, Великий Дедка не ожидал. Все, что творилось в стране, напоминало Смуту времен Бориса Годунова, хотя Бобдзедун, как обычно, кочевряжась, заявил, пока в тесном кругу, что он Боб Первый. Если М. Дойчев только оглашал свои сатанинские прожекты, прикрывая их флером заботы о несчастном населении, то банда Бобдзедуна открыто разворовывала страну и грабила население.

Как и требовал Главный Московский Лукавый прежде всего, были отпущены цены. Спекулянты, опережая друг друга, вздули их в сотни и тысячи раз — в считанные недели страна и ее граждане обнищали. Предприятиям нечем было рассчитываться с поставщиками, смежниками, государством и своими работниками. Наступила эпоха обмена продукцией между предприятиями, так называемого бартера, и бесплатного, по существу рабского труда их работников, которым иногда зарплату платили тем, что производили: железобетонные изделия — ими же, уксус — им же, гробы — гробами же…

Поскольку с бартера не взимались налоги, то не на что было содержать армию, в которой офицеры от ежесекундного унижения в печати и электронных средствах массовой информации, безденежья и безнадеги стрелялись, а военнослужащие срочной службы умирали от дистрофии. Когда самые честные офицеры перестрелялись, настала пора мародеров в погонах — без всякого стеснения они торговали оружием, которое попадало в бандитские руки, сбывали за рубеж якобы за бесценок танки, боевые машины пехоты, ракетно-артиллерийские системы, вертолеты и самолеты, боевые корабли. Такую армию стали гнать в шею не только бывшие союзники по Варшавскому договору, но и вчерашние так называемые братские республики по Советскому Союзу.