Ирвин Шоу - Любовь на темной улице (сборник рассказов) Страница 48

Когда они спросили у Мартина, как выглядел этот человек, он привел им свое описание, но и сам был поражен расплывчатостью своих показаний. Он не мог не почувствовать, что полицейские остались им очень недовольны.

— Я уверен, что смог бы его узнать, если бы снова увидел, — пытался убедить их Мартин, — но в его внешности не было ничего особенного, такого, за что можно было бы зацепиться. Я хочу сказать, что у него не было большого шрама на лице, или синяка под глазом, перебитого носа, или чего-то другого в этом роде.

— Сколько ему, по-вашему, лет? — спросил его старший по званию полицейский Мэдден.

— Средних лет, по-моему, сержант, — ответил Мартин. — От тридцати, полагаю, до сорока пяти…

Уиллард улыбнулся, и Мартин заметил, как Мэдден с трудом сдерживает улыбку.

— Вы же понимаете, что я имею в виду. Где-то между, — подтвердил Мартин.

— Не заметили ли вы, какой у него цвет лица, мистер Брэкет? — спросил Мэдден.

— Ну, знаете, при таком свете, да еще в тумане… — Мартин колебался, пытаясь поглубже покопаться в своей памяти. — У него было бледное лицо.

— Он был лысый, — Мэдден делал записи в своей книжке, — или у него на голове была копна волос?

Снова Мартин колебался, не зная, как ответить.

— Мне кажется, у него на голове была какая-то шляпа, — сказал он.

— Какая именно?

Мартин пожал плечами.

— Просто шляпа.

— Может, кепка или картуз, — что скажете? — подсказывал Мэдден.

— Нет, думаю, что нет. Просто шляпа.

— Какого он был телосложения, не скажете? — методично продолжал свой допрос Мэдден, все старательно записывая в книжку. — Высокий, толстый, какой?

Мартин сконфуженно вертел головой.

— Думаю, что не смогу быть вам очень полезным. Он стоял под окном, свет освещал его голову и я… я на самом деле не могу ничего сказать. Он выглядел… ну, если как следует подумать… он выглядел достаточно солидным.

— У вас, сержант, есть какие-то представления о том, кто бы это мог быть? — спросил Уиллард.

Полицейские переглянулись, стараясь оставаться беспристрастными.

— Видите ли, мистер Уиллард, — сказал Мэдден. — Всегда можно встретить одного-двух полуночников, шатающихся в позднее время, в любом городе. Мы проверим. Возле банка сейчас строят новый торговый центр, и там множество строительных рабочих, приехавших из Нью-Хейвена. Всякие встречаются люди, — сказал он, подчеркивая свое недружелюбное отношение к разным чужакам из Нью-Хейвена. Он закрыл записную книжку, засунул ее в карман. — Мы дадим вам знать, если удастся что-то выяснить.

— Я уверен, что смог бы узнать его, если бы увидел снова, — повторил Мартин, пытаясь восстановить свою, как ему показалось, подмоченную репутацию в глазах этих полицейских.

— Если у нас возникнут какие-то идеи, — сказал Мэдден, — то может быть, мы пригласим вас, чтобы вы посмотрели на одного-двух подозрительных лиц.

— Завтра вечером я уезжаю, — сказал Мартин. — Еду во Францию.

Оба полицейских снова многозначительно переглянулись. По их красноречивому виду можно было понять, что они осуждают такое отношение американцев к своему гражданскому долгу. Вначале они становятся свидетелями преступлений, а потом спешно убегают во Францию.

— Ну, — протянул низким тоном Мэдден, и в его голосе что-то не чувствовалось особого оптимизма. — Посмотрим, что можно сделать.

Мартин и Уиллард наблюдали, как полицейская машина, тронувшись с места, поехала назад, к их участку.

— Как просто полицейскому заставить тебя почувствовать собственную вину, — сказал Уиллард. — Просто смешно!

Они вернулись в дом. Уиллард поднял трубку телефона и сообщил Линде, что она может приезжать с детьми, полиция уехала.

Вечером их пригласил к себе на коктейль приятель, потом другой — на обед. Вначале Линда наотрез отказалась — разве может она пойти на вечеринку или на обед, оставив детей одних после того, что случилось накануне? Тогда Уиллард поинтересовался, что она намерена делать, — торчать дома каждый вечер, покуда ее детишкам не исполнится по двадцать лет?

— В любом случае, — утверждал Уиллард, — этот злоумышленник натерпелся такого страха, что теперь будет держаться подальше от их дома и не осмелится снова сунуться сюда, к ним.

Тогда Линда уступила, сказав, что муж прав, но все равно нужно предупредить горничную обо всем.

— Как-то неэтично, — сказала она, — уходить из дома, оставляя горничную в полном неведении. Но, — предупредила Линда, — вполне вероятно, та сразу же соберет свои вещички и уедет. — Она работала у них всего шесть недель, была довольно старенькая и не отличалась особой уравновешенностью. Линда пошла на кухню к горничной, а Уиллард, нервно шагая взад и вперед по гостиной, говорил Мартину:

— Я просто не выношу заниматься поисками новой горничной. У нас с тех пор, как мы сюда переехали, сменилось их пятеро.

Но с кухни Линда вернулась улыбаясь. Она сообщила, что горничная спокойно восприняла эту весть. По-видимому, она не такая беспокойная, как это сначала показалось.

— Она слишком стара, чтобы ее изнасиловали, — сказала Линда, — к тому же она любит детей, по крайней мере, она так говорит.

Уиллард отнес лестницу в гараж и запер его на большой замок. Они убедились, что все ставни тщательно закрыты на крючки изнутри, — в детской, в спальне Линды, в спальне Уилларда, в ванной комнате, расположенной между ними, так как ко всем этим комнатам был открыт доступ с балкона, к которому какой-то злоумышленник ночью приставил лестницу.

На вечеринке с коктейлем, которая как две капли воды была похожа на любую подобную вечеринку с коктейлем в этот субботний вечер повсюду в радиусе ста миль от Нью-Йорка, Уиллард с Линдой все время рассказывали гостям о злоумышленнике, а Мартин давал его описание, снова чувствуя себя неуютно, как и тогда, когда он предстал перед полицейским, — ему казалось, что, будучи неспособным дать точный портрет возможного преступника, он тем самым демонстрирует всем свой низкий интеллектуальный уровень.

«Он надвинул шляпу на глаза, и на его лице не было никакого особенного выражения, и он, по-моему, был бледен, и я обо всем рассказал сержанту, что если внимательно к нему присмотреться…» Когда он так говорил, то чувствовал, что добавляет лишнего к портрету человека, стоявшего за окном этой туманной ночью, что напряженность в его лице — это его новое открытие, выуженное откуда-то из глубин памяти, что, когда он пытался получше вспомнить, какое же на самом деле было у него лицо, оно становилось то простым, расслабленным, то сосредоточенным, то сошедшим с семейного герба, то символическим, превращалось в опасное лицо привидения, глазеющего из темноты мокрого от дождя леса на хрупкую безопасность их пристанища, ограниченного кругом света.

Рассказ Уиллардов о своем ночном непрошеном госте, казалось, встряхнул приглашенных, и из них посыпались разные страшные истории, как из рога изобилия, — о взломщиках, ворах, похитителях детишек.

«…Так вот этот парень вдруг начал в упор глядеть на них из слухового окошка, было лето, оно было открыто, это произошло на Западной Тридцать второй улице, и тогда мой друг быстро забрался по лестнице на крышу и начал гоняться за ним по крышам, а когда мой отважный знакомый загнал его в угол, тот выхватил острый нож, и… пострадавшему пришлось сделать пятикратное переливание крови, прежде чем жизнь его была в безопасности. Само собой разумеется, полиция так и не нашла преступника».

«…Заряженный пистолет сорок пятого калибра. Постоянно рядом со мной под подушкой. В эти дни, когда полно этих чокнутых пацанов. Любого, кто осмелится проникнуть в мой дом, ждет горячий прием, уверяю вас. И думаю, я буду вести огонь только на поражение. Нечего с ними цацкаться…».

«…Дверь — на цепочку и все содержимое из всех ящиков, из всех шкафов вываливается на ковер посередине комнаты. Не знаю, что они сотворили еще, эта компания цветных, но вы можете себе вообразить. Полиция объяснила им, что это довольно распространенная картина, тем более, если они разочарованы в своем улове. Пострадавшие требовали найти виновных. Каково им жить в окружении этих пуэрториканцев?..».

«…Это было давным-давно, когда у него была большая датская псарня, но на следующий день после похищения ребенка Линдберга он продал всех своих собак до единой втридорога…».

Держа в руке стакан, Мартин вежливо прислушивался, с некоторым удивлением осознавая, что все эти солидные, привыкшие к комфорту люди, в их уютной и благопристойной компании, разделяли общий страх, чувствовали все усиливающуюся неловкость, что появившееся внезапно лицо человека за окном Уилларда заставило их всех вспомнить о существовании темных непредсказуемых сил, которые всегда готовы проникнуть откуда-то сверху в их теплые дома, и, несмотря на все их запертые на замок двери, на усилия полиции и на заряженный пистолет сорок пятого калибра под подушкой, они были бессильны перед угрозой, уязвимы перед любым преступным нападением.