Терри Сазерн - Снимаем порно Страница 47

Пожилой человек кашлянул и сдавленно хихикнул, ободряюще шлепнув Лесса по спине.

— Самое главное, сын — это только деньги. Так же, как это маленькое ничтожество, не имеющее таланта и сердца, спящее, с кем попало, бродяга экстра-класса, Анжела Стерлинг… только деньги. — Он печально покачал головой, положил руку на плечо сына и продолжал с отцовской доверительностью… — Это не то, что заставляет вертеться наш старый мир, мой мальчик… — и он поднял взгляд на Рысь Леттермана, который все это время сидел, безо всякого выражения, ожидая приговора с терпением рептилии, — верно, Рысь? Только без обиды, я сожалею, что вынужден говорить такие вещи о девушке, с которой, я знаю, вы были очень близки, но…

Он прервался, пожал плечами, его глаза опять наполнились слезами.

— Что тут поделаешь!

Рысь откашлялся, прочистил горло, секунду выждал и сделал свой бросок:

— Что вы можете сделать, мистер Хэррисон? Я скажу вам, что вы можете сделать, вы и ваш сын — в качестве вице-президента, ответственного за производство, и что вам следует сделать, и что вы обязаны сделать… из уважения к огромному большинству держателей акций «Метрополь», которые доверились вам, которые уверены в вас обоих — в вас и вашем сыне — что вы должны сейчас сделать, так это оправдать их доверие! И под этим я подразумеваю, что мы — то есть вы и Лесс, должны убедить Анжи ликвидировать картину… Я выяснил, что она еще не подписала… никакого контракта… никакого разрешения на публикацию… ничего — только паршивое письмо-согласие, которое не задержится в почтовой конторе Тижуаны.

Пока Рысь говорил, глаза его слушателей начали проясняться, затем они застыли, замечательно похожие друг на друга.

— Если вы покажете ей эти картинки, — продолжал он, указывая на слайды с жестом отвращения, — и если вы скажете ей, что она уничтожит себя этим фильмом, а вы лично проследите за этим и за тем, что больше ей никогда не работать, и более того, что вы подадите на нее в суд иск на 12 миллионов долларов. Так вот, если вы это сделаете, к тому же все сказанное здесь правда… я готов поклясться своей задницей, что она уйдет.

24

— Я все думал о «Нечестивом эпизоде», — говорил Тони Борису за ланчем. — Ты помнишь, что упоминал «Монашку и Афериста» или «Проститутку и Священника»? Предположим, мы пойдем по пути священника, но вместо проститутки девчушка будет в каком-то смысле ненормальной, не в сексуальном, конечно, отношении, а в смысле физического уродства, а он все будет хотеть трахнуть ее. Но мы пока этого не знаем, верно? То есть эпизод может открываться вполне традиционным образом — церковь, воскресное утро, он за кафедрой занимается своим делом, она сидит в середине третьего ряда, пристально глядя на него поверх книги с гимнами, — но скромно, так как она в высшей степени респектабельная, здравомыслящая, чистая… Платье до колен, белые перчатки, пасхальный капор, бежевые туфли-лодочки, прозрачные чулки, полный набор пятидесятых, верно? Лифчик, в который подложена вата, и пояс с подвязками, верно? Четверть фунта дезодоранта и шесть унций листерина … очень чистая женщина …тост в честь Великого Безмолвного Большинства, королевы искусных проделок. О'кей, он… кладет на нее глаз… подходит к тому месту, где он сидит после службы… для маленькой «возвышенной беседы», верно?.. Делает первый шаг, выстреливает свой первый залп — и. я думаю, это может стать забавным названием в данном случае: «его воскресный выстрел», ха. Он целует ее большим, мокрым, от всей души и языка поцелуем, и поскольку она тепло отвечает, он решает силой опустить вниз ее руку и дать ей схватить его божественный член, который он имел самонадеянность выставить напоказ во время душевного поцелуя. Естественно, наша героиня страстно желает вкусить этот горячий Пресвитерианский член только что от кафедры, но не прежде, чем она обучит его основным заповедям экзистенционализма, вникаешь? Итак, у «Проповедника Мэлоуна», я подумал, что мы действительно могли бы взять Липса на эту роль, теперь уже спущены брюки, его невоспитанный ослиный член гротескно выступает вперед, преследуя нашу героиню по всей комнате. Наконец, ему удается ее ухватить — и вот тогда, кстати, происходит то, что ты можешь назвать «бегущий диалог». Она говорит ему об «исторической ответственности Церкви» и о том, как «понятие веры служило всего лишь подходящим вместилищем для Человека, желающего уклониться от своей собственной ответственности перед Человеком» и так далее, ты знаешь, выкладывает весь запас Жан-Поля[37], и пока она ему это говорит, он находится в состоянии, которое ты мог бы назвать «горячая погоня», пытаясь завладеть ею, и наконец, снимая с нее всю одежду — все эти чудные доспехи американского среднего класса. Теперь он думает, что получит ее. Но при следующей попытке схватить девушку часть тела отделяется… скажем, волосы, или нога, или грудь…

— Это улет, — сказал Б., — и я в точности знаю, кто это сыграет.

— Пойми, — сказал Тони, — в какой-то момент все становится по-настоящему кошмарно, сюрреалистично, когда оказывается, что все в ней фальшиво. Даже ее дырка — она ненастоящая. Другими словами, это непрерывное раздевание в итоге сводит ее практически к нулю, и в конце концов, от нее не остается ничего НАСТОЯЩЕГО, что можно было бы трахнуть. А посему он напяливает свой белый воротничок и свои брюки и отправляется домой.

— Это весь сюжет?

— Может быть.

— Это сильно, Тони.

— Ну, за это ты и платишь старине Тони, а?

— Сильно… но не очень эротично, Тони.

— Я думал, что тебе нужен здесь некоторый комический финал.

— Да, но… не могла бы она пососать его член или что-нибудь еще? Я имею в виду, помимо забавных сцен?

— «Пососать его член»!? Боже, приятель, в картине и так уже столько сосут, что ее, вероятно, проклянут, как какой-нибудь кошмар гомика-уесоса или что-то в этом духе.

— О'кей, пусть не сосет его член, но… что-то еще. Мы не сможем так вот вдруг сделать какой-то… номер «трех комиков» прямо в середине картины.

Тони был разгневан.

— «Три комика»?! Ты шутишь? Это Бекет[38], черт возьми!

— О'кей, о'кей, но у нас должно быть что-нибудь вразумительное и для непосвященных… более общедоступное… нечто, что было бы близко людям.

— Как насчет этого «анально-языкового» дела, которое ты упоминал? Хм-м… подожди, я знаю, что мы сделаем, мы позволим ей придумать кое-что самой, когда она будет здесь.

— Прекрасно.

После этого они заказали разговор с Малибу: с несравненной Тини Мари.

25

Лишь за час до окончания рабочего времени после долгих сомнений и колебаний (и то только потому, что она не могла вынести, чтобы о ней думали как о «мешанке») — Дэбби, наконец, согласилась попробовать сыграть любовную сцену с Дейвом. По крайней мере, согласилась, что они вместе заберутся под одеяло, обнаженные, и близко прижмутся друг к другу, что они и сделали, и после непродолжительного нервного хихиканья и щекотания друг друга и прочих чудачеств, они уже совсем было решили попробовать это сделать.

— Ну, Дейв, — спросил Борис, — как тебе это?

— По кайфу, — ответил Дейв.

— Дебби?

— Чудесно, — сказала она, — чудесно и тепло, — и она прижалась немного плотнее.

— Я думаю, вот как этому следует произойти, — продолжал Борис. — Полежав там минутку, вы больше уже не чувствуете холода, а начинаете ощущать, знаете ли, сексуальное присутствие друг друга, и тогда ты, Дейв, медленно снимаешь одеяло, чтобы посмотреть на тело Дебби, чего раньше никогда не делал, я имею в виду, умышленно.

— Но разве не предполагается, что в комнате холодно? — поинтересовалась девушка, инстинктивно хватаясь за соломинку.

— С этого момента нет. Помнишь, сцена открывается тем, что вы оба спите под разными одеялами… огонь совсем слабый, в комнате холодно. — Дейв просыпается, дрожит, подкладывает побольше дров в огонь, садится перед ним, съежившись под одеялом… Тогда просыпаешься ты и спрашиваешь его, в чем дело. «Я замерзаю», — говорит он. «И я тоже», — говоришь ты. Он придвигается поближе, по-прежнему дрожа, настоящий озноб, зубы стучат, и все в том же духе. Ты говоришь: «Может быть, нам следует залезть под оба эти одеяла… пока не потеплеет». Так вы и поступаете. Согласен, что немного нечестно, но нужно же избавиться от одеял, ведь мы не можем засунуть камеру под одеяло. Вникаете?

— Вникаем, — сказал Дейв, а затем обратился к Дебби, — о'кей, сестренка?

— Ну, черт… — вздохнула она, — полагаю, да.

— Вокруг холодно, сестренка, — продолжал он, — Насколько медленно снимать одеяло, Б., вот так? — и он спустил его вниз, постепенно раскрывая ее. — Здорово, сестренка, — мягко признал он, — у тебя действительно очень распутное тело. Я думаю, что не устою перед ним.